Электрические провода натянулись до отказа. Звук, который они издавали, сопротивляясь, напоминал человеческий вопль. Наконец с оглушительным звоном они лопнули, и телеграфный столб покатился по земле, как спичка.
— Ну вот, — сказал Южный Ветер, весьма довольный собой, — это было нелегко, но мы справились… Что-нибудь ещё?..
— Да, — с трудом выговорил запыхавшийся, изрядно потрёпанный столб, — теперь поставь меня ровно.
— Как скажешь, дружище.
— И прощай.
Буря окончилась также внезапно, как и началась. Пыль улеглась, и сквозь её завесу, быстро рассеивающуюся, вновь показалось солнце. Ветер поднялся над пустыней, принимая в свои объятия встревоженных птиц, баюкая их и покачивая на воздушных волнах. С высоты его полёта пустыня выглядела как прежде. Животные спешили по своим делам, растения стряхивали песок, поднимаясь из земли, как велел им инстинкт, выжившие после катаклизма люди вставали на ноги, чтобы привести в порядок поклажу, разыскать верблюдов и похоронить мертвецов.
Изменился лишь баланс сил. Вглядываясь, вслушиваясь, принюхиваясь, Ветер распознавал новую тенденцию: вначале эти изменения было малозаметными, неосязаемыми, но с течением времени скрытое становилось явным.
Посреди пустыни появилось Нечто Существенное.
И всё, что обычно здесь катится, карабкается, семенит, ходит и ползает, не придерживаясь какого-либо порядка или плана в своих перемещениях, внезапно обрело Направление, будто изнутри невидимого круга кто-то протянул электрические провода — к каждому кустику, каждой пустынной змее, шакалу, орлу или мыши.
Когда далёкие караваны — один за другим — стали сходить с проторенных путей, Ветер понял, что происходит нечто из ряда вон выходящее. Подчиняясь общему движению, он поспешил туда, где всего каких-то пару колов времени оставил торчать из песка рассохшийся телеграфный столб, уже догадываясь о том, что увидит, когда приблизится на расстояние лёгкого дуновения.
Доклад о состоянии письменности в Померании и Мекленбурге
У конунга Магнуса Ладулоса был младший непутёвый сын Альбрехт по прозвищу Свистоплёт, который пятнадцати лет от роду отравил гневливыми виршами дочь Энгельбректа Энгельбректсона, достойного и уважаемого гражданина. За это ему выкололи глаз, но он продолжал вершить тёмное, и пятого года навёл порчу на большое поселение в Померании, исполнив зловредную поэму, отчего семь домов сгорели дотла, у живников полёг скот, хлеб истлел на полях и бабы разродились до времени.
Прослышав о том, Олаф Кальмарский — светлокнижник и схимник — решил избавить эфир от зловеяний, вызвав смерть-поэта на поединок по правилам цехового кодекса. Послушать как лаются знатные виршеносцы собрались граждане Померании и Меклен-бурга, церковные и писчие люди из Дании числом пяти дюжин, а так же сам конунг Магнус Ладулос со свитой и итальянским астрологом Веттием Антиохийским — большим, как говорили, знатоком бранной лирики.
Никто не знает, чем кончилась схватка, поскольку выживших не осталось никого, кроме сказанного итальянского Веттия, но и тот повредился в рассудке настолько, что понять из его слов о происшедшем не сумели ни местные дознаватели, ни римские постулаты, приехавшие за телом Олафа Кальмарского. Тела они не нашли, но увезли в Рим песок и прах с того места, где сошлись поэты.
Тем временем случилась распря за трон, и конунгом установил себя Карл Кнутссон, сумасброд и горлопан из столичных. В поэзии он не понимал ни бельмеса, зато окружил себя бесславными писаками и горемычными виршеплётами из самых недорогих и неумных. Царствование его продолжалось три недели — покуда из Шлезвиг-
Гольштейна не вернулся великий поэт Стен Стуре-старший, бывший там в услужении у Магнуса Бенгтссона в высоком секретном чине, причём поговаривали, что должность его была опричного толка.
На следующее утро после его приезда Карл Кнутссон не проснулся в своей постели, а на прикроватной тумбе нашли страницу со стихами якобы любовного содержания, но было достоверно установлено, что если кто отважится прочесть эти строки на ночь глядя, к утру проглатывает язык и умирает от удушения. Олаф Шёт-конунг сообщил дознавателям, что хитрые деепричастные обороты, которые продолжают крутиться в голове уснувшей жертвы, вызывают необратимую судорогу гортанных мышц, что и приводит к смер-
тельному исходу.
Тут приключилась настоящая война: недели не проходило, чтобы очередной конунг не умирал при необычных обстоятельствах. Честные граждане боялись выйти на улицу. Лавки и трактиры заколачивали ставни — как во время чумы. Дети играли в поэтов — как раньше в солдатов и генералов.
