совсем иначе.
Прислушайтесь к его вопросу: «Ты ли царь Иудейский?». Если бы мы были там в тот день, то могли бы знать, каким
тоном он произнес эти слова. Была ли в них издевка? (Ты что же, царь?) Любопытство? (Кто же ты?) Искренность?
(Действительно ли ты тот, кем себя называешь?)
Мы можем спросить, почему Пилат задал Ему этот вопрос. Христос спросил прокуратора об этом:«.. .от себя ли ты
говоришь это или другие сказали тебе о Мне?»2.
Христос хочет знать, почему Пилат задает этот вопрос. Что, если бы Пилат ответил Ему: «Я сам спрашиваю Тебя об
этом. Я хочу знать, действительно хочу знать: на самом ли деле Ты — царь?»
Если бы он спросил, Иисус ответил бы ему. Если бы он спросил, Иисус освободил бы его. Но Пилат не хотел знать. Он
повернулся к Иисусу спиной и бросил через плечо: «Я не иудей». Пилат не спросил, поэтому Иисус и не сказал ему.
Пилат колеблется. Он — как щенок, которого зовут одновременно два человека. Он делает шаг к одному, останавливается, поворачивается к другому и делает шаг уже в его сторону. Четыре раза он пытается освободить Иисуса, и
четыре раза его вынуждают отступить от этого намерения. Он пытается освободить Его, но люди избирают Варавву. Он
посылает Пленника на бичевание, но люди настаивают на том, чтобы Он был распят. Он заявляет, что не нашел в этом
Человеке никакой вины, но толпа кричит, что Пилат тем самым нарушает закон. Пилат, опасаясь того, что Иисус в
действительности может быть тем, за кого Себя выдает, пытается освободить Его еще раз, но иудеи обвиняют его в том, что он предает кесаря.
Так много голосов. Голос компромисса. Голос выгоды. Голос политики. Голос совести.
И негромкий, твердый голос Христа: «...ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было дано тебе
свыше...»3.
Голос Христа выделяется среди множества иных. Этот голос не спутаешь ни с каким другим. Он не льстит, не умоляет.
Он просто говорит истину.
Пилат думал, ему удастся избежать необходимости делать выбор. Он омыл руки. Он залез на забор и устроился там.
Но, решив не выбирать, Пилат тем самым сделал свой выбор.
Вместо того, чтобы попросить о Божьей милости, он попросил принести воды, чтобы омыть руки. Вместо того, чтобы
попросить Иисуса остаться, он отправил Его на распятие. Вместо того, чтобы послушаться голоса Христа, он послушался
голоса народа.
Существует предание, что жена Пилата уверовала во Христа. И еще существует предание, что вечной обителью Пилата
стало горное озеро, у которого он появляется каждый день и вновь и вновь погружает руки в воду, ища прощения. Он
пытается смыть в водах озера свою вину—не то зло, которое сделал, а то милосердие, которого не оказал.
Глава 24
ВЕЛИЧАЙШЕЕ ИЗ ЧУДЕС
Проходящие же злословили Его, кивая головами своими и говоря: Разрушающий храм и в три дня Созидающий! спаси Себя Самого;
если Ты Сын Божий, сойди с креста.
Мф. 27:39-40
Забавно, что Пасха часто совпадает по времени со сроками, установленными для подачи налоговых деклараций.
Двумя главными событиями недели в таких случаях становятся подготовка пасхальной проповеди и уплата налогов.
Заранее извиняясь перед налоговой инспекцией, должен заметить, что одно из этих занятий кажется в высшей
степени возвышенным, а другое — весьма приземленным. Казалось бы, только что я находился на Голгофе, а мгновение
спустя вынужден копаться в счетах. Час благоговения сменяется часом рутины. Один заставлял меня думать о том, как Бог
искупил нас, заплатив за наши грехи, следующий — какие счета мне придется оплачивать самому. (Несмотря на это, оба
занятия вызывают во мне чувство благодарности; первое — за моего Господа, а второе — за льготы по налогообложению.) На второй день такой смешанной деятельности меня озарило. Как гармонично одно сочетается с другим! Именно в
такие дни и нужно размышлять о жертве, которую принес Бог. Ведь если Крест не будет иметь значения в повседневной
жизни, он вообще не будет иметь никакого смысла.
Вот она — красота Креста. Все произошло в самый обычный день. Обыкновенные люди из плоти и крови. Иисус —
тоже из плоти и крови.
