— После больницы, после того как это все произошло.
Он округляет глаза.
— Не суди меня, — рявкаю я. — Я была беременна. У меня был постельный режим.
— Ты была эгоистичной, самовлюбленной сукой.
Я смотрю на него.
— Мне было страшно.
— Чего ты боялась, Лия? Она же твоя сестра. Боже, поверить не могу, что работаю на тебя. Мне плохо.
Я смотрю на него. Он выглядит так, будто и правда испытывает отвращение.
— Я все исправлю, — обещаю я.
Следующие несколько минут мы едем в полной тишине.
— Ооо! «Джамбо джус». Хочешь сок? — я сворачиваю на парковку, и к моему удовлетворению, Сэм с громким стуком ударяется головой об окно пассажирской двери.
— Извини, — улыбаюсь я.
Он потирает голову, кажется, забыв о своем вопросе.
— Я собираюсь попросить Калеба вернуться домой, — сообщаю я, когда нахожу, где припарковаться, и смотрю ему в глаза, чтобы видеть его реакцию.
— Я не хочу фруктовый сок, — отвечает он.
— Ну же, Сэм.
Он качает головой.
— Плохая идея. Тебе будет больно.
— Почему?
Сэм вздыхает.
— Не думаю, что он готов. Калеб из тех парней, у которых есть четкий план.
— Что это означает?
Сэм почесывает затылок, будто ему неуютно.
— Что тебе известно? — прищурившись, спрашиваю я.
— Я парень. Я просто знаю.
— Ты гей! Тебе не дано понимать мужчин по-настоящему.
Он качает головой.
— Ты самая неприятная женщина, которую я когда-либо встречал, знаешь это? И я вовсе не гей.
У меня отвисает челюсть.
— Что ты имеешь в виду?
Он смущенно пожимает плечами.
— Я сказал тебе, что я гей, чтобы ты не клеилась ко мне.
Я моргаю. Он же не серьезно?
— С чего ты взял, что я захочу клеиться к тебе? Фу, Сэм! Поверить в это не могу!
Он вздыхает.
— Мы сок сегодня получим или нет?
Я выпрыгиваю из машины.
— Я ничего тебе не куплю. Оставайся здесь с ребенком.
Я так зла, что прохожу мимо «Джамбо Джус» и мне приходится возвращаться. Все мужчины — никчемные лжецы. Мне следовало догадаться, что он не гей. В его одежде слишком много полиэстера, как для гея. И я ни разу не видела, чтобы он заглядывался на Калеба, а ведь Калеб чертовски хорош.
Потягивая сок, я нахожусь уже на полпути к машине, когда вдруг меня разбирает смех.
Добравшись домой, я звоню Калебу, но мне приходится трижды набрать его, прежде, чем он отвечает.
— Сегодня вечером, когда ты приедешь забирать Эстеллу, надеюсь, ты ненадолго задержишься, чтобы мы могли поговорить.
Он долго молчит, а затем выдает:
— Да, мне тоже надо с тобой поговорить, — я чувствую, как во мне вспыхивает надежда.
— Хорошо, договорились. Попрошу Сэма сегодня немного задержаться.
Я слышу, как он вздыхает.
— Хорошо, Лия. Увидимся вечером.
И он отключается. Только несколько минут спустя я понимаю, что Калеб никогда не сбрасывает звонок, не попрощавшись.
Прошлое…
Спустя четыре месяца после того, как Лию оправдали, я подал на развод.
Оливия.
— Это была моя первая мысль.
Тёрнер.
— Это была моя вторая мысль.
Мудак.
— Это была моя третья мысль. Затем я собрал их все в месте в одно предложение: Этот мудак Тёрнер собирается жениться на Оливии.
Сколько времени у меня осталось? Она все еще любит меня? Если у меня получится отбить ее у этого чертового придурка, сможем ли мы построить что-то вместе на том хаосе, который создали? Мысли об этом не покидала меня, она злила меня. Мы оба так много лгали друг другу, так грешили, как против друг друга, так и против тех, кто вставал на нашем пути. Как-то раз я пытался объясниться с ней. Это было во время суда. Я пришел в здание суда пораньше, чтобы застать ее одну. Она была одета в мой любимый оттенок синего — аэропортно-синий. Это был ее день рождения.
— С днем рождения.
Она подняла голову. Сердце разрывалось от чувств, как и всегда, когда она смотрела на меня.
— Удивлена, что ты помнишь.
— Почему это?
— Ну, за последние пару лет ты успел забыть чертовски много.
Я ответил улыбкой на ее сарказм.
— Я никогда не забывал тебя...
Я ощутил прилив адреналина. Вот этот момент — сейчас я ей все объясню. Но тут зашел прокурор. Объяснение пришлось отложить.
Я переехал из нашего с Лией дома обратно в свою квартиру. Бродил по коридорам, пил скотч и ждал.
Чего я ждал? Что она придет ко мне? Или что я отправлюсь к ней?
