Неудержимое веселье охватило всех поголовно, и даже лошади, выслушав очередную сентенцию, дружно всхрапывали и одобрительно мотали головами. Едва лишь смех начинал понемногу утихать, как кто-нибудь, расцвечивая и без того фантасмагоричный образ Паркера вовсе уж гротескными красками, высказывал новое предположение и всё начиналось по новой.
Однако, все на свете имеет конец, а хорошее и вовсе заканчивается просто моментально. Так и сейчас.
Когда к компании, возмущенно кривясь и недовольно косясь на еще фыркающего Сварта, подъехал их нынешний проводник – заносчивый и нудный португалец Жуан Паулу Кристиану Родригеш Алмейда, смех стих сам по себе. Бёрнхем, вспомнив, как надменный португалец после третьей порции дрянного виски в армейской таверне напускал тумана и призрачно намекал о своей принадлежности чуть ли не к герцогской династии, сдавленно прыснул в кулак. Но запал уже прошел и он, ожидая, чем его обрадует или огорошит проводник, замолчал.
- Тут вот оно что, хефе капитан, – простуженным голосом откашлялся Жуан Паулу. – Во-о-он за тем холмом, – проводник ткнул пальцем куда-то за линию горизонта, – фермочка одна есть. Миль пять еще до неё. Там, правда, буры живут, ну да то не беда. Мужчины все на войну ушли, на хозяйстве бабы да дети, может пара-другая черных слуг. За жрачку не ручаюсь, но, по крайней мере, водой разживемся. Потому как если не на ферму, то до ближайшего водопоя нам еще миль двадцать тащиться.
Оборвав властным жестом радостные шепотки за спиной, Фрэнк ненадолго задумался. Секретность – секретностью, но с другой стороны, чем быстрее они выполнят свою задачу, тем быстрее вернутся. А если удача будет к ним благосклонна, то в этот раз – без потерь. Женщины буров – те еще фемины и отсутствие мужчин им не помеха. Так что, завидев группу всадников в ненавистной английской форме, пальнуть из дедовского “Ройера” в спину, а то и в лицо, дамы могут запросто. Но вода... Предыдущий попавшийся им колодец оказался наполовину засыпанным, и команда не смогла даже толком напоить коней, не говоря уже о людях. И даже, если обойдется без стрельбы, на что Фрэнк сильно надеялся, женщины могут сообщить о странных англичанах кому-либо из вездесущих коммандос. Кто-нибудь, вроде головорезов Старка, перевешал бы потенциальный источник опасности на деревьях, но он так не поступит даже под страхом немедленной смерти. Хорошо хоть неугомонный Паркер при поддержке Сварта за два дня до отъезда схлестнулся с этим отребьем в скоротечной и жесткой драке, изрядно проредив команду конкурентов, и их появления на горизонте можно было не опасаться. Пусть другие оставляют за собою только пепел и слезы, но не он. На его войне женщины и дети не воюют. Убийство – это дело мужчин, удел женщины – дарить жизнь. Ну а что стреляют порой в спину... Так а ля герр комм а ля герр.
Отмахнувшись от рвущих душу мыслей, Бёрнхем вдруг подумал, что в любом случае женщины им не опасны: пока сведения об английском отряде дойдут до противника, они будут уже далеко... Решено, едем на ферму. Благо, она, вроде, недалеко.
Однако, это понятие оказалось очень уж относительным, и отряду потребовался почти час, прежде чем с вершины очередного холма открылся вид на маленькую, но очень уютную долину, где изумрудное пятно фруктового сада, разлившееся щедрой зеленью посреди желто-коричневого однообразия весенней саваны, казалось сказочным чудом.
За садом, в окружении свиты приземистых каменных домиков, радостно поблескивая на солнце оранжевой короной черепичной крыши, гордо возвышался двухэтажный особняк. Дальше к югу вольготно раскинулись распаханные, но пока еще не засеянные поля, отгороженные от буша чередой каменных амбаров и конюшен. Раскинувшиеся перед взором усталых путников зрелище было настолько гармоничным, что даже грубые очертания хозяйственных построек не портили своим видом приятного впечатления.
Бёрнхем, с едва заметным постороннему взгляду облегчением, уже собрался двинуть отряд вперед, как вдруг Майлз, крепко ухватив его за рукав, ткнул пальцем куда-то вправо. Туда, откуда в направлении маленького рая с приличной скоростью неслось пыльное облако.
- Сдаётся, припозднились мы, чиф, – с сожалением качнул головой Митчелл. – Это, поди, буры, по своим женушкам истосковавшись, во весь опор мчат.
- Бурам здесь делать нечего! – снисходительно ухмыльнулся Алмейда, поглядывая на Майлза с явным превосходством. – Это хозяйство Ван Вель Гроневальда, а он еще прошлой осенью к Жуберу записался и теперь торчит под Ледисмитом.
Не желая больше распинаться перед временным попутчиком, проводник подъехал к Бёрнхему и просительно протянул руку.
