— Вы сейчас сказали немало гадких слов. И поэтому умрёте.
— Неужели среди русских есть те, в ком течёт кровь рыцарей? — француз принял из рук Тихона свою шпагу встал в позицию.
— Нет, просто чести и благородства в России побольше, чем во всей Европе...
Ага, щапрям — так я и дал тебе дотянуться до своей груди прямым выпадом. Да — да, с переводом, а то как же!
К тому же с выпада ушёл и закрылся только через секунду. Это уже хамство и полное неуважение к противнику. Вероятно, хотел зафиксировать эпическую картинку «Просвещённый француз пронзает варвара-московита»
Я, наверное, сразу же мог устроить этому чванливому интервенту множественную перфорацию организма, но торопиться не стал — противника нужно изучить, это вам не спортивный поединок, где допустимо пропустить первые пару уколов, чтобы потом добрать всё необходимое.
Фехтовальщиком клиент оказался средненьким, но даже такой способен на дурочку засадить мне сталь в туловище. А этого категорически не хотелось. Любого противника нужно воспринимать всерьёз и не расслабляться ни в коем случае. Терпеть, держать дистанцию и ждать.
А клиент, кажется, почувствовал, что влип. Его клинок не только до меня дотянуться не мог, но и тронуть мою шпагу против моей воли не получалось — все его батманы приходились в пустоту.
— Что у вас за трусливая манера фехтования? — наконец не выдержал француз. — Русские офицеры боятся звона стали?
Я ответил «лучезарной» улыбкой, сопровождаемой соответствующим взглядом. Кажется по выражению моего лица соперник понял, что «приплыл».
Ну что же, «поугнетаем» нахала, раз так напрашивается.
Для начала сымитировал атаку (типа поддался на провокацию), а потом, когда этот франк купился, и всерьёз подумал, что отразил мою попытку, атаку продолжил. Уже от души, по взрослому. Остриё не только распороло щёку, но и зацепило кости черепа. Наверняка малоприятные ощущения. А ты чего ждал?
Кстати: получить такую рану — не пальчик порезать. И больно наверняка, и чувствуешь, как из тебя льёт... Причём, льёт не водичка... Хорошо, хоть глаза не заливает.
А мне, именно в такой ситуации расслабляться категорически противопоказано — запросто может теперь невооружённой рукой за клинок цапнуть, и вогнать мне прямо в пузо своё железо. Ему теперь терять нечего.
Аккуратненько, но настойчиво стал шлёпать по клинку противника, демонстрируя потенциальную агрессию, готовящуюся очередную атаку. Сработало — клиент не стал дожидаться, и сделал два выпада подряд. Вернее собирался сделать два: на первом же влетел в конкретную «четвёрку», а на продолжении, я уже не успевал задеть его клинком, но со всей славянской непосредственностью врезал по морде гардой. Получилось прямо по ране. Кувыркнулся, разумеется, пациент, да так удачно, что я не отказал себе в удовольствии отвесить этому надутому петуху полновесный рабочее-крестьянский поджопник. Убийца Гаврилыча пропахал по дорожной пыли ещё с полметра, выронил шпагу, перевернулся на спину и заблеял:
— Можете убить меня, но издеваться над военнопленным не смеете даже вы!
Ах ты, сука!
— Я над тобой, гнида, не только издеваться могу, я тебя могу ломтями настругать и в ближайший сортир ошмётки вывалить. Это и будет твоя могила...
Выпалил это я уже по- русски, но основную суть, благодаря присутствующим эмоциям, гадёныш, кажется, понял. Тем более, что я не поленился сляпать примитивный перевод своих слов на язык Вольтера.
Вера француза в скифскую дикость, выражение моего лица, стекающая по лицу кровь, да и все последние впечатления и ощущения, не давали повода усомниться в реальности обрисованной перспективки. На физиономии офицера нарисовался нескрываемый ужас.
— Вяжи его, — кивнул я ближайшему казаку.
Тот споро принялся выполнять приказ.
— Вадим Фёдорович, — лицо Самойлова выражало нешуточное удивление, — вы серьёзно решили этого гада...
— Лукич, мне что, сапоги снять и показать, что нет у меня раздвоенных копыт? Разумеется, никто его резать не будет. Отвезём в штаб, небось, знает этот галльский петушок немало. Почта какая-нибудь при нём была?
— А я знаю? Одновременно с вами сюда вышел... Кузьмичёв! В карете смотрели?
— Так точно! — подскочивший казак протянул связку пакетов. — Ещё ларец. Не открывали пока.
— И не будем, пусть в штабе со всем этим разбираются, — я решил не терять зря времени. — Карету в лес, лошадей, что можно поймать — поймать и быстро отходим к своим.
