стене.
– Гордо, мразь, ты же врёшь, как дышишь! Я же всё видел! И монстров видел и то, как ты очканул и смылся, бросив девчонку! И не просто бросил, но и сам подтолкнул её к ним!
Пытаясь вырваться, Гордей со злостью прошипел:
– Ну-ка, руки убери! Не знаю, что ты там видел… Или что себе придумал… И знать не хочу. Отвали. Я тебе тоже по репе съездить могу!
– Давай, рискни здоровьем, – вызывающе предложил Ваня.
Гордо молчал, кривил рожу, смотрел ненавидящим взглядом, но ударить всё же не решился. Усмехнувшись, Ваня отпустил его, поняв, что больше ничего из Граневского не выжать. Кто бы ни были эти люди в звериных масках, тот этого не знал. И куда девалась Дианка – тоже.
– Ладно, вали отсюда!
Гордей одёрнул куртку.
– Слышь, Кувшин, тебе это даром не пройдёт. Даже не надейся, – процедил он сквозь зубы.
– Уже боюсь, – заверил его Ваня.
– И ментам можешь на меня стучать, сколько влезет, – Гордо отряхнулся с такой брезгливостью, будто по нему ползали какие-то отвратительные насекомые. – Никто ничего не докажет. Твоё слово против моего. Только где ты, нищеброд, ублюдок из детприёмника, – и где я. Знаешь же, кто мой батя…
Шум мотора жёлтой спортивной тачки давно стих, а Ваня всё ещё стоял за домиком охраны, пытаясь глубоким дыханием унять разбушевавшийся в крови адреналин. Когда сердцебиение пришло в норму, он вытащил смартфон и увидел сообщение от Тёмы: «Го домой».
В комнате Ваню дожидалась худощавая блондинка средних лет в голубой полицейской форме.
– Иван Романович Кувшинников? Ну, наконец-то, – недовольно проговорила она, отрываясь от планшета и бросив неодобрительный взгляд в сторону Тёмы, который, как обычно, прилип к экрану с бегающими по нему монстрами, в очередной раз потеряв связь с окружающим миром. – Вам повестка. Распишитесь вот здесь.
Повестка сообщала, что завтра утром, в 10.00 Ване следовало явиться в местное отделение УВД на беседу к следователю.
Проводив сотрудницу полиции, Ваня подошёл к Тёме и оторвал его от игры единственно возможным для этого способом. Крутанув кресло, повернул соседа лицом к себе и навис над ним, крепко удерживая подлокотники, чтобы не дать вернуться к прерванному занятию.
– Ну, Ван Хельсинг… – заныл Тёмка. Он пытался вырваться, но тщетно – Ваня был гораздо сильнее.
– Тёмыч, ты, я так понимаю, повестку не получил, – заключил Ваня. Он понимал причину: о нём самом в полиции наверняка узнали от Юли, а ей Ваня не говорил, что был в ту ночь на поляне не один. – Но завтра нам надо пойти туда вместе. Считаю, так будет правильнее.
Тёма посмотрел было на него, но тут же опустил глаза.
– Не. В ментовку я не пойду.
– Тём… – начал было Ваня, но сосед перебил:
– Сказал «не пойду» – значит, не пойду, – Тёма повысил голос, от чего в нём зазвучали неприятные визгливые нотки. – И всё! Без вариантов. Отвали!
Воспользовавшись замешательством Вани, он вырвался, крутанувшись в кресле, и снова уткнулся в экран, демонстративно надвинув наушники таким движением, которым обычно поглубже натягивают шапку. Но Ваня протянул руку и опять стащил их с Тёмки.
– Ладно, отвалю, но учти, – предупредил он, – если менты спросят, с кем я был, я скажу. Выгораживать тебя не буду. Тем более врать. Хватит с меня вранья…
В ту ночь Ваня только что не молился, чтобы ему приснилась мама. И, как обычно всегда и бывало в подобных случаях, именно так всё и вышло. Во сне они встретились в универе, у пруда с кувшинками рядом с жилым корпусом, и хотя в реальности там никогда не было никаких прудов, Ваня знал, что это именно университетская территория, а не какое-то другое место.
В этот раз Ване удалось получше разглядеть маму, её тёмные волосы и глаза, густые, почти сросшиеся на переносице брови. Мама вышла к нему из-за деревьев, во сне гораздо более высоких и частых, чем на самом деле, и широко раскинула руки, раскрывая объятия. И Ваня бросился в них, точно ища и находя защиту и спасение ото всех трудностей и невзгод.
– Мам, что мне делать, как быть… – бормотал он. Нужно было так много обсудить с ней, так о многом посоветоваться: рассказать о первой ссоре с Алёнушкой, о до сих пор непонятных и оттого особенно пугающих ночных видениях у дуба, о никак не идущем из головы исчезновении Дианы, о предстоящей завтра с утра беседе в полиции… Он не знал, с чего начать, невозможно, казалось, выбрать главное, облечь с каждым мгновением всё больше путающиеся мысли в отчётливые и доходчивые слова. Но, к счастью, с мамой ничего этого и не требовалось, она, как всегда, понимала Ваню без всяких слов.
– Успокойся, сынок, – говорила мама, гладя его по волосам, плечам и спине тяжёлой, явно очень сильной, но тёплой и ласковой ладонью. – Ты всё делаешь правильно. Просто продолжай в том же духе.
– Мам… Я ничего не понимаю. Я совсем запутался. Это так трудно… – не стыдясь, жаловался Ваня. Наяву и в реальности он уже много лет не позволял себе проявлять слабость в чьём бы то ни было присутствии. Но во сне, рядом с мамой, всё было иначе.
И услышал в ответ:
– Поверь мне, Иванушка: то, что происходит сейчас – это ещё не трудно. Это цветочки, а ягодки будут впереди. Скоро станет по-настоящему тяжело. И тебе нужно быть к этому готовым.
Чуть отодвинувшись от него, но продолжая всё так же крепко обнимать, мама посмотрела ему прямо в глаза и проговорила веско:
– Обязательно запомни то, что я сейчас скажу, сынок. Не верь никому. Слышишь? Никому! Каким бы честным, искренним, добрым он ни казался, всё равно не верь. Ты понял меня?
Глава 10
Правь
В царстве мёртвых
Обманывать Лесилко Яге было даже как-то и совестно. Хоть и не могла она ответить на любовь его, а всё ж относилась к нему тепло, как к другу задушевному. Уж сколько они пережили вместе, сколько он сделал для неё добра… Вот и теперь из казематов сырых вызволил, куда заточила Ягу Василиса, будь она неладна! И как только Яга дала такого маху, что попалась в её сети… Впрочем, сама виновата. Не начеку была, расслабилась, не углядела спрятавшихся на пути бесенят – Василисиных слуг. А те, видать, долго караулили и всё же уловили момент, когда она, Яга, уязвима будет, выйдет из избушки с пустыми руками: ни оружия при ней, ни вещиц
