Мелли ступила на пирс, и у нее возникли странные ощущения. Резко повернувшись к Саймону, она пристально посмотрела ему в глаза.
– Поцелуй меня! Знаю, ты не любитель женщин, но все равно, пожалуйста, поцелуй! – настойчиво прошептала она.
Поцелуй состоялся – очень деликатный. Внезапно Мелли привиделось – лишь на мгновение, так, что она не успела его узнать, – другое лицо, и она вспомнила другие губы, мужской парфюм, аромат кожи…
Что еще важнее, Мелли вспомнила, что любила. Теперь в этом не было сомнения.
Когда поцелуй завершился, Саймон удивленно уставился на нее.
– Я смущена, не знаю, что на меня нашло, – скороговоркой произнесла она.
– Странно… – удивленно проговорил Саймон. – Но неплохо, совсем неплохо. Ты первая женщина в моей жизни…
Мелли было очень неловко, она прикоснулась пальцем к его губам, чтобы он умолк, но Саймон осторожно убрал ее руку.
– …и последняя! – закончил он, рассмеявшись.
И они отправились пить кофе на край пирса.
* * *
Вечером, после ужина, уже в спальне, Мелли, терпеливо дожидавшаяся этого момента, спросила у Саймона:
– У меня были с кем-нибудь серьезные отношения?
– Насколько я знаю, нет.
– Я никогда ни о ком не рассказывала?
– При мне – нет, хотя ты никогда не распространялась о своей личной жизни. Музыканты даже сомневались, что она у тебя была. Тебе приписывали одного-единственного любовника – рояль, не имея в виду, конечно, ничего дурного.
– Даже так? На гастролях со мной никогда не бывало мужчин?
– Нет. Разве что он тоже обладал замечательной скрытностью. Я сказал что-то не то?
– Ничего, просто у меня возникло странное чувство, когда ты произнес слово «замечательной».
– Наверное, это хороший признак, волшебное слово, которое разбудит твою память.
Сам Саймон забавы ради несколько раз повторил про себя слово «замечательный», но ничего особенного не заметил.
В ту ночь Мелли опять стали сниться сны.
Она находилась в маленьком номере приморского отеля. Постель была смята, на стуле под окном, у которого она стояла, лежали джинсы. Морской воздух обдувал ей лицо, ноги у нее были в песке, на нее накатывалась волна, но она не собиралась ни убегать, ни сопротивляться. Все было очень странно, как и полагается во сне. Но было и нечто совершенно невероятное: увидев свое отражение в зеркале над кроватью, она его не узнала.
Она проснулась вся в поту. Еще только начинало светать, но она больше не смогла уснуть.
* * *
Саймон привез ее домой ближе к вечеру. Он стремился любой ценой избежать воскресных пробок, потому что тем же вечером уезжал на гастроли.
Он стеснялся говорить об этом Мелли, но она его успокоила: она не скучала по концертам и вообще ни по чему. У амнезии были не только недостатки.
Подъехав к крыльцу дома Барнеттов, Саймон пообещал регулярно ей писать, раз она не умеет пользоваться звуковой системой общения.
– Ты хотя бы усвоила, что электронная почта не доставляется почтальоном? – не удержался он от вопроса.
– А ты усвоил, что рискуешь схлопотать звонкую пощечину?
Мелли притворилась, что хочет поцеловать его в губы, но в последний момент чмокнула в щеку.
– Я тебя напугала?
– Нет, с тобой я мог бы войти во вкус.
– Ни капельки тебе не верю, но твоя галантность мне по душе. Спасибо за этот уик-энд, мне все понравилось, даже не хочется возвращаться, лучше повеситься на рояльной струне!
– Знаешь, в твоем возрасте необязательно жить под родительской крышей.
– Со вчерашнего дня я только об этом и думаю. Не надо было отказываться от квартиры, которую я снимала в начале турне… Но целый год на колесах – это слишком! Кажется, мне хотелось поселиться в Тоскане. Все это я узнала из своего интервью итальянскому журналисту.
– Окажись он немцем, ты бы наверняка призналась ему в горячем желании осесть в Берлине. Меня не будет несколько недель. Станет душно в этом огромном доме – мои шестьдесят квадратных метров в твоем распоряжении. Я предупрежу портье, тебе достаточно будет взять у него дубликат ключей. Можешь располагаться, как у себя дома.
Мелли поблагодарила Саймона, огорченная, что он уезжает так надолго.
Когда машина уехала, она нехотя поднялась по ступенькам и вошла в дом.
Бетси, ждавшая дочь в холле, заключила ее в объятия.
