Всё это благодаря тому, что Наполеон всё-таки бросил «гвардию в огонь», его силы были истощены до предела. Потери французы и иже с ними понесли значительно более серьёзные, Багратион остался жив...
Всё, ребята — живыми вам с русской земли ноги не унести. Можете ещё погнить в Москве с месяц, но потом поплетётесь обратно в свою Европу. С препятствиями.
А «препятствия» уже вовсю обеспечивали Витгенштейн с Штейнгелем. И Эссеном до кучи: Макдональд, естественно, боя не принял, и предпочёл смотаться на левый берег Даугавы. Мосты за собой, разумеется, сжёг.
Река под Ригой, конечно, сильно пошире, чем возле Полоцка, но понтонёры Геруа и рижские пионеры переправу обеспечили достаточно быстро.
Наши войска, подкреплённые тридцатью батальонами гарнизона Риги, погнали любимца Наполеона вдоль реки как шелудивого пса.
Витгенштейн, (а именно он принял командование объединёнными силами), не стал отвлекаться на Ковно и Вильно — он преследовал основные силы противника. И преуспел. Арьергарды французов, (а точнее — пруссаков) сдавались пачками.
Достаточно скоро передовые части объединённых корпусов подошли к Полоцку и наши силы тоже переправились на левый берег.
Лиеование в войсках было, конечно, не таким, как при объединении армий Барклая и Багратиона в июле, но тоже имело место быть. Особенно для нас, оставшихся без связи и информации на три недели.
А для меня — особенно: майор Пушняков остался а Риге, но граф Сиверс передал-таки ему мою просьбу — во-первых в моё распоряжение прибыл взвод минёров, а во-вторых практически всё, что требовалось для ведения дальнейших операций по «низведению и курощению» иностранных паразитов.
Теперь оставалось ждать только поручений от командования на предмет осуществления диверсионных операций на коммуникациях французов. И, что характерно, (вот прилипла ко мне это выражение от героя Сергея Юрского из великолепного фильма «Любовь и голуби»), очень хотелось получить от кого-нибудь из генералов соответствующее поручение.
Нужно заметитьт, что течение войны изменилось уже кардинально. По сравнению с тем, что случилось «тогда», в истории