- Позвольте вашу трубу, хефе капитан, – чуть заискивающе протянул португалец. – Знать, кого черти принесли так не вовремя, будет совсем нелишним. – Опережая еще не высказанный вопрос, Жуан Паулу затараторил: – я знаю всех на добрую сотню миль вокруг, может, знакомого увижу.
Получив просимое, Алмейда, не обращая на настороженное перешептывание за своей спиной никакого внимания, надолго приник к окуляру.
- Как я и думал, хефе капитан, это не буры. – С досадой цыкнул сквозь зубы проводник, возвращая Бёрнхему трубу. – Но нам, один черт, ничего не светит. Сюда нагрянул чертов проходимец, этот, как его...во! Артур Вилкат! Или Вискас?.. Не помню точно, люди его чаще Вонючим Хорем с Черного ручья называют. Так что нам лучше убраться отсюда поскорей... Или вы, хефе капитан, желаете взглянуть на представление? Как это по-вашему?.. Шоу?
- Какое еще шоу? – раздраженно бросил Фрэнк, внимательно вглядываясь в приближающуюся свору.
- Ничего нового, хефе капитан, ничего нового, – скучающим тоном протянул проводник. – Ферму сожгут, баб, как водится, попользуют. Потом, правда, он их на деревьях сушиться развесит, но с фантазией! Кого-то, скорее всего, на воротах распнет, кого-то на кол посадит, но требуху всем повыпустит, это точно! Будет интересно!
- Я не желаю смотреть, как развлекается этот подонок, – зло процедил Бёрнхем, проверяя каморы револьверов. – Я собираюсь спуститься вниз и вышибить ублюдку мозги!
- Но хефе капитан! – разом побледнев, испуганно проблеял португалец. – Это неразумно! Во-первых, в команде Вилката больше дюжины людей, а во-вторых!.. Из-за кого вы собрались рисковать своей и нашими шкурами? Это ведь буры!
- Во-первых, – передразнив интонацию проводника, презрительно сплюнул Бёрнхем, – мне плевать, сколько их там собралось. А во-вторых, – Фрэнк ткнул черенком плети в сторону фермы, – там не просто буры. Там – женщины и дети! Всё! Дебаты окончены.
Американец, не вслушиваясь более в протестующие стоны португальца, резко развернулся к друзьям.
- Действовать будем так же, как в Аризоне, в восьмидесятом. Сварт! Тебя с нами не было, так что слушай внимательно. Идем уступом. Я – головным, за мной на фут вправо и влево Майлз и Рой, следом за ними, с таким же интервалом, идут Сварт и Картрайт. Алмейда – замыкающим. Но на этого хлюпика, – командир кивнул в сторону возмущенного заворчавшего проводника, – надежды нет, так что берегите спину. Несемся во всю прыть. Как будем на территории фермы, каждый, выбрав заранее мишень, бьёт точно в цель. Как свалите своего, выбирайте следующего. Чтобы избежать путаницы, выбирайте цель каждый по своему флангу. Майлз и Сварт слева, Рой и Уилл, соответственно, справа. Да! Во что еще...
Фрэнк развернулся к мрачно скалящемуся Картрайту.
- Уилл! Ты по-волчьи петь не разучился? Нет? Вот и замечательно. Как первый залп прогремит, ты взвой посильнее, пусть их лошадки напугаются. Меня этому фокусу в восемьдесят восьмом один приятель обучил. Русский, но ни почем не скажешь, что медведь лапотный, сообразительный такой мужчина. Был...
- А чего он был-то, чиф? – с любопытством бросил Паркер. – Ежли был, то его вроде как уж и нету? Куда делся этот сообразительный?
- Я его убил, – внезапно помрачнев, жестко отрезал Бёрнхем. – Все готовы? Тогда вперед. Пересечем двор и сворачиваем во-о-о-н за той конюшней. Там спешиваемся и добиваем уцелевших. Ходу, джентльмены, ходу!
Тем временем, отряд Вилката веселился во всю. Не озаботившись выставить часовых, бандиты споро разбежались по ферме: кто-то азартно ловил кур и прочую живность, кто-то, звучно хэкая при каждом ударе, смачно лупил вякнувшего что-то невпопад негра. Троица полупьяных разбойников, обмениваясь скабрезными шуточками, деловито раскладывала на земле истошно вопящую девчонку лет пятнадцати. Еще двое, глядя на это с радостным ржанием, удерживали за волосы, бьющуюся в истерике миловидную женщину лет тридцати пяти, видимо, мать девчонки. Жутковатого вида верзила в предвкушении наслаждения нарочито медленно спустил брюки и радостно осклабился. Опуститься поверх верещащей девчонки он не успел – пуля сорок четвертого калибра, врезавшись под сердце, мгновенно перечеркнула его жизненный путь. Он так и умер: без штанов, с довольной улыбкой на перекошенной похотью роже и, вроде бы даже не поняв, что умирает.