Из всех дней, когда Христос мог продемонстрировать Свою силу, последняя неделя Его жизни была самой
подходящей. Несколько тысяч лепешек или несколько десятков исцелений могли бы создать Ему замечательную
репутацию. А еще лучше было бы лишить фарисеев дара речи — это значительно облегчило бы Ему жизнь.
Давай же, Иисус, действуй! Не просто очищай храм от торговцев — подними все здание на воздух и перенеси его в
Иерихон. Когда первосвященники начнут недовольно ворчать — устрой им дождь из лягушек. А когда будешь говорить о
последних временах — раздели небосвод надвое и покажи всем, что Ты имеешь в виду.
Вот самая подходящая неделя для чудес! Настал час показать всем нечто невообразимое. Пусть все онемеют, заставь
их прикусить язык, Иисус!
Но Он не делает этого. Ни в Иерусалиме. Ни в горнице, в которой Он и ученики собрались на Последнюю вечерю. Ни
на кресте.
Во многих отношениях эта неделя была похожа на другие. Да, конечно же, это праздничная неделя, но празднуется
Пасха, а не приход Иисуса. Толпы заполонили улицы города, но вовсе не для того, чтобы выйти навстречу Мессии.
Два чуда, совершенных Христом, не должны были привлечь к себе всеобщего внимания. Высохшая смоковница
послужила хорошей иллюстрацией к словам Иисуса, но о случившемся узнали немногие. Исцеленное ухо в Гефсиманском
саду стало проявлением милости, но друзей Ему не добавило.
Христос не являл Свою силу.
Эта неделя была совершенно обычной.
Обычная неделя: нетерпеливые мамочки по-прежнему одевали своих детей, отцы спешили на работу. Обычная
неделя, заполненная обычными делами: мытьем посуды и подметанием полов.
Ничто в природе не указывает на то, что неделя эта чем-то отличается от любой другой в прошлом или будущем.
Солнце встает на востоке и заходит на западе. Облака плывут по небу над Иудеей. Трава зеленеет и колышется на ветру.
Природе предстоит еще застонать до наступления воскресенья. Скалы сдвинутся со своих мест. Небо потемнеет, укрывшись трауром, прежде чем наступит воскресенье. Но ни понедельник, ни вторник со средой и четвергом не дают ни
малейшего основания что-либо заподозрить.
Ничто в людях также не указывало на приближающиеся события. Для большинства из них эта неделя была временем
ожидания предстоящего праздника. Нужно было купить продукты. Нужно было убрать дома. И в лицах людей не было
ничего особенного, потому что ничего особенного не предвиделось.
Можно было бы предположить, что ученики догадывались о чем-то, но нет — и они ничего не подозревали. Как бы вы
ни пытались добиться у них ответа, они ничего вам не сказали бы. Они просто ни о чем не знали. Одно они могли бы
заметить: Его глаза, в которых появилась какая-то особая сосредоточенность, какая-то решимость, но... никто из них не
смог бы с уверенностью сказать, на что именно Он решился.
Если бы кто-то сказал им, что еще до захода солнца в пятницу вечером у них не останется никакой надежды, они бы
ему не поверили. Если бы кто-то попробовал намекнуть им, что в четверг ночью совершится предательство и отречение, они подняли бы этого человека на смех.
«Кто угодно, только не мы!» — будут клясться они.
Для них эта неделя — лишь одна из многих. Ученики не подозревают о том, что произойдет.
Но, что важнее всего, Христос тоже ничем не выдает этого. Вода не превращается в вино, ослик не обретает дара
речи, мертвецы остаются лежать в своих могилах, а те, кто был слеп в понедельник, остаются слепыми и в пятницу.
Можно было бы ожидать, что в такую неделю небеса разверзнутся и раздастся трубный глас. Можно было бы
предположить, что ангелы соберут народы всего мира в Иерусалим, чтобы они стали свидетелями происходящего. Можно
было бы надеяться, что Бог Сам сойдет с небес, чтобы благословить Своего Сына.
Но Он не делает этого. Он скрывает сверхъестественное под покровом обыденного. Предстоящая неделя кажется
вполне предсказуемой — заполненной делами, стряпней и орущими детьми.
Возможно, эти семь дней во многом напоминают вам одну из недель вашей жизни. Вряд ли с вами произошло что-то
из ряда вон выходящее. Никаких особых новостей: ни слишком радостных, ни слишком ужасных. Ни землетрясений, ни
торнадо. Обычная семидневка с обычными заботами, житейскими проблемами и очередями в кассу.
