вмешаться сама Гера, благоволившая семье Суровых. Но посмотрим. Сейчас нет смысла гадать, что будет в понедельник. Нужно лишь спокойно готовиться к этому для кого-то роковому дню.
Проводив Айлин домой, успокоив ее чем смог, я пошел готовится. Перед обедом позанимался упражнениями из лемурийской боевой техники, сожалея, что до сих пор не обзавелся тряпичным манекеном для отработки ударов. Потом удалился в свою комнату и устроился на полу, в позе удобной для магической практики. Мне показалось, что здесь до сих пор пахнет акацией — тем волшебным ароматом, который принесла с собой Артемида. Я мысленно улыбнулся ей и еще раз поблагодарил за утренний визит.
Особняк Евстафьевых располагался по ту сторону Бобрового затона, в месте живописном, не слишком поменявшимся за последние триста лет со времени начала большого столичного строительства. Небо здесь не заслоняли уходящие ввысь башни, такие как в центре. Особнячки князей Шубиных и Трубецких, графа Орлова и Нагатина остались в том великолепном виде, каком они запечатлены на картинах Всеволода Раевского: с обширными лужайками, сходящими к водной глади, буйными садами и роскошными клумбами. Евстафьеву Евклиду Ивановичу сказочно повезло купить внушительный особняк, принадлежавший ранее роду Крушинских, который, увы, обнищал, и стремительно распродавал все.
Я с мамой добрался сюда к восемнадцати часам, как было назначено. На лужайке перед огромным особняком Евстафьева уже стояло четыре виманы, справа на площадке, примыкавшей к хозяйским постройкам, виднелись роскошные эрмимобили и даже запряженная лошадьми карета. В этих местах, окруженных старинными особняками, пользоваться лошадной каретой, считалось особым шиком. А возле клумб с благоухающими розами неожиданно восстановилась моя память относительно семейства Евстафьевых, которая с заселением в это тело Астерия, дала какой-то сбой. Вдыхая аромат роз, я вспомнил все: и забавные проделки Талии, и ее мачеху, часто улыбавшуюся мне, и самого барона, явно неровно дышащего к моей маме.
Я вошел через парадный вход следом за Еленой Викторовной, сегодня особо элегантной в новом наряде. Ее сразу взял под руку и увлек за собой сам барон Евстафьев. Мне он лишь подмигнул и приветливо улыбнулся, мол, извини малыш, но ты тут сам. Вот так вышло, что я остался в просторном вестибюле с неразговорчивым дворецким и какой-то незнакомой служанкой, которая тут же шмыгнула в приоткрытую дверь.
— А госпожа Талия Евклидовна не подскажите где? — полюбопытствовал я, оказавшись в несколько неловком положении.
— Талия пока занята, — раздался знакомый женский голос.
Я повернулся и увидел ее мачеху — Светлану Ионовну. Ей, как и барону Евстафьеву, было немногим меньше сорока — кажется тридцать семь, но выглядела она заметно моложе. Этакая приятная блондинка с полной грудью, великолепной для своего возраста фигурой и игривой насмешкой в глазах. Мою маму она по ясным причинам не жаловала, а вот со мной всегда общалась охотно.
— Талия принимает ванну, Саш. И это, как всегда, надолго. Она только приехала, еще не успела привести себя в порядок, — пояснила баронесса, подойдя ближе. — Почему не идешь ко всем?
— А куда идти? В тот зал? — я кивнул на приоткрытую дверь, откуда развались голоса и чей-то смех.
— Да, столы там накрыты. Много всего вкусного. Твоя мама, как я понимаю, пошла с моим мужем на веранду? — она намеренно выделила слова «с моим мужем».
Я кивнул.
— Хочешь… — она не договорила: дворецкий открыл входную дверь, впуская шумное семейство Аничевых.
Пару минут длились взаимные приветствия, шутки, потом Светлана Ионовна повернулась ко мне, договорила то, что не успела произнести в момент появления Аничевых:
— Хочешь помочь мне?
— Конечно, Светлана Ионовна. Даже с огромной радостью, — я согласился, понятия не имя, о чем она попросит, но ее общество было приятнее, чем шумные, подвыпившие гости в зале.
Мы поднялись на второй этаж в библиотеку, два простенка в которой занимали высокие книжные шкафы. Ближе к окну стоял длинный диван и стол со стопкой книг.
— Саш, вот эту лестницу нужно поставить сюда. И там наверху… — она подняла голову, поглядывая на ряды книг. — В общем, сначала нужно перенести лестницу. Не хочу трогать слуг, они все заняты.
