он говорит. Даже ты бы смог подделаться под кого-то другого.
Шики задумчиво откусила от гамбургера.
– Такого раньше не бывало. Сегодня мне впервые удалось выбраться наружу. И
раньше мне ничего не нужно было говорить потому, что мы с Шики думали одинаково.
Я ничего не понял.
– Как бы тебе сказать… Это называется расщеплением личности, если по-
простому. Меня зовут ШИКИ, а ее, нормальную, – Шики. Мое имя – от «плетеная ткань».
Но мы с ней не разные люди, и отличаемся только порядком наших приоритетов.
Иерархией интересов, можно и так сказать. И от этого невозможно избавиться.
Ее тонкий белый палец задумчиво чертил на салфетке кандзи «Шики» и «ШИКИ».
– Мне захотелось поговорить с тобой, Кокуто. Шики никак не решалась, поэтому
мне пришлось сделать это вместо нее. Врубился?
– В-вроде того.
Мой ответ прозвучал неуверенно и скованно, но, на самом деле, я уже чувствовал, что это правда. Такое уже случалось. Еще до старшей школы я встретил Шики – тем
незабываемым зимним вечером с медленно падающим снегом. Но когда я заговорил с ней
после церемонии поступления, она сказала, что ничего не помнит. В то время я решил, что
она терпеть меня не может и не желает разговаривать. Теперь все обретало новый смысл.
Более того. Проведя с ней целый день, я с уверенностью мог сказать, что она –
настоящая Шики. Если верить словам Шики, то есть – ШИКИ – они отличались только
манерой речи, но действовали одинаково. Они были настолько похожими, что мне было
очень трудно найти различия.
– Но зачем ты мне говоришь?..
– Все равно не получилось бы скрываться от тебя и дальше.
Шики поднесла к губам стакан и глотнула через соломинку, быстро выпустив ее –
она не любила холодного.
– Если честно, я – дух противоречия, живущий в Шики. Ее отрицающий импульс.
Импульс, которым она отражает поползновения из внешнего мира. До сих пор она не
направляла его на кого-то конкретного, поскольку Рёги Шики еще никогда никем не
интересовалась.
ШИКИ говорила – или говорил? – небрежно, продолжая потягивать из соломинки.
Но я замер, не в силах двинуться, словно околдованный этими бездонными черными
глазами.
11
– Но не переживай, я – все та же Шики. И только говорю то, что думает Шики. Ну, разве что другими словами. Хотя, в последнее время мы начали слегка расходиться.
Поэтому не воспринимай все мои слова всерьез.
– Расходиться?.. Хочешь сказать, вы с Шики… ссоритесь?
– Да нет. Как ты себе представляешь ссору с самим собой? Что бы я ни делал, мы
оба этого хотим, и жаловаться не приходится. Кроме того, как бы я ни пытался встрять, телом командует Шики. Поэтому я здесь только потому, что она была не против. Ха, но
потом наверняка пожалеет об этом разговоре. Сама бы она ни за что не решилась, понимаешь?
Я кивнул, и ШИКИ засмеялась.
– Ты сообразительный, и мне это нравится. А вот Шики от этого не в восторге.
Врубился, что я имею в виду, говоря о расхождении?
…Что она имеет в виду? Шики не нравится то, что я немного понимаю ее? Или она
недовольна тем, что ей невольно импонирует мое понимание. Если подумать, то скорее
второе.
– Ладно, хватит сказок на сегодня, – неожиданно поднявшись, Шики сунула руки в
рукава кожаной куртки. – Бывай здоров. Ты мне нравишься, и мы снова встретимся. И
довольно скоро.
Звякнув об столик монетками за гамбургер, ШИКИ, не задерживаясь, исчезла в
толпе.
Расставшись с Шики, я направился домой по темной улице. Солнце уже садилось, и
на улицах было совсем немного прохожих. Надо полагать, из-за серийных убийств.
Дома я обнаружил своего кузена, братца-Дайске. Разговор с ШИКИ меня странным
образом вымотал, и я прошел прямо к котацу1 и шлепнулся на подушку перед ним.
Длинноногий братец-Дайске занял своими ходулями все место под котацу, и мне
пришлось молча побороться, чтобы засунуть пятки в тепло. Но прилечь и расслабиться
так и не удалось. Взяв со стола мандарин, я поинтересовался:
– Что ж ты не на работе, Дайске?