– Ну, кто был прав? – спросила она ее на ухо, вся сияя.
– Ты, конечно, – ответила со вздохом Мелли.
Она заглянула в кухню, чтобы обнять Долорес, но тут вспомнила, что еще не кончилось воскресенье.
Бетси не терпелось узнать, как прошел уик-энд. Идя за дочерью по пятам, она спросила:
– Ты хочешь чаю? В машине с откинутым верхом наверняка не жарко.
Она стала заваривать чай, Мелли наблюдала за ней, сидя за столом. Сейчас было самое время пооткровенничать.
– Кажется, у меня просыпается память, – начала она. – Я кое-что увидела и почувствовала. Опознать пока всего этого не могу, это как вспышки. Такого еще не бывало.
Бетси поставила чайник и нежно обняла ее.
– Как я рада за тебя! Никогда не устану благодарить этого врача. Смотри и дальше не забывай принимать лекарства.
20
Пока Мелли была в «Лонгвью», физиотерапевт предложил ей разобрать почту и поискать там ее друзей. Они наверняка удивлялись, почему от нее нет новостей.
Вспомнив, как он ее учил, она, сидя перед планшетом, трижды моргнула, и программа узнавания лиц мгновенно соединила ее с почтовой службой.
Настоящих дружеских посланий она не нашла, только сочувственные пожелания и подбадривающие слова от коллег-музыкантов и поклонников, направленные в основном в первые дни после катастрофы. Дальше – ничего, не считая приглашений от пиар-агентств, не знавших о происшедшем с ней.
Мелли была вынуждена сделать вывод, что ее жизнь, полностью посвященная музыке, представляла собой тоскливую пустыню одиночества. Но физиотерапевт запретил ей так думать. Настоящие друзья не бывают виртуальными. Приободренная его словами, Мелли спросила, приходил ли кто-то ее навестить. Ответа она не получила.
Понятно, что, вернувшись домой, она уже не интересовалась своей почтой. Но Саймон обещал ей писать, поэтому вечерами, уже в постели, она читала его сообщения из всех городов гастрольного маршрута.
Саймон описывал, как проходят концерты, как его принимает публика, с кем ему доводится встречаться в ресторанах за ужином, какая там обстановка и меню. Он часто обещал ей, что они приедут туда вместе.
Перед сном Мелли неизменно отвечала ему, даже если его рассказ не содержал ничего захватывающего.
Как-то вечером, включив планшет, она прочла странное анонимное послание:
Не принимай эти лекарства.
Доброжелатель.
Она сообщила о послании Саймону, который поклялся, что это писал не он.
Кто же этот «доброжелатель», почему он ей написал?
Саймон вошел в азарт, и обмен посланиями занял всю ночь. Находясь в тысяче миль друг от друга, они провели ее вместе.
Кто-нибудь знает, что ты проходишь лечение?
Никто, кроме моих родителей.
Может, кто-то наткнулся на упаковку в твоих вещах?
Разве что Долорес, собирая их, но зачем ей мне писать?
Понятия не имею, спроси ее!
Гениально! Долорес, у меня к вам три пустяковых вопроса. Это вы рылись в моих вещах? Вы написали анонимное письмо? Вы приготовили что-нибудь вкусное мне сегодня на ужин?
☺
Как тебе Торонто? Номер хороший?
Похож на вчерашний, на позавчерашний, на позапоза…
Ты заедешь в Бостон до конца гастролей?
Возможно, в конце месяца.
Пригласишь меня поужинать?
Если приеду, то чтобы увидеться с тобой.
Приятно это читать. Но ты не ответил: как тебе Торонто?
Не хочу вмешиваться не в свое дело, но каково назначение этих лекарств?
Они для улучшения памяти.
Она улучшается с тех пор, как ты стала их принимать?
Что принимать? ☺
☺ ☺ ☺
Никогда не чувствовала себя так хорошо, как в те два дня у Пиа, но тогда их при мне не было.
Все потому, что лучшее твое лекарство – это я… Может быть, уик-энд и вправду удался.
Мы это повторим, даю слово. Где ты играешь завтра?
Перечитай мои вчерашние письма.
А-а, знаю: в Сент-Луисе.
Тогда зачем спрашиваешь?
Чтобы ты не спешил вешать трубку.
Сейчас так уже не говорят.
А вот и говорят, мистер Словарь, если я так говорю. Ладно, уже поздно, я прощаюсь. Завтра тебе надо быть в форме.
Я свяжусь с тобой ближе к полуночи, как только вернусь в номер.
Кстати, где это будет? ☺
Спокойной ночи, саймон, до завтра.