Наконец, узнав о том, что творится на подвластных территориях, Великий понтифик направил в Померанию пять тысяч боевых схимонахов во главе с коадъютором Ананией Мокским, что привело к отлучению и гибели на костре семидесяти великих поэтов и тайному удушению полутора сотен малых поэтов по всей Померании. Конунгом сделался Биргер Ярл, который первым указом запретил писать, кроме как в амбарных и счётных книгах. С тех пор стихоплётство наряду с прочей бесовщиной считается у нас делом противоестественным и карается беспощадно и своевременно.
Жил-был в зоопарке слон по имени Слон. Слон был толст, и никто его не любил: дети его не любили, взрослые его не любили, звери его не любили, и даже директор зоопарка его не любил, несмотря на то, что в договоре о найме чёрным по белому было написано: «ОБЯЗУЮСЬ ЛЮБИТЬ ЗВЕРЕЙ» — и подпись.
Вот однажды вывели слона погулять, — а надо сказать, что, к сожалению, все до единого работники зоопарка терпеть не могли Слона, то и дело они вздыхали и думали про себя: «Просто чёрт знает что, а не слон! Ну разве это слон? Вот раньше были слоны — всем слонам слоны: могучие, стройные. А это что? Размазня какая-то, а не слон!
Тьфу на него!» Тем не менее, вывели они его на прогулку, а что делать — слону, пусть и не самому стройному, тоже гулять положено.
Вот идёт себе Слон по территории зоопарка, идёт и думает: «Ну хорошо, я — толстый». Идёт себе дальше.
Останавливается и думает: «Ну ладно, я — толстый, за это вы меня не любите». Постоял, подумал, только собрался дальше идти, как ему в голову внезапно пришла СПАСИТЕЛЬНАЯ МЫСЛЬ. Она была такая яркая, что Слон зажмурился и чуть не упал.
Тут нужно разъяснить читателям, что СПАСИТЕЛЬНЫЕ МЫСЛИ слонам посылают Слоновые Ангелы. Они выглядят почти так, как вы их себе представили: маленькие розовые слоны с крыльями, но ко всему прочему у каждого по два хобота — левый и правый. Левый хобот нужен Слоновым Ангелам для утешения Достойных слонов, а правый — для наказания просто Непослушных и по-настоящему Плохих слонов.
Как только СПАСИТЕЛЬНАЯ МЫСЛЬ пришла ему в голову, Слон тут же остановился и с размаху уселся на землю.
Так шлёпнулся, что земля задрожала, и все, кто был в этот момент в зоопарке, подумали: «Ага!» А директор подумал дважды: «Ага! Ага!», — потому что земля просто так не дрожит и, наверное, совсем неспроста дрожит земля в зоопарке, за который директор отвечает головой перед вышестоящим начальством. Так что — первый раз он подумал «Ага!» как и все прочие — от неожиданности, а второй раз — по служебной обязанности. Подумав «Ага!
Ага!», директор выскочил из кабинета и как можно быстрее направился в сторону эпицентра зоопаркотрясения.
Увидев Слона, сидящего с немного задумчивым, но очень довольным видом, директор в третий раз подумал: «Ага!» — и тут мысль его совсем застопорилась, как это бывает с неисправной машиной на плохой дороге, поскольку Слон сидел там, где обычно слоны не сидят, сидел на самой что ни на есть проезжей части, и за его широкой спиной и прямо перед толстым его животом выстроились уже две громадных автомобильных очереди. Автомобили гудели как сумасшедшие, а Слон, зажмурившись от удовольствия, тихонько раскачивался на месте, словно кобра под музыку циркового факира.
Работники зоопарка уговаривали слона освободить проезжую часть, но тот, как говорится, и в ус не дул. Уж они его и просили, и требовали, и ругали, и угрожали оставить без обеда, и приводили в пример послушных слонов древности, и стихи читали, и арии пели, и злобно пинали — ничего, абсолютно ничего не помогало. Несколько часов спустя стало ясно, что Слон ВЗБУНТОВАЛСЯ, и для его усмирения придётся вызывать специальное армейское подразделение — оснащенное противослоновой пушкой, которая стреляет слоноусыпляющими снарядами. И к вечеру подразделение прибыло.
А к тому времени произошло много всяких всякостей: а) поскольку все без исключения работники зоопарка были брошены на Усмирение, зверей никто не кормил б) и поэтому звери, особенно хищные, взбесились и бросались на прутья своих клеток в) посетители пугались и расходились по домам г) директор ругал подчиненных, а нескольких даже уволил д) начальство ругало директора и грозило директору увольнением.
