гладила Эдмона по руке, принимая его боль, разделяя ее и отдавая ту нежность, которую сейчас испытывала к нему, несмотря ни на что.
– А друзья у тебя были? – решила я, что хватит уже бередить старые раны, но и с этим вопросом ошиблась.
– Никогда, только подчиненные и слуги. Отец требовал тотального подчинения, и хотел, чтобы и я вел себя так же. И я не смел ослушаться. Единственным моим почти другом был старый Дайяк, он играл со мной в мореплавателей. До сих пор помню, как мы на чердаке собрали всякий хлам и изобразили что-то наподобие палубы, – радостные воспоминания озарили лицо мужчины, сделав его просто неотразимым, я не могла отвести глаз от теплой улыбки, но буквально тут же его губы искривились, – а потом наш тайник обнаружили и Дайяка высекли до полусмерти и отправили на каторгу!
Эдмон резко встал, давая понять, что разговор окончен.
Весь день на дежурстве я не могла не думать о том, что теперь мне многое стало понятно. Жестокость Эдмона вполне объяснима, что ждать от человека, если у него было такое детство. Хотя свое я и не могла вспомнить, но была уверена: родители меня любили. Иногда мне даже кажется, что мама рядом со мной.
Мне очень хотелось помочь Эдмону, сделать его хотя бы немного счастливым, пусть даже он этого и не заслуживает.
После того разговора генерал как будто отгородился от меня, мы почти не разговаривали несколько дней, но из шатра он меня не отпустил. Во сне он часто хмурился. При этом каждое утро я неизменно просыпалась в его объятиях, как будто во сне притяжение побеждало отчуждение.
Боев, к моей большой радости, пока не было, и я немного расслабилась. Пока в один из дней на общем построении Эдмон не объявил, что мы снова сворачиваем лагерь и идем штурмовать стены Несанета – столица королевства называлась так же.
Получается, впереди решающие бои? Мне снова стало жутко…
Мы расположились лагерем между небольшим лесом и стенами столицы. Стены были грандиозными и помимо этого еще и переливались защитной магией. Красиво!
Теперь под столицей собрались все армии Виджеты. Оказывается, наша была далеко не единственной. Генералы других армий должны были подчинятся младшему Прайму.
Эдмон в связи с возросшей ответственностью пропадал днями и ночами, хотя и поселил меня снова в своем шатре. И даже на дежурства меня не отправлял. Я вообще находилась в странном положении: была предоставлена сама себе и свободна в своих передвижениях. Ну так я понимала то безразличие, с которым он относился ко мне в последнее время.
Больше не было совместных утренних тренировок и ужинов, а я по ним ужасно скучала. По нему скучала…
Как так получилось, что этот властный, но ранимый мужчина, способный вогнать мне нож в живот и отправить на смерть, стал так дорог моему сердцу? Никогда не считала себя глупой, но я полюбила врага.
Мне стали бесконечно дороги, наполненные болью синие глаза.
Я не находила себе места, поэтому решила отправится на разведку. Одела форму, спрятала под повязкой волосы и отправилась в другой лагерь. Не знаю почему, но меня потянуло туда.
Когда я шла уже по территории не наших отрядов стала ловить косые взгляды, но никто не остановил меня и не задавал вопросов. Походила-походила и вернулась в свой лагерь.
Я еще давно не видела Паоло, беспокоилась за него, вдруг из-за того, что защищал меня, он попал в немилость? Руфина сказала, что он просто занят и ему не до меня. Это хорошо. Хватит ему уже проблем из-за какой-то девчонки. Считала, что уж кто-кто, а Паоло достоин счастья и мира. Он самый добрый и отзывчивый из всех, кого я знаю. Какую волю он проявил, когда даже во время боевых действий продолжал развивать лекарские навыки, помогая чужим людям даже на вражеской стороне. И меня сколько раз уже спасал.
Чувствуя себя абсолютно неприкаянной, я слонялась целыми днями по окрестностям, а ночами прижималась к ставшему родным теплому телу. Эдмон так уставал, а я старалась не думать от чего. Все же он готовил объединенную армию к штурму неприступной крепости, сколько же в этих боях погибнет людей? Да и про свою роль рядом с ним я не давала себе забыть, хотя и очень хотелось. Еще безумно желала, чтобы он смотрел на меня, как на женщину, а не как на щит.
Какая же я все-таки глупая.
В очередной раз бродя по холмам неподалеку от нашего лагеря я увидела парня в военной форме, он сидел прямо на земле высоко на холме. Мне стало любопытно, что он там делает и почему один. Думала, что только я брожу тут в гордом одиночестве.
Забралась на холм, стараясь сильно не кряхтеть от усердия, чтобы не спугнуть человека. Но он, кажется, и так ничего не слышал, погруженный в себя. Чем ближе я подходила, тем сильнее у меня сдавливало горло. Не может, просто не может быть!
– Акио?! – выдохнула я, уже стоя за спиной парня, все еще не веря своим глазам, но уже понимая, что права.
Парень резко повернулся, подняв на меня голову и прищурился из-за яркого солнца, которое было прямо за мной.
– О Небо, Тея?! – он подскочил на ноги и порывисто повернулся ко мне, потом также резко притянул к себе, и я оказалась в знакомых крепких объятиях.
Мы простояли, не разжимая объятий очень долго, но любопытство парня победило. Он отодвинул меня на расстояние рук и не выпуская из них, спросил:
– Как ты тут оказалась? Разве ты не должна быть в школе?
– Была, но потом оказалось, что я все-таки маг, да и вся моя группа. Мы с девчонками оказались на фронте, точнее они работают в госпитале, а я вот тут, – под конец мой голос совсем затих под злым взглядом Акио.
– Проклятая война, она отнимает все у нас! – стало понятно, что парень злился не на меня. – Я рад, что ты невредима!
– Надолго ли, – безразлично пожала я плечами.
– Ты права, мы все можем оставить свои жизни под этими стенами, – Акио снова сел на землю и меня притянул к себе.
– Что ты делаешь на этом холме? – задала я интересующий меня вопрос.
– Пытаюсь вспомнить какого это – быть художником.
– В смысле вспомнить? – я встрепенулась и
