дней непрерывной скачки Чивейн вернулся к ведьме, на её гору. Голова Ястребиного Сердца сгнила и кишела могильными червями. Однако рыцарь всё ещё держал её на весу за длинные чёрные волосы. Летние дожди смыли багрец с доспехов Чивейна. Он блестел, как солнце на склоне горы, когда преподнёс ведьме трофей. Она сплясала на разлагающейся голове Ястребиного Сердца и спела древнюю песнь. Потом ведьма поместила голову в горшок, наполненный жуками, которые объедят гнилую плоть, но оставят череп.
— Тебе удалось, Чивейн. — произнесла ведьма. — Ты заслужил этот прекрасный напиток, прежде чем вновь уйти в объятия смерти. — Она налила ему кубок вина, вина древнего сбора, которое всю жизнь прятала в пещере. Кроме речной воды, это была единственная вещь, что проглотил Чивейн за всё время, что вернулся в царство живых. Он смаковал пьянящие оттенки винного вкуса.
Чивейн снял шлем и залюбовался зелёной долиной. В реке ярко отражался восход. Все тела сожгли или похоронили. Со страны смыли кровь, так же, как она была смыта с его доспеха. Народ Ив вновь отстраивался по берегам реки. Парусные суда везли в долину провиант и рабочих. Там, где стояла лагерем северная орда, теперь осталась лишь груда обугленных костей — следы общего костра. Солнце золотилось летним зноем, небеса голубели и блистали.
— Пришёл срок вернуть тебе вечный покой, — сказала ведьма. — Время вернуть тебя в Страну Смерти.
— Я уже не хочу возвращаться, — ответил Чивейн. — Я предпочту остаться. — Его помолодевшие глаза сверкали.
— Что? — изумилась ведьма. — Откажешься от заслуженного отдыха?
— Ты напомнила мне о прелести жизни, — сказал рыцарь.
— Она есть не во всём, — сказала ведьма. Она шагнула к Чивейну, и он увидел её юной и прекрасной девой. — Я знаю, чего ты жаждешь. Я тоже помню это желание. — Её тёмные глаза сверкали и его сердце трепетало под серебряными латами. Она была прекрасна и ночное небо мерцало в извивах её чёрных волос.
Чивейн подошёл к ней вплотную. — Ты на самом деле эта милая девушка? — спросил он. — Или всего лишь ведьма, укутавшаяся в чары?
— Ты на самом деле живой человек из плоти и крови? — спросила она. — Или дух мертвеца, вызванный скитаться по миру материи?
Чивейн не ответил.
— Это не имеет значения, — молвила она. Она поцеловала его. Он возлёг с ней в пещере, где она держала свои горшки, талисманы и пучки трав. Всё плотское великолепие, которое он позабыл в окостенелой хватке смерти, вся глубина наслаждения делить себя с другим, всем этим она одарила его. Потом они лежали у пещеры и смотрели на подмигивающие им звёзды.
— Через девять месяцев от этого союза у меня родится сын, — сказала ведьма. — Я назову его Чивейном.
Рыцарь посмотрел на неё. — Как такое может быть? — спросил он. — Разве мёртвые могут порождать живых? — Её лицо становилось более старым, более обветшалым. Волшебство её чар пропадало.
— Смерть… жизнь — отвечала она. — И то и другое — ширмы, которые нетрудно отбросить. Или удержать на месте, чтобы затмить истину о том, где мы все обитаем.
— И где же? — спросил он.
— В вечности, — ответила она. Теперь она опять стала старой и морщинистой, её волосы сплелись в сивую паутину.
— Ты не можешь остаться в этом мире, — сказала она. — Ты принадлежишь Стране Смерти. Силой плоти, что мы делили, я приказываю тебе возвращаться. Тотчас же.
Чивейн облачился в серебряные доспехи и оседлал коня. С горы накатывался туман и он въехал туда, оглянувшись один-единственный раз. В последний раз он взглянул на деву. Она махала ему, пока он не исчез из мира живых. Затем лишь горная ведьма осталась стоять у пещеры. Она вытерла набухающие слезами глаза и отправилась спать. Завтра она начнёт готовить пещеру к появлению ребёнка.
Чивейн ехал сквозь туман, пока перед ним не сформировался серый мир Страны Смерти. Руины повергнутых цитаделей и павших городов лежали окрест по всей пыльной равнине. В воздухе плясали и трепетали видения. Безжизненное небо было серебряным и полным мерцающих чёрных звёзд. Впереди высились Великие Врата, где души мёртвых уходят в загробную жизнь.
Перед Вратами стояла могучая фигура. Тень Барейна Ястребиного Сердца подняла свои двойные секиры, впившись в Чивейна взглядом из-под рогатого забрала.
— Я говорил, что встречу тебя здесь, — сказал Ястребиное Сердце. — Теперь мы снова станем биться. Во веки веков.
— Нет, — ответил Чивейн. — Я устал от сражений. — Он снова старел. Его броня и меч покрывались ржавчиной, борода удлинялась и белела. Сила покидала его члены. Рыцарь сполз со своего коня и опёрся на сломанную колонну.
Призрак Ястребиного Сердца топнул по костной пыли, чтобы запорошить его.
— Бейся! — настаивал Ястребиное Сердце. — Ты должен! Или я уничтожу тебя одним ударом этих секир.
Чивейн рассмеялся. — Ты не сможешь убить меня. Я уже мёртв. Как и ты. Сражаться здесь будет бессмысленно.
— Нет! — проревел Властелин Всадников. — Мы будем сражаться снова и снова, всю вечность. Вставай, южный человек! — Он занёс огромные секиры над головой Чивейна.
Чивейн швырнул свой ржавый меч к ногам завоевателя. — Я испытал больше, чем мне причиталось от утех жизни, — сказал он. — Но теперь всё это кончилось. Я желаю лишь покоя. — Он зевнул и откинулся головой на изломанный мрамор.
— Да будет так — промолвил Ястребиное Сердце. Он махнул огромной секирой по дуге, срубив с плеч голову старого рыцаря. Заржавленные кольчужные звенья и кровь разбрызгались в пыли. Ястребиное Сердце высоко поднял голову Чивейна, в насмешку над тем, что герой сделал с ним в мире живых. Он забрался на коня Чивейна и въехал на нём через Врата в Страну Смерти, возглашая о своей победе.
Сразу же за Вратами голова Чивейна расплылась прядями тумана в кулаке Ястребиного Сердца. Властелин Всадников оглянулся назад, сжав опустевшие пальцы, но Врата исчезли в сером тумане. Полчища демонов подкрадывались к нему, привлечённые отзвуками его бахвальства. Он рубил по ним обеими секирами, но не мог прорезать их плоть. Они смеялись и верещали, как обезьяны, пока его лезвия со свистом пролетали сквозь призрачные тела. Демоны вырвали секиры из его рук и утащили его, кричащего и упирающегося к громадной яме, где над колоннами дыма и пламени взлетали вопли проклятых душ. Они приковали Ястребиное Сердце к стене пылающей бездны и приступили к первому из бесконечных мучений.
Мысли Чивейна колыхались на ветру, словно цветы лотоса. Он помнил удар огромной секиры и ничего больше. Он слышал гудение небесных токов, что текут между мирами. Рассеянные мысли, будто мотыльки, слетались к крошечному и неколебимому пламени, золотой точке солнца в бесплодной пустоте. Великое спокойствие снизошло на
