парень суровый и готов на любой беспредел ради правдивых ответов, пришлось чувствительно надавить ему стволом нагана на глаз. Ломать лицевые кости клиента и суставы конечностей было нельзя. Причин на то была масса. Жилплощадь, в которой мы находились, была моя и это раз! И подельник его где-то тут трётся совсем рядом. Кстати, не исключено, что в эту самую минуту он томно дышит в замочную скважину по ту сторону входной двери. Внимательно прислушиваясь к происходящему в квартире. Это два. Были еще и три, и четыре. Но в одном я был уверен. Эти ребята пасли меня самостийно, то есть, не в интересах государства, а на общественных началах. Сто за сто, но можно не сомневаться, что они ни разу не «седьмой цех» УВД и, тем паче, комитетчиков. Тех и других я бы так легко не срисовал.
Пока мой «язык» морщился от глазной боли и делал вид, что только-только начал приходить в себя, я левой рукой принялся обыскивать его карманы.
Оружия у подрабатывающего частным сыском милиционера при себе не было. Но зато были наручники, которыми я и сковал ему руки для пущей надёжности. Предварительно скрутив с них проволочное кольцо с ключиком. Помимо кандалов, нашелся потёртый бумажник, в котором кроме нескольких купюр разного достоинства оказалась моя фотография. Точно такая же, как и та, которую я обнаружил у ныне покойного Лунёва. Это обстоятельство меня чрезмерно расстроило и я еще раз ткнул старшего по званию кулаком под рёбра.
— Говорить будешь? — поинтересовался я у глухо застонавшего оборотня, — Так-то я особо не настаиваю и ты можешь молчать. Но тогда мне придётся тебя прямо сейчас удавить и все дальнейшие разговоры вести с твоим подельником! Что скажешь?
Капитан закивал головой, выражая свою полную лояльность.
Взяв «наган» поухватистей, чтобы было удобней использовать его для удара, я отвёл руку, демонстрируя замах. А левой освободил рот собеседника.
— Шуметь будешь, я тебе сразу же голову проломлю! — равнодушно пообещал я ему. — Понял меня, паскуда?
— Понял! — отплёвываясь, прохрипел доморощенный филер, — Ты чего, гадёныш, устроил⁈ Я сотрудник уголовного розыска! Быстро развяжи мне руки!
Бутафорил капитан вполне натурально, но голоса не повышал и всё время косился на на мою правую руку с револьвером. Из чего я сделал вывод, что духовитость его я пока не переломил и, что ситуацию он всё же пытается как-то контролировать. И еще я понял, что дополнительных физических воздействий на свой организм он не жаждет. Это вполне естественное желание моего коллеги мне очень понравилось. Похоже, что еще немного и мы придём к нужному мне консенсусу.
Пришлось снова заткнуть капитанский рот прежним способом. После чего я встал и несколько раз пнул пленника по рёбрам. Стараясь попадать ближе к спине, чтобы не порушить рёбра и не усложнить для себя ситуацию. Он замычал и, спасая бока от моей агрессии, завалился на левую сторону, приняв позу эмбриона. Это была его очередная и очень болезненная ошибка. Вроде бы профессионал, а ведёт себя, как школьник-хорошист. Видимо давно не месили ногами этого товарища. Что ж, делать нечего и мне пришлось засадить носок своего ботинка чуть ниже задницы лишенца.
Видит бог, не я всё это начал. И потому все принципы человеколюбия и гуманизма я оставил за скобками нашего общения. Мне хотелось определённых знаний и я был настроен их получить. Даже если мне придётся сейчас забрать половину здоровья у данного носителя нужной мне информации. Брать в плен еще и второго топтуна было бы хлопотно. К тому же вовсе не факт, что он окажется сговорчивей этого упыря.
— Поговорим? — опять присел я на корточки над жалобно мычащим недругом.
И он снова закивал мне, стараясь убедить меня в своей готовности к конструктивному диалогу. А я в очередной раз освободил его вещательный аппарат от ветоши.
— Но имей в виду, ветеран, если снова начнёшь дурака валять, я тебя забью насмерть! Ты даже не сомневайся! Спутаю тебе ноги, чтобы не брыкался и забью. И пойду пытать твоего кореша! — не устыдился я беспардонного блефа. — Или ты мне не веришь?
— Верю! С тебя станется! — угрюмо буркнул капитан, — Видел я того жмура, которого ты в камере как кабана заколол. Зверь ты, Корнеев! Сядешь ты!
После этих слов я вспомнил этого мужика. Его я видел в ИВС. Давно видел, еще когда работал в Советском. Всё правильно, опера, работающие по изолятору временного содержания, проходят по штатному расписанию отдела уголовного розыска УВД города. Потому и запись у него такая в удостоверении.
После данного озарения половина вопросов к пленному оперу сразу отпала. Из этой смердящей и опасной ситуёвины, со всей неприглядной очевидностью торчали уши полковника Дубянского. Который совсем недавно и под ручку с горпрокурором Красавиным ходили вокруг трупа убиенного в ИВС Шалаева. В совпадения я, конечно же, верил, но без фанатизма и не в такие вопиющие.
— Второй тоже из наших? — не стал я растекаться по древу.
— Нет, не из наших, — неохотно ответил опер, — Из сиженных он. На Водовозова покойного работал. Они когда-то с ним в одном лагере отбывали.
— Что ж ты, капитан, скурвился-то? Будто ты не опер, а блядь привокзальная? — не удержался я от товарищеского порицания, — Офицер милиции, а у жуликов, как шнырь,на подхвате шустришь?
— Не тебе меня совестить, щенок! — с неприкрытой ненавистью снизу вверх глядя мне в глаза, вызверился Игорь Иванович, — Ты, сопляк, в этих трёхкомнатных хоромах один прописан, а я, как проклятый, в малоразмерной двушке живу! С женой и двумя детьми. И хер мне уже родная ментовка нормальную квартиру даст! По метражу нам не положено, потому что дети однополые! Сука! — в ярости он харкнул на мой пол красным сгустком.
И тут же получил ответный привет от меня в виде звонкой оплеухи, которую я от всей души влепил ему по левому уху. Вроде бы опер этот Губанов, а ведёт себя, словно он баклан-первоход. Впрочем, даже баклан, впервые попавший в хату, знает, что плевать на пол в ней нельзя.
Взяв Игоря Ивановича за шиворот, я протащил его по полу, вытирая его штанами кровавый плевок.
— Ты, тварь, дома, в своей халупе плеваться будешь! — злобно прошипел я ему, — Когда отсидишь и с чистой совестью на свободу выйдешь! Говори, падла, кто тебя за мной приставил и для чего? — с
