выходящий на Зимнюю канавку, спокойной гладью стен со статуями и бюстами в нишах подчеркивает ритм колоннады.
Вид с набережной на угол Эрмитажного театра, с горбатым Эрмитажным мостиком, со смелой аркой, переброшенной через Зимнюю канавку, не раз вдохновлял художников. В красоте этого архитектурного пейзажа немалую роль играет удивительное уменье Кваренги найти удачные пропорции. Скругленные изгибы парапета, мостика, арки сливаются в гармоничное целое с выступающим полукружием театра, с округлыми линиями ниш прекрасного детища Кваренги.
Величественные и спокойные формы здания, органически связанного со всеми предшествующими постройками, завершают этот неповторимый ансамбль на набережной Невы.
Если развернувшаяся вдоль берега картина пленяет глаз своим величием и художественным единством, в котором слиты столь противоречивые явления, как памятники барокко и классицизма, то вид на группу зданий Государственного Эрмитажа, открывающийся со стороны ул. Халтурина, в свою очередь, привлекает своеобразной живописностью.
Здания выдвигаются уступами по мере приближения к Дворцовой площади. В глубине виднеется силуэт Зимнего дворца, ближе - относящийся к Малому Эрмитажу легкий павильон переходного стиля с его мягкими скругленными формами, а на переднем плане выделяются подчеркнуто геометризированные объемы Нового Эрмитажа.
Южный павильон Малого Эрмитажа, небольшое двухэтажное здание, скрывающее за собой Висячий сад, был, так же как и Северный павильон, построен Фельтеном в 1764- 1766 годах.
Проект Нового Эрмитажа создан в 1839-1842 годах баварским архитектором Лео Кленце (1784-1864). Кленце бывал в Петербурге лишь наездами, и его проект был задуман вне связи со сложившимся архитектурным окружением. Комиссии, образованной для строительства, пришлось много потрудиться и внести ряд изменений в проект, чтобы здание органически «вписалось» в ансамбль. Во главе комиссии стоял выдающийся представитель архитектуры русского классицизма Василий Петрович Стасов (1769-1848). Созданные им величественные постройки (здание Павловских казарм на Марсовом поле, здание Конюшенного ведомства на Мойке и другие) украшали многие площади и улицы Петербурга.
В связи с возведением Нового Эрмитажа Стасов надстроил на этаж Южный павильон Малого Эрмитажа, доведя его до высоты Зимнего дворца (1840-1844).
Новый Эрмитаж сооружен в 1842-1851 годах. Деятельное участие в строительстве, наряду со Стасовым, принимал архитектор Николай Ефимович Ефимов (1799-1851). Здание удачно расположено и воспринимается в выразительном контрасте с завершающим перспективу улицы Зимним дворцом.
Эрмитажный театр. Акварель П. Гонзаго, около 1800 г.
Новый Эрмитаж - яркий образец «новогреческого» направления, т. е. того последнего этапа классицизма, когда архитекторы пытались по-новому подойти к античному наследию, использовать какие-то еще не применявшиеся доселе приемы и вдохнуть новую жизнь в отмирающий стиль классицизма.
Главный фасад здания выходит на улицу Халтурина. Несмотря на некоторую жесткость линий и сухость пропорций, в здании есть своеобразная красота. Четко воспринимаются объемы его боковых ризалитов. Крупные плоскости стен подчеркнуты скульптурными фигурами художников и ученых прошлого, установленными на специальных консолях на фоне гладких стен. Окна второго этажа украшены эмблемами искусств, вкомпонованными в орнамент.
В скульптурных работах принимали участие П. В. Свинцов, Н. А. Токарев, А. В. Логановский, В. И. Демут-Малиновский, Д. И. Иенсен, Н. А. Устинов, А. И. Теребенев, И. И. Реймерс и К. А. Клейн.
Особой выразительностью отличается подъезд Нового Эрмитажа. Это гранитный портик, поддерживаемый десятью колоссальными фигурами атлантов, мощные тела которых как бы застыли в напряжении. Атланты выполнены из монолитного сердобольского гранита в мастерской Теребенева. Портик Нового Эрмитажа запоминается своим сдержанным и суровым величием.
Возникновение Нового Эрмитажа знаменует собой новый этап в развитии музея. Эрмитажные постройки XVIII века были в сущности дальнейшим развитием дворцовых помещений и служили столько же для размещения приобретаемых собраний, сколько и для придворных балов, ужинов, приемов и других увеселений. «Музеум», как называли тогда Новый Эрмитаж, оставаясь продолжением Зимнего дворца, все же был задуман как музей в настоящем понимании этого слова, музей с особой парадной лестницей и двумя этажами по-дворцовому роскошных, но специфически музейных залов. Сюда в середине XIX века были перенесены и здесь расположены основные художественные сокровища Эрмитажа, к обозрению которых допускался, впрочем, весьма ограниченный круг посетителей.
При рассмотрении внутренней отделки залов Государственного Эрмитажа мы не сможем ознакомиться со сменой стилей в декоративном убранстве в той же хронологической последовательности, как при обзоре архитектурных форм фасадов зданий. Интерьеры Зимнего дворца и Эрмитажа не только создавались в различное время, они беспрестанно перестраивались и переделывались, получая различные назначения.
Большинство залов приняло свой современный вид в 30- 60-х годах XIX века. Исключением является зал Эрмитажного театра и отчасти Лоджии Рафаэля, сохранившие до некоторой степени облик, приданный им Кваренги.
В настоящее время в декоре интерьеров Зимнего дворца встречаются только отдельные черты, по которым можно воспроизвести характер убранства, присущий работам Растрелли.
Как уже было отмечено, внутренняя планировка дворца отличалась ясностью и логичностью. Замысел Растрелли в основном сводился к следующему. По всему нижнему этажу проходили большие сводчатые галереи с арками, опиравшимися на мощные столбы со сдвоенными полуколоннами. Галереи соединяли все части дворца. Помещения по сторонам галерей носили служебный характер. Здесь находились кладовые, караульное помещение, жили служащие дворца.
Новый Эрмитаж. Акварель Л. Премацци, 1861 г.
Парадные помещения располагались во втором этаже (бельэтаже) и были решены в стиле русского барокко. Для архитектуры русского барокко середины XVIII века характерны анфиладное построение парадных покоев, огромные залы, залитые светом, двойные ряды больших окон и зеркал, пышный декор «рококо», распространенный в то время во всей Европе.
Потоки золоченого орнамента охватывали простенки, окна и двери, взбегали на рамы высоких, обычно составных зеркал, как бы стремясь не только скрыть, но и преодолеть основные конструктивные формы, разбить впечатление плоскости и преграды, создать ощущение неограниченности пространства. Именно эти
