Надо было бросить это все раньше, но на мне постоянно висела сотня человек с семьями, и время для них было непростое. Пока вертелся на пузе эти семнадцать лет, помнил завет отца – "Не прощу". А вокруг шумел шабаш, уж мне изнутри виднее. Как, не воруя, стать миллионером среди воров, грабящих свой народ? Наказать на какую‑то сумму каждого, пока не соберется миллион. Но они восполняют потери, воруя снова – и тогда зачем все это? Деньги для меня всегда были не средством отплатить миру за нищие детство и молодость, не доказательством успешности своего бренного существования самого‑самого муравья в муравейнике, а квинтэссенцией свободы, но свободен ли я? Или деньги – та же лампа Алладина, и я раб лампы?
Я не понимаю этих людей.
Мне пятьдесят лет. У меня два высших образования и два ордена от государства, которого больше нет, шрамы на ноге и руке, о которых всегда спрашивают, два друга, около двух сотен тысяч долларов остатков на счетах, наследство, оставленное родителями – небольшая квартира в Питере, дача. И их могилы на Южном. У меня все нормально – почему же мне так горько и больно? За бесцельно прожитые годы? За страну, которую у меня отобрали? За мой народ, который я присягал защищать, но не выполнил присяги?
– Петрович! Чего грустный такой и один сидишь? – окликнул вышедший с Юрой во двор дядя Коля. – В философию ударился, на звезды глядючи? Ты, Юра, как такое объяснишь, смотри, звезды крупные, как в Африке. В Африке бывал? Ну! Воздух у меня здесь такой чистый, или сам не пойму. Пойдемте, ребята, прогуляемcя в лесок, и на боковую. Завтра рыбалку вам устрою, кто не проспит. Наша Карелия такое место – рыбалка лучше, чем в Астрахани. Зверь, птица непуганные. Живешь – как и не на земле, просто сказка. Ты, Юра, в инопланетян веришь? Вон, Сергей Петрович, ни во что не верит, сколько ни рассказываю, а у нас уфологи, как медведи бродят, даже чаще, чем они, попадаются – и все что‑то видели. Тут одного на болоте нашел – за снежным человеком погнался, как только не утоп, слава богу, я услышал. Так уходить не хотел, следы замерял, шерсть искал, а какие следы в трясине? Так с выпученными глазами и уехал, не дай бог экспедицию привезет – все перетонут, а потом опять в газетах напишут, что у нас тут людей инопланетяне воруют. Я же один за всеми не услежу.
– А вы, Николай Егорович, снежного человека видели? – вклинился в монолог Юра. – У нас с Сергеем Петровичем в Афгане проводник был, Салим, тот говорил, что видел в горах, не врал, вроде. Серьезный был товарищ, ни разу не подвел, я его потом переспрашивал – сделал вид, что не понимает. Обиделся, может. Наверное, видел.
– Да, Юра, я уже человек пожилой, один в лесу живу, мало ли что привидится. Русалку, например, видел, но ведь скажешь кому – засмеют: сдурел старик без баб на кордоне. Вон, Сергею рассказывал, так и что? А снежного человека, йети, не видел, хоть в молодости и по Южной Америке, и по Африке поездил. И на Тибете был.
Минуту шагали в тишине, потом дядя Коля вздохнул и продолжил:
– Лесной человек тут живет, зимой следов нет, не попадались. А летом, иногда, смазанное движение краем глаза схватишь – и не обязательно в лесу. Вот мы к поляне сейчас выйдем, и на поляне тоже было. И взгляд иногда чувствуешь: до‑олго смотрит, и по часу, и больше. Фигура мелькает человеческая, но точно больше двух метров ростом и кило на двести весом. В грязи и на влажной земле след не оставляет, бережется, а судя по расправляющимся в следах травинкам, покрупнее медведя зверь стоял. Я же его не пугаю, мирно живем, подхожу посмотреть, когда уйдет. И запах не медвежий, легкий такой запах. Я прикармливать пытался, не берет ничего и к дому не подходит. А деревенские боятся, говорят, по ночам в окна смотрит. Может, и так. Вот уфологи эти доморощенные понаедут, перегаром да дымищем на километр от них несет, так еще наушники от плеера себе в уши вставят – ищут они, понимаешь. А зачем его искать – живет человек в лесу, и слава богу.
– А я, дядя Коля, пару раз над Питером неопознанные летающие объекты видел. И Юре показывал, – кивнул я в сторону согласно улыбнувшегося товарища. – Он как раз тогда в отпуск приезжал. Мы в машине сидели, в пробке, на Славе, и НЛО прямо по курсу где‑то в конце Ленинского висел, километрах в пяти от нас и на высоте километра в три.
– Ну, мы с тобой, Сергей, не спецы, – уточнил Юра, – может, действительно атмосферное явление, да и аэродром рядом, но посмотреть было интересно. Читать одно, а видеть… А инопланетяне‑то в ваших местах, Николай Егорович, никак не проявляются?
