— Тибби?
Она понимала, что, в конце концов, ей придется ответить.
— Я уже ела.
— Ну, все равно, посидишь с нами, — звал отец.
Это звучало как предложение. Она решила, что может от него отказаться, и закрыла дверь. Через несколько секунд Ники начнет швыряться горохом, а Катрина фонтаном будет отрыгивать — такой уж у младенцев рефлекс, — и родители, скорее всего, забудут о Тибби, нелюдимой девочке-подростке.
Она потрогала волосы: жирные не только на макушке, но по всей длине. Наволочка, наверное, блестит, как намазанная маслом.
— Тибби, дорогая!
Отец все еще был здесь. Да, отделаться не так-то просто.
— Я спущусь к десерту! — прокричала она. Есть надежда, что к тому времени о ней забудут.
Семь часов. Можно посмотреть игры, а потом начнется развлекательный канал WB, на котором программы идут до десяти и не имеют ничего общего с реальной жизнью. Потом начнутся передачи о рок-группах, солисты которых умерли от передозировки наркотиков задолго до рождения Тибби. Под них она хорошо засыпала.
Раздался телефонный звонок. Во время первой маминой беременности Тибби выделили отдельную телефонную линию. Когда мама была беременная Катриной, Тибби получила новый телевизор. Если телефон зазвонил здесь, она знала, что звонят ей. Тибби с головой накрылась одеялом.
Когда Тибби была на кухне, и ей хотелось, чтобы Кармен перезвонила, автоответчик включался через три секунды. Но когда она находилась рядом с телефоном, проклятое устройство жутко тормозило. Наконец в телефоне что-то сработало.
— Алло, Тибби! Это Бейли.
Тибби замерла.
— Мой номер пять — пять — пять — сорок шесть — сорок восемь. Позвони мне, ладно? — Тибби трясло под одеялом. Очень хотелось спать.
Бриджит долго и тщательно одевалась для финальной игры. Остальные девочки украсили майки изображениями своей родной команды. Если бы у Бриджит осталась хоть капля энергии, она бы тоже с удовольствием наклеила картинку.
Обе команды повесили на воротах транспаранты. Бриджит знала, что сильно похудела, даже бутсы спадали. Ее энергия требовала постоянной подпитки. Но разве стопы могут похудеть?
— Бриджит, где ты была? — встретила ее Молли.
Бриджит слышала, что утром был неофициальный сбор.
— Отдыхала перед большой игрой, — не растерялась она.
Молли была достаточно толстокожей, чтобы уловить какие-то новые интонации в ее голосе, а Бриджит это было только на руку.
— Ладно, «Такое», — сказала Молли. — Для вас это будет напряженная игра. «Лос Кокос» на подъеме. Вы видели, как они вчера разгромили противника. Нужно полностью выложиться, чтобы победить их.
Бриджит подумала, что никогда не будет говорить слово «выложиться».
Молли многозначительно посмотрела на Бриджит:
— Сегодня ты в форме, Би? Это твой день. Действуй на полную катушку.
Остальные игроки приветственно заулюлюкали. Бриджит молчала. До сих пор ее ставили в защиту. Ставили на ворота. Молли просто из себя выходила, когда Бриджит вела мяч больше двух ярдов.
— Не уверена, что помню, как это делается, — пробормотала она.
С первого же момента Бриджит повела игру слишком вяло. Она экспериментировала. Она не побежала за мячом. Когда ей передали пас, она просто оттолкнула мяч. Команда пришла в замешательство. Они привыкли строить игру, опираясь на энергию Бриджит. За пять минут «Лос Кокос» забили им два мяча.
Молли попросила у рефери разрешения и собрала команду. Она посмотрела на Бриджит так, как будто та была с другой планеты:
— Бриджит, соберись! Играй! Что с тобой? Ну же!
В тот момент Бриджит почувствовала настоящую ненависть к Молли. Для нее не существовало авторитетов.
— Ты дергала меня, когда я была в ударе. А сегодня я не в форме. Извини.
Молли накинулась на нее, как разъяренная тигрица:
— Ты что, мстишь?
— А что делала ты?
— Я тренер, черт возьми! Я пыталась сделать из тебя, соплячки, настоящего игрока.
— Я и так настоящий игрок, — ответила Бриджит и, спотыкаясь, ушла с поля.
* * *
Что толку в том, что ты громко говоришь, раз я тебя не слышу.
Ральф Уольдо Эммерсон
Сначала Тибби достала орешки «Энтеманна», обсыпанные крошками, но крошки напоминали ей о грызунах: они так любят хлебный мякиш. Она бегом вернулась на кухню и швырнула коробку обратно в шкафчик.
