дерева, с которого свисала лиана, и сел на ветку верхом. Она была толстая и светилась изнутри красным. Бастиан осторожно поднялся на ноги.
Ствол здесь был толщиной в пять обхватов, а ближайшая ветка росла с противоположной стороны ствола, и дотянуться до нее было невозможно. Тогда он прыжком достиг ветвей потоньше и стал на них раскачиваться, пока не достал до ближайшей опоры. И так он взбирался все выше и выше, пока крона не кончилась. Но ствол продолжал возноситься вверх, гладкий, без ветвей, толщиной с телеграфный столб. Бастиан поднял голову — верхушку ствола венчал громадный темно-красный цветок, похожий на гигантский тюльпан. Бастиан обхватил ствол руками и ногами и полез наверх. Ствол качался, как былинка на ветру.
Наконец он добрался до цветка, подтянулся, раздвинул лепестки и залез внутрь. Потом встал и выглянул, как из гигантской корзины, наружу.
Вид, открывшийся ему, был великолепен! Наверху все еще была бархатная темнота беззвездного неба, но внизу простиралась бесконечность Перелина, играющего всеми цветами радуги.
Бастиан долго упивался этим видом. Это было его царство! Он сотворил его сам. Он был господином Перелина!
И снова он не сдержал ликующего крика, и крик этот пронесся над светящимися джунглями.
А лес все рос — беззвучно, безудержно, нежно.
Глава XIV
ГОАБ, ЦВЕТНАЯ ПУСТЫНЯ
ткрыв глаза после долгого сна, Бастиан увидел над собой все то же ночное беззвездное небо. Он потянулся, с наслаждением ощутив силу во всем теле.
Выглянув из цветка наружу, он увидел, что Перелин перестал разрастаться и уже не менялся больше. Бастиан еще не понял, что и это связано с исполнением его желания. Не ощутил он и того, что одновременно утратилось воспоминание о том, как он был когда-то слабым и неловким. Теперь он был красив, силен, но красота и сила мало чего стоят, если ты не закален, не тверд и не вынослив. Как Атрей, например. Но здесь, среди этого леса, где достаточно протянуть руку, чтобы сорвать сладкий плод, выносливости не обретешь!
На востоке стало светать, занималась заря. И бледнело свечение леса.
— Хорошо, — сказал Бастиан. — А я уж думал, тут вообще не наступит день.
Он сел и стал думать, что делать дальше. Разумеется, как господин этого леса, он мог бы гулять тут днями и неделями, но это казалось Бастиану скучным. Хорошо бы постранствовать и по другим местам Фантазии — например, по пустыне. По самой большой пустыне Фантазии. Да, вот чем можно было бы гордиться!
И в это мгновение он почувствовал сильную встряску. Послышался шум, и ствол дерева, на котором он сидел, накренился. Бастиан едва успел схватиться за лепестки, чтобы не выпасть из цветка. Он выглянул — вид Перелина был ужасен. Взошедшее солнце осветило картину разрушения. От могучего леса мало что осталось. Гораздо быстрее, чем рос, он распадался теперь в пыль, в мелкий цветной песок. Уцелевшие остатки стволов были похожи на руины башен. Последним деревом, что еще держалось, было то, на котором сидел Бастиан. Но едва он попытался покрепче вцепиться в лепестки, как они рассыпались. Теперь, когда перед глазами не было никакой преграды, Бастиан увидел, на какой головокружительной высоте он находится. Надо как можно скорее спускаться по стволу, пока он цел.
Осторожно, чтобы не вызывать сотрясений, он выбрался из цветка, обхватил ствол руками и ногами — но ствол согнулся. Цветок тотчас отпал и рухнул вниз, распавшись в красную пыль.
Бастиан медленно продвигался по стволу. Любой на его месте, глянув вниз, потерял бы равновесие и сорвался, но Бастиан полностью сохранял самообладание. Он знал, что любое неосторожное движение может стоить ему жизни. Он медленно пробрался к тому месту, где ствол стоял вертикально, и отсюда сантиметр за сантиметром стал соскальзывать вниз. Много раз сверху его осыпало цветным песком. Ветвей у дерева уже не было.
Новое сотрясение ствола остановило его скольжение. Ствол начал оседать, а потом и вовсе превратился в гору песка, с которой Бастиан скатился, несколько раз перекувырнувшись через голову. Его чуть не засыпало сверху, но он выбрался наружу, отряхнулся и выплюнул песок.
Невиданная картина открылась ему: весь песок пребывал в медленном текучем движении. Тут и там собирались холмы и барханы, каждый своего цвета. Голубой песок стекался к голубому, зеленый к зеленому, фиолетовый к фиолетовому. Перелин, рассыпавшись в прах, превратился в пустыню, но что это была за пустыня!
Бастиан взобрался на пурпурный холм и огляделся. До горизонта громоздились холмы всех мыслимых цветов, не повторяясь в оттенках. Кобальтовый, шафранно-желтый, карминно-красный, индиго, яблочно-зеленый, персиковый, лиловый, сиреневый, умбра-коричневый, и так далее, сколько хватал глаз. Золотые и серебряные песчаные струи текли меж холмов, отделяя цвета друг от друга.
— Да, — сказал Бастиан вслух, — это Гоаб, цветная пустыня!
Солнце поднималось, зной нарастал, становился нестерпимым. Воздух задрожал над раскаленными холмами, и Бастиан понял, что в такой жаре ему долго не выдержать.
Невольно он схватился за амулет в надежде, что тот выведет его отсюда, и пустился в путь. Он перебирался с холма на холм, час за часом продвигаясь вперед, но картина не менялась. Впереди громоздились все те же холмы, меняя только цвет. Воздух стал огнедышащим адом. Язык приклеился к нёбу, по лицу струился пот.
Палящее солнце неподвижно стояло в зените. Этот пустынный день тянулся так же долго, как ночь над Перелином.
Бастиан шел все дальше, глаза его воспалились, в горле пересохло. Но он не сдавался. Его тело отдало всю свою влагу, кровь в жилах загустела так, что едва текла, но Бастиан медленно продвигался дальше, не спеша и не останавливаясь, как и поступают все опытные путешественники в пустыне. Ему хотелось стать самым выносливым и не обращать ни малейшего внимания на жажду.
Он подумал, как быстро терял мужество прежде. Тысячу раз он что-то начинал, но сдавался при малейшей трудности. Он боялся проголодаться или заболеть. Теперь все это позади.
Путь через цветную пустыню Гоаб до него не осиливал никто, и никто после него не отважится пуститься в этот путь.
А может, никто про его подвиг никогда и не узнает?
Эта последняя мысль опечалила Бастиана. Все говорило о том, что границ Гоаб достичь нельзя. Рано или поздно, несмотря на выносливость, придется здесь погибнуть. Он встретил бы смерть достойно, как охотники из племени Атрея, но обидно, что никто никогда не придет сюда и не узнает про его смерть — ни