— Я сам, Светлана Ионовна, — я аккуратно убрал ее руку, давая понять, что уж такая мелочь, как перенести стремянку, пусть и тяжелую, мне вполне по силам.
— Сюда, сюда, вот сюда, — определила место баронесса. — Но все равно придется лезть мне. Ты не найдешь. Держи только!
Она начала подниматься. Хотя стремянка стояла надежно, я усердно держал. Вышло даже так, что прижался щекой к ее голой ноге. Поглядывал вверх на ее розовые, великолепные бедра и тугие ягодицы, обтянутые белыми трусиками.
В Астерии сейчас будто проснулся неискушенный, сгорающий от любопытства мальчишка. Конечно, эти неприличные устремления диктовало мое юное тело, но я не собирался отвергать их — я хотел в эти мгновенья быть мальчишкой.
— Саш, — она глянула на меня сверху, — крепко держи. Я очень дорогая женщина. Меня нельзя ронять пошутила она.
— Не сомневайтесь, вы в самых надежных руках. По крайней мере, самых надежных в этой комнате, — заверил я, наслаждаясь ее великолепием снизу.
И возникла мысль: «Уж не намеренно ли она привлекла меня для этого как бы не совсем своевременного занятия».
Баронесса спустилась вниз с золотистой картонной коробкой, приоткрыла ее — там были старые фотографии и листки исписанной бумаги — и удовлетворенно заключила:
— Вроде то самое, — а потом вдруг спросила. — Саш, почему ты так смотришь на мою грудь?
Я несколько опешил. Ее грудь в самом деле увлекала: крупная, явно тугая, рельефно выступавшая под глубоким декольте — вот как на нее не смотреть? И что я должен был сейчас ответить. Ответил честно:
— Она мне очень нравится. Трудно отвести взгляд, Светлана Ионовна. Вас мое внимание раздражает?
— Ты очень молод, Саш. Ведь я ровесница твоей мамы, — она отложила несколько фото на столешницу и подняла ко мне глаза. — Но мне такое внимание приятно. Значит, еще могу производить впечатление на молодых людей. Наклонись, — она поманила меня пальчиком.
И когда я наклонился над столом, разделявшим нас, баронесса наклонилась тоже и поцеловала меня в губы. Поцелуй вышел коротким, сухим, как следствие некоторых сомнений, удерживавших жену барона Евстафьева. И конечно, она в моем восприятии — восприятии Астерия — была роскошной женщиной. В некоторые эпизоды прежних жизней я любил женщин именно такого возраста: чуть развращенных прожитыми годами, умеющих получать удовольствия и щедро, без стеснений делиться им. Тех самых дам, жадных до пикантных прелестей, жадных от осознания, что молодость вот-вот начнет убегать от них, а значит нужно взять от этой жизни побольше. В то же время я воспринимал баронессу не только умом, но и своим юным телом, которое не желало мириться с моим терпением. Это тело сейчас бунтовало и жаждало. Сейчас мне захотелось подойти к ней сзади, прижаться к ее ягодицам, так, чтобы Светлана Ионовна почувствовала всю силу юной впечатлительности, затем положить ладони на ее груди, крепко сжать их. Но вместо этого я сказал:
— Это очень приятный поцелуй. Жаль, что он такой короткий.
— Вот как? Саш, сегодня ты очень удивляешь. Найди меня, когда в главном зале начнутся танцы, — она с явным любопытством смотрела на меня.
— А можно сейчас еще раз для вдохновения? — я обошел стол и взял ее руку, проявляя вовсе не мальчишескую смелостью.
Она подалась ко мне, прижавшись грудью. Медленно, словно в танце, я обвил ее талию. От этих касаний член решительно дернулся.
— Ох, господин Елецкий!.. — она почувствовала его твердь и принялась с желанием лаская мои губы своими.
И в этот момент… Ну почему даже этот вечер стал продолжением утра? Снова не вовремя распахнутые двери. Снова сюрпризы. Снова все идет не совсем так, как хочется.
Глава 13
На «ржавый париж»!
Дверь распахнулась. В библиотеку ворвалась Талия. Ротик ее приоткрылся, но мигом справился с удивлением, и юная госпожа Евстафьева огласила:
— Саш, я тебя бегаю, ищу!
Она подошла так быстро, что обдало ветерком. Не обращая внимание на мачеху, взяла меня за руку и повела за собой. Уже выйдя за дверь, сказала:
— Зачем тебе эта старая бл*дь? Я тебя вообще-то ждала. Даже ванну нормально