– Да нет, пожалуй, хотя атмосферных явлений тоже хватает. Деревенские привыкли, а я поначалу, как в девяносто втором сюда перебрался, шугался от этого. Как‑то в туман (ну, там, за лесом, низинка километрах в семи отсюда есть) зашел. Иду прямо, там и пройти‑то метров сто, потом замерял. В общем, с полчаса через эту низинку шел. Так‑то все нормально, но ведь за это время по прямой километра три сделал, не меньше. Потом раз пять в том же году в туман этот входил – и ничего, минуты через три выходишь, как ни плетись. Думаю, заплутал я тогда со страху, городской еще был. Деревенские, кстати, уфологам про огни в лесу лапшу на уши вешают. Ну как же: уфологу и молоко, и яйца, и жить где‑то надо, покуда все не обследует с миноискателем, лозоходец. В общем, всем хорошо: и уфолог при деле, и деревня при деньгах. Такая вот любовь. – дядя Коля улыбнулся и продолжил.
– Ты вот, Юра, про семейство‑то свое расскажи. Нас Петрович познакомил, теперь ездить с ним будешь, а то и один с семьей приезжай. Дочку‑то куда поступать надумал – в Москву или в Европы? Может, лучше для отца‑матери, если в Питере в универ поступит? И Сергей в городе присмотрит, не чужой человек, и ко мне летом, когда в охотку. Вот у тебя отпуск, ты с женой приедешь, и у дочки каникулы, живи – не хочу. На географический я ее поднатаскаю и с языками, а математику, физику – Сергей. Он еще может биологию добавить, слышал – пацаны в доме рассказывали, что в школе по биологии и истории больше всех знал?
– Нет, дядя Коля, это я уже забыл, так – школьное увлечение. А математику, физику, химию в школьном объеме – без проблем. Хотя математику Юра и сам может. Как у тебя Светка на мехмат смотрит?
– Да не знаю, мужики, – пожал плечами Юрка. – С оценками у нее все нормально, но школа в Хабаровске, может, для Москвы да Питера знаний маловато? Сейчас ведь в образовательном процессе каждый дудит в свою дуду. Мы‑то учились по единым нормам для всей страны, разве что в какой маленькой деревне учителя‑предметника не было, замена там какая‑нибудь. У меня отец из сельской школы в Казахстане в Ленинградскую Корабелку без проблем поступил и окончил с красным дипломом. А сейчас новаторство какое‑то пошло, все улучшают. Учебники, по которым два поколения отучилось, все переделали, совсем развалили систему среднего образования. Все зависит от того, какую школу окончил, смогли ли по новым методикам и учебникам тебе арифметику объяснить, или нет. Да и деньги надо на лапу платить за бюджетное место почти как за платное. Я слышал, и у бюджетников денежный конкурс. Совсем страна от жадности с ума сошла. Чтоб этих реформаторов доктора, окончившие платное отделение, лечили. Еще военные училища на платную основу додумаются перевести.
– Такое время, да… Правильно слышал, но тут мы сделаем так. У меня в универе, думаю, сохранилась негласная квота на поступление родственников, как у бывшего доцента. – Николай Егорович на секунду о чем‑то задумался. – С Сергеем Петровичем съезжу в город, пройдусь по знакомым и уточню. Халявы, конечно, не будет, но и валить не станут специально. Поставят оценки, которые заслужит. Я же этой квотой ни разу не пользовался.
– Да мою еще уговорить надо. Слава богу, хоть не в менеджеры‑юристы‑экономисты метит. Просто поветрие какое‑то. Говорит: "Вы в свое время всего сами добились, и я тоже смогу". А не понимает, что в теперешние времена ничего бы мы не добились. Вот ты, Сергей Петрович, если бы родился в начале девяностых и вырос сейчас, что бы делал с твоим‑то характером?
Молчание подзатянулось. Кашлянув и отвернувшись, хотя все равно ничерта уже не было видно, сказал, хоть и не хотелось, честно:
– Воровал бы. Ну, может, спортом занимался… Но вы же знаете: у меня кости тонкие, выше третьего места никогда не поднимался, хоть и к.м.с.[13], техникой брал, да и жалели, не калечили. А сейчас, за деньги, сломали бы руки, и все. Кто бы меня держал в команде?
– У тебя же отец профессор университета, ты чего?
Суда по голосу – Юра явно обалдел.
– Так он умер рано, я же выучиться не успел, а денег не осталось, мать, семью, свой растущий организм кормить. Молодой ведь – девушки, шмоток хочется. Ты же спрашиваешь – если бы это было не тогда, а сейчас? Ну, грузчиком бы пошел, но сколько они теперь получают? На слесаря бы выучился. Или вот в стройотрядах у меня разряды были – плотника и бетонщика. Да, еще сварщик третьего разряда, но это совсем ничего. Я же больше в шабашках работал, а там крутиться надо было. Не до разрядов. А доучиться – откуда бабки? Сам говоришь – характер, что‑нибудь придумал бы, смахинировал. Да какая разница – все равно бы сел. В общем, был бы в дерьме по уши.