Потом она подумала о мороженом, но ей не хотелось даже близко подходить к холодильнику. Тогда она взяла упаковку с фруктовыми мармеладными динозавриками — любимым лакомством Ники — и вернулась наверх. Тибби, как завороженная, смотрела шоу Рикки Лейк, при этом машинально сжевала восемь ярких динозавров, забросав пол серебристыми обертками.
Под Джерри Спрингера она выпила два литра имбирного лимонада, после этого разглядывала фотографии и полазила по Интернету.
Прошла уже большая часть телевизионной оперы, когда зазвонил телефон. Она прибавила звук: жаль было пропускать хотя бы одну арию. Опера была очень душевной.
Но, как она ни старалась, до нее долетели слова с автоответчика:
— О, Тибби! Это Робин Граффсман, мама Бейли. — Продолжительная пауза. — Ты не могла бы перезвонить или прийти сюда? Номер телефона пять — пять — пять — сорок шесть — сорок восемь. Комната четыреста сорок восемь. Четвертый этаж, налево от эскалатора. Бейли будет очень рада тебя видеть.
Тибби почувствовала, как боль снова заполняет грудь. Да, сердце явно не в порядке. Боль начала пульсировать в виске. У нее был сердечный приступ и аневризма аорты одновременно.
Она взглянула на пустую коробку Мими. Ей захотелось зарыться в пушистую подстилку из опилок, вдохнуть солоноватый запах свинки и заснуть. И умереть во сне. Казалось, что это так просто.
Кармен набрала номер. Она собиралась повесить трубку, если услышит женский голос, но сдержалась!
— Лидия, это Кармен. Я хочу поговорить с папой.
— Конечно, — поспешно ответила Лидия.
И как это Кармен могло прийти в голову, что Лидия ответит ей грубостью?
Папа подошел к телефону очень быстро.
— Алло? — В его голосе слышалась радость и затаенное беспокойство.
— Папа, это Кармен.
— Я узнал. Молодец, что позвонила. — Похоже, он и впрямь был рад. — Я получил посылку. И оценил твое намерение.
— Ох… ну хорошо, — сказала Кармен.
Первый раз за долгое время она чувствовала себя комфортно. Теперь можно извиниться. Теперь отец ее услышит. Через несколько минут все встанет на свои места. Жизнь продолжается.
И все-таки очень трудно было произнести:
— Папа, мне нужно тебе кое-что сказать. Кармен почувствовала, как напряжение на том конце трубки возрастает. Или это передалось ее напряжение?
— Я слушаю.
«Ну давай, давай, — подбадривала она себя. — Не отступай!»
— Я на тебя обижена, — запинаясь, произнесла девочка.
Теперь она могла помолчать и перевести дух. От волнения Кармен откусила кусочек кожи на большом пальце.
— Я расстроилась, понимаешь? Надеялась, что мы вместе проведем лето, только ты и я. Лучше бы ты заранее предупредил меня, что там будет семья Лидии. — Голос ее предательски задрожал.
— Кармен, мне так жаль. Теперь я понимаю, что должен был предупредить тебя. Это моя ошибка. Мне правда так жаль…
Отец явно считал разговор законченным и хотел закрыть тему. Прижечь рану, чтобы она больше не кровоточила.
Но дочь не собиралась сдаваться.
— Это еще не все, — заявила она.
Он ждал.
Кармен несколько раз глубоко вздохнула, чтобы голос не дрожал.
— Ты решил завести новую семью, а я для нее совсем не подхожу. — Она говорила хрипловато и едва слышно. — У тебя теперь есть другие дети, а как же я?
Тут она сбилась с мысли и дальше уже говорила все подряд. Чувства опережали слова.
— Как же быть со мной и с мамой?
Голос от волнения прерывался. Из глаз ручьем потекли слезы. Кармен было не важно, слушает он ее или нет, она продолжала:
— Почему прежняя семья тебя не устраивала? Зачем ты мне обещал, что никогда меня не оставишь? — Она перевела дыхание и на мгновение замолчала. — Зачем ты говорил, что мы понимаем друг друга, когда мы совсем не понимали?
Кармен уже не стеснялась своих рыданий. Ее голос тонул в судорожных всхлипах. Отец, наверное, даже не понимал, что она говорит.
— Почему Пол каждый месяц ездит к своему пьянице-отцу, а мы видимся только два или три раза в год? Я же ничего плохого не сделала, ведь правда?
Кармен замолчала и теперь только плакала, может быть, плакала долго — она не замечала времени. Он все еще слушает?
Она прижала трубку плотнее к уху и прислушалась. Приглушенные рыдания…
— Кармен, — сказал он наконец, — мне так жаль.
Она решила, что ему можно поверить, ведь впервые в жизни он плакал вместе с ней.
