заметил я, почесав затылок.
— Ты слишком спокоен, — покачала головой Маша. — Не знаю, безумие это или смелость.
— Вероятно, и то и другое, — повторила Виктория мои недавние слова.
— Не волнуйтесь, — сказал я, обращаясь к обеим. — Я как-нибудь справлюсь. Мне не привыкать разгребать проблемы.
Затем мы направились в гостиную, где камин уютно потрескивал — несмотря на лето, в этих просторных залах царила прохлада. Я налил себе чашку ароматного чая и устроился в мягком кресле, пытаясь привести мысли в порядок.
— Ты правда думаешь, что сможешь уладить всё с моим отцом? — спросила Виктория, присаживаясь рядом и внимательно глядя на меня.
— А почему бы и нет? — пожал я плечами. — В худшем случае меня выгонят пинками и повесят на воротах табличку «Не пускать!»
— А в лучшем? — улыбнулась она.
— В лучшем случае я стану частью семьи и буду присутствовать на всех семейных торжествах, — усмехнулся я.
В этот момент двери гостиной распахнулись, и вошёл её отец. Высокий, с сединой на висках и пронзительными глазами, он выглядел так, будто мог одним взглядом остановить армию. Его присутствие заполнило комнату, и даже камин, казалось, потрескивал тише.
— Ну что, вот и наш смельчак, — произнёс он с сарказмом, меряя меня взглядом, словно рентгеном.
— Добрый вечер, — я встал и попытался изобразить что-то среднее между поклоном и дружеским жестом. — Рад возможности познакомиться лично… пока у меня ещё есть такая возможность.
— Что ж, похвально, что не сбежал при виде меня, — усмехнулся он хищно. — Но это не значит, что разговор будет приятным.
— Папа! — возмутилась Виктория. — Пожалуйста, давай обсудим это спокойно.
Он поднял руку, останавливая её протесты, и твёрдым голосом произнёс:
— Все разговоры мы обсудим позже. А сейчас, молодой человек, прошу проследовать за мной в кабинет.
— Конечно, — кивнул я, бросив последний тоскующий взгляд на недопитый чай.
Мы пошли по длинному коридору, и тишину нарушали только эхо наших шагов и, кажется, мои нервные мысли. Что ж… Посмотрим, что из этого выйдет.
Временем позже
Выхожу я из кабинета — невозмутимый и загадочный. Дубовая дверь за спиной захлопывается с глухим щелчком, и тишина коридора обволакивает меня. У меня всё прошло чудесно: я ведь не первый день живу и знаю, как этот мир устроен. Но Маша и Вика об этом пока не в курсе.
Девушки стоят у парадной лестницы, лица напомнили двух настороженных сов, внезапно ослеплённых дневным светом. Глаза — огромные, полные тревоги и ожидания — устремлены прямо на меня.
— Ну что? — нетерпеливо спросила Маша, поправляя выбившуюся прядь.
— Как всё прошло? — подхватила Вика, скрестив руки на груди. Она старается выглядеть невозмутимой, но я замечаю, как она покусывает нижнюю губу — её неизменная привычка при волнении.
Но я лишь пожал плечами и натянул на лицо лёгкую улыбку.
— Да нормально всё, — ответил с притворной небрежностью. — Поговорили о том о сём. Ничего особенного.
— Ничего особенного? — Маша прищурилась, глядя скептически. — Ты провёл час наедине с самым грозным человеком в округе, и это «ничего особенного»?
— Ну, не час, — поправил я. — Минут сорок пять.
— Очень смешно, — фыркнула Вика.
Понимая, что от расспросов не уйти, я вздохнул и бросил взгляд на мраморные колонны, тянущиеся к потолку, словно стражи этого величественного дома. Портреты предков Вики с неодобрением взирают со стен, и я чувствую себя чужаком в этом доме.
— Да, знаю, — признал я. — Но, честно говоря, всё прошло спокойно. Он просто хотел познакомиться поближе, узнать, что я за человек.
— И что ты ему рассказал? — Маша склонила голову набок, её локоны скользнули по плечам.
— О себе, о планах, — уклончиво ответил я. — Даже философские вопросы обсудили.
— Философские вопросы? — Вика подняла бровь. — Мой отец?
— А почему бы и нет? В глубине души он, возможно, тот ещё мыслитель.
— Ты что-то скрываешь, — Маша прищурилась. — Мы же тебя знаем. Рассказывай всё как есть. И какие нафиг еще философские вопросы с твоей стороны!
Я задумчиво посмотрел в окно, за которым простирались зеленые лужайки и аккуратно подстриженные кусты. Сад казался таким тихим и мирным, что трудно было поверить, что где-то бушуют войны и плетутся интриги. Затем пожал плечами и снова повторил им, что маркиз просто задавал вопросы и ничего более. Кажется, их разочарование можно было потрогать… К счастью, долго находиться в такой напряженной обстановке мне не пришлось.
Нас пригласили пообедать на свежем воздухе — роскошный пикник, способный соперничать с картинами импрессионистов. Мы расположились на мягкой изумрудной траве под сенью раскидистых дубов, чей возраст явно уступал моему. Рядом стояла корзина, доверху наполненная бутербродами, фруктами и прочими гастрономическими изысками.
Откусив сэндвич, я задумчиво оглядел окружающий пейзаж. Отец Вики, вопреки моим ожиданиям, оказался довольно нормальным человеком, не считая того, что он смотрел на меня так, будто видит насквозь и читает мои мысли, как открытую книгу. Но при этом он был, ох, как не слаб!
Если бы мы с ним все-таки сцепились, кто знает, кто бы вышел победителем? Даже моя самоуверенность слегка пошатнулась при этой мысли… Одно можно сказать точно: чем бы ни закончилась наша дуэль, дом после неё точно не уцелел бы.
Но всё вышло так, как я и думал. Маркизу доложили о наших с Викой отношениях, и он собрал всю информацию обо мне. Судя по его репутации строгого и взыскательного человека, он больше всего переживает за дочь и уже задумывается, что рано или поздно ей придётся искать себе пару. Вероятно, он рассматривает потенциальных женихов под микроскопом, и я внезапно почувствовал себя любопытным экспонатом в его коллекции.
В общем, я ещё не сообщил Вике и Маше о своём небольшом, но весьма занятном секрете, связанном с разговором в том кабинете… Завтра я отправляюсь на войну. И это весьма интересное событие! Маркиз спросил, готов ли я принять участие в боевых действиях — вероятно, решил проверить меня.
Однако на войне я уже бывал и знаю, что это такое и как всё может обернуться. Забавно лишь, что мой собственный Род меня на войну не берёт. Видимо, боятся, что я нарушу их планы своим присутствием. А здесь меня с радостью приняли. И теперь меня ждут