– А вот так вот. Нет даже времени забежать домой и соснуть. Дай, думаю, загляну к
вам в гости, все равно через час обратно на дежурство. Пять человек прирезали за три
месяца, конечно, у нас все стоят на ушах.
Братец-Дайске – полицейский. Совершенно неподходящая работа для такого
лентяя.
– И как движется расследование?
– Ни шатко, ни валко. До сих пор мы тыкались без улик в потемках, но в последний
раз убийца все же оставил нам подарочек. Специально, небось.
Дайске поднял лицо и серьезно глянул на меня.
– Не вздумай болтать, это информация для служебного пользования. Говорю
только потому, что для тебя это может оказаться важным. Ты же помнишь, что я
рассказывал про первую жертву?
Слушая его пространное описание второго и третьего убийства, я мог только
надеяться, что остальные полицейские не так легко расстаются с секретной информацией.
Тело второй жертвы было рассечено пополам, от головы до промежности – какие
оружие было использовано, никто так и не понял. Одна из половинок была прилеплена к
стене.
У третьего человека были ампутированы все конечности, а обрубки оказались
сшиты между собой – руки к ногам.
1 В большинстве зданий в Японии отсутствует центральное отопление, и японцы зимой выходят из
положения причудливыми способами. Очень популярен электрообогреватель в виде низкого столика со
свисающим покрывалом, под который засовывают ноги – котацу.
12
Четвертый был изрезан на куски, и на них отпечаталось какое-то круглое клеймо, эзотерический символ.
Пятая жертва превратилась в жуткую свастику, сложенную из отрезанных рук и
ног.
– Убийца совершенно ненормальный, – пробормотал я, борясь с подступившей
тошнотой. Дайске кивнул:
– Чтобы это понять, не нужно быть семи пядей во лбу. Ну, а ты что об этом
думаешь, в целом?
– Меня спрашиваешь? Ну, возможно то, что все они были рассечены на части, имеет значение, ведь это характерно для каждого случая. Кроме того…
– Кроме того?..
– Мне кажется, убийца все глубже погружается в пучину безумия. И следующие
жертвы могут быть не только на улице.
– Ты, прав, наверное. О-хо-хо, – Дайске устало прикрыл глаза ладонями.
– У него нет никакого нормального мотива и никаких правил. До сих пор убийства
случались на улице, в безлюдных местах, но, если он никого не встретит, то может пойти
и дальше – вломиться куда-нибудь. Лучше бы вашему начальству подумать об этом и
принять меры.
– Кстати… – Дайске дипломатично сменил тему, – вот это мы нашли рядом с пятой
жертвой.
Он положил на стол четкую фотографию жетона нашей школы. Многие относились
к этим значкам несерьезно, учитывая, что от нас не требовали даже носить форму, но в
правилах было написано, что полагается закрепить его на одежде, отправляясь в школу.
– Не знаю, то ли убийца не заметил пропажи потому, что дело было в траве, то ли
он нарочно оставил его там. В любом случае, это что-то означает. Придется мне к вам
наведаться в ближайшем будущем.
Мрачно нахмуренные брови Дайске сделали это предупреждение еще более
зловещим.
Зимние каникулы пролетели, словно вспышка. Единственное, что заслуживает
упоминания, это то, что мы вместе с Шики сходили в святилище на Новый год. Все
прочие будничные и нормальные события моментально изгладились из памяти.
Когда начался третий триместр, Шики замкнулась еще больше. Даже я отчетливо
ощущал ауру резкого отторжения, стоило к ней приблизиться.
После окончания уроков, когда классная комната осталась пустой, я нашел там
одинокую Шики. Она не двигалась и ничего не делала, только молча смотрела в окно. Она
выглядела настолько хрупкой и печальной, что я, не в силах оставить ее одну, без
приглашения уселся за соседнюю парту. Мы молчали.
Ранний зимний закат окрасил тихий и пустой класс тревожными багровыми
красками. Среди красных и черных теней ШИКИ, сложив руки на груди и прислонившись
спиной к окну, небрежно спросила:
– Я не говорила тебе, что ненавижу людей?
– Впервые слышу. Это правда?..
– Да. Шики ненавидит людей. Она всегда была такой, с самого детства. Знаешь, дети доверчивы и ничего не понимают. Ребенком ты думаешь, что весь мир любит тебя.
Безо всяких условий, просто потому, что ты любишь людей, они должны любить тебя в
ответ. Об этом не задумываются, но это именно так.
– Ты права. Дети не привыкли сомневаться. Вспоминаю себя, как я любил и