Я подошел к комоду, в котором храню носки — бесславный хранитель колец для помолвки и прочих моментов — и провел рукой по дну. В ту минуту, когда пальцы коснулись его, я испытал небывалый прилив чувств. Подушечкой большого пальца я потер слегка зеленоватую поверхность «пенни для поцелуев». Целую минуту я смотрел на него, перебирая в памяти те случаи, когда я выменивал на него поцелуи. Это был пустяк, дешевый трюк, который однажды сработал, но в итоге он принес в мою жизнь нечто столько важное.
Я надел спортивные штаны и отправился на пробежку. Бег помогает мне думать. В голове крутилось море мыслей, когда я сворачивал к пляжу, по пути оббегая маленькую девочку с мамой, которые, держась за руки, шли по дорожке. Я улыбнулся. У маленькой девочки был длинные, черные волосы и поразительные голубые глаза — она здорово напоминала Оливию. Наша дочь могла бы выглядеть так же? Я остановился и нагнулся, опираясь руками о колени. Это не должна быть гипотетическая ситуация. У нас все еще может быть дочь. Я засунул руку в карман и вытащил «пенни для поцелуев», а затем рванул к машине.
Сейчас самое время. Если Тёрнер встанет на пути, я просто сброшу его с балкона.
Я был в нескольких километрах от квартиры Оливии, когда зазвонил телефон.
Высветился незнакомый номер и я ответил на звонок.
— Калеб Дрэйк?
— Да? — резко ответил я, и, свернув влево к океану, нажал на педаль газа.
— Кое-что случилось... с вашей женой.
— Моей женой? — Боже, что она натворила на этот раз? Я вспомнило о ее «войне» с нашими соседями из-за их собаки и подумал уж не сделали ли она какую-нибудь глупость.
— Меня зовут доктор Летч, я звоню вам из Медицинского Центра Уэст-Бока. Мистер Дрэйк, вашу жену доставили к нам несколько часов назад.
Я ударил по тормозам, и так резко вывернул руль, что завизжали колеса, и развернулся в обратном направлении. Громко сигналя, меня объехал внедорожник.
— Она в порядке?
Доктор прочистил горло.
— Она выпила целый пузырек снотворного. Ее обнаружила ваша домработница и позвонила в 911. Сейчас состояние вашей жены стабильно, но мы бы хотели, чтобы вы приехали.
Я остановился на светофоре и провел рукой по волосам. Это моя вина. Я знал, что она очень тяжело переносит разрыв, но не думал, что дело дойдет до суицида. Это не в ее стиле.
— Конечно, я уже еду.
Я отключился. Сбросив звонок, я ударил кулаком по рулю. Некоторым вещам, видимо, не суждено быть.
Когда я приехал в больницу, Лия уже проснулась и спрашивала обо мне. Я зашел в ее палату, и мое сердце остановилось. Она полусидела, опираясь на подушки, ее волосы напоминали воронье гнездо, а кожа была такая бледная, что казалась прозрачной. Ее глаза были закрыты, так что у меня было время придать лицу соответствующее выражение, прежде чем она заметит меня.
Я сделал несколько шагов в ее сторону, и она открыла глаза. Увидев меня, она сразу же расплакалась. Я присел на край кровати и она вцепилась в меня, рыдая так неистово, что намочила мою рубашку. Мы сидели так очень долго.
— Лия, — наконец, сказал я, отрывая ее от своей груди и усаживая обратно на подушки. — Зачем?
Ее лицо блестело и было красным, под глазами залегли темные круги. Она отвела взгляд.
— Ты бросил меня.
Три слова. Я испытал такое огромное чувство вины, что с трудом сглотнул.
— Калеб, пожалуйста, возвращайся домой. Я беременна.
Я закрыл глаза.
Нет!
Нет!
нет...
Глава 36
Настоящее…
Я отправляю Сэма наверх и жду Калеба.
Щелчок.
Щелчок.
Щелчок.
Сегодня все должно пойти по-моему. Он стучит, вместо того, чтобы воспользоваться ключами. Это плохой знак. Я открываю дверь и вижу его мрачное лицо. Он не смотрит на меня.
— Привет, Калеб, — здороваюсь я.
Он ждет, когда я приглашу его войти, а затем поднимается наверх, чтобы поздороваться с Эстеллой. Я следую за ним в детскую. Сэм здоровается с ним кивком головы, и Калеб забирает у него малышку. Она улыбается, как только видит его, и размахивает кулачками. Я даже немного ревную к тому, как быстро он вызвал у нее улыбку.
Калеб целует ее в обе щечки и затем под подбородком, что заставляет ее хихикать. Он повторяет это снова и снова, пока она не начинает смеяться так сильно, что даже мы с Сэмом улыбаемся.
— Мы должны поговорить, — говорю я, стоя в дверях. Я чувствую себя посторонней, когда он в комнате с Эстеллой.