Пленного взгромоздили на коня, и приставили к нему поднаторевшего в конвоировании таковых объектов Гафара.
Надо сказать, что по дороге наш «трофей» вёл себя приличненько, не вякал, хотя регулярно изображал на своей морде лица то нечеловеческое страдание, то вполне человеческое презрение.
Прибыли на место безо всяких приключений и немедленно сдали клиента вместе с бумагами в штаб.
Как оказалось впоследствии, поймали мы весьма «трофейную рыбину»: сам-то он особо не трепался, но бумаг оказалось достаточно — Наполеон предписывал Ожеро направить войска из Германии и Польши в Литву и Белоруссию для усиления обороны своих складов и поддержки основных сил.
Наши генералы тут же решили временно оставить в покое Виктора и Удино с Макдональдом. Основной целью стал Вильно, где Великая Армия сосредоточила немалые запасы для себя.
А ещё через пару дней прибыл гонец от Чичагова с самыми приятными известиями: адмирал не стал жадничать, и, прекрасно понимая, что его сил более чем достаточно для сдерживания Шварценберга и Ренье, отжалел нам на помощь почти всю Третью армию — корпуса Каменского и Маркова, а так же кавалерию Ламберта. Десять пехотных бригад и десять кавалерийских полков двинулись к нам через Минск, который намеревались взять по дороге. И более сотни пушек. Сила, чёрт побери! Если всё выгорит, то «мешок» заносчивому корсиканцу устроим знатный. А если бы ещё...
В очередной раз пожалел, что не радиоинженер по образованию. Всё-таки связь, это такая сила в военном деле. Несколько хороших радиостанций принесли бы значительно больше пользы, чем десяток диверсионных отрядов типа моего.
Увы. Не увлекался этим делом даже в детстве. Простейший детекторный приёмник не соберу, не говоря уже о передатчике. Разве что примитивный телеграфный аппарат с азбукой Морзе, но тут всё упёрлось в провода — дорогая штука по нынешним временам, да и то зона действия была бы весьма небольшой — не дойдёт сигнал без усилительных станций дальше нескольких километров, а может и того меньше...
Ну да ладно — чего мечтать о несбыточном. Сейчас более актуальны осада или штурм Вильно, где моему «демидомиту» отводится немалая роль. А я ведь совершенно не в теме: одно дело заграждения в поле и на дорогах, и совсем другое — закладка таковых под укрепления осаждённого противника. Здесь я не рублю ни разу, о чём и доложил, за отсутствием на данный момент в штабе самого Сиверса, его заместителю Мейснеру.
— Странно слышать от вас такое, Вадим Фёдорович, — подполковник посмотрел на меня с удивлением. — Вы уже майор, минёр, можно сказать: герой этой войны, и вдруг отказываетесь от задач, которые должны являться для вас наиболее привычными. От тех, к которым вас готовили...
— Меня к таким операциям не готовили, уважаемый Яков Иванович. Я, осмелюсь напомнить, вообще-то, получил сугубо гражданское образование, я химик. В ведении минной войны при осаде крепости или какого-нибудь другого укрепления, разбираюсь не лучше любого пехотного или кавалерийского офицера. Я разрабатывал и делал вещества для мин, я придумывал и делал взрыватели для них, применял всё это в полевых сражениях и засадах, но понятия не имею, как рассчитывать заряд для данной крепостной стены, и как его туда заложить.
Если хотите зря погубить людей и без толку угробить взрывчатые вещества, то можете поручить закладку зарядов под стены моей группе.
Полковник слегка ошалел. Причём возмущения его лицо совершенно не выражало. Судя по всему, он просто логически рассчитал: имеются минёры под командованием аж целого майора, лица, артикулом предусмотренного... А тут нате вам: нифига этот майор не минёр для тех самых случаев, которые предусмотрены тем самым артикулом. А граф Сиверс предупредить не сподобился. И уехал непонятно на сколько в преголубенькую даль.
Причём мои возражения ни разу не укладывались в принципы субординации эпохи. Сказано: «Пойди вон туда и умри.», значит нужно пойти «туда». И умереть. Причём в позе, предписанной начальством. А тут, понимаешь...
Но, к чести Мейснера, нужно отметить, что буром он не попёр, в ситуацию въехал.
— Не стану скрывать, что ваши слова для меня — неожиданность, Вадим Фёдорович. Егор Карлович об этом знал?
— Знал.
— Понятно... — понятно, что по возвращении, Сиверс услышит немало малоприятного. — Вы можете предложить какие-нибудь реально осуществимые варианты в плане осады и штурма Вильно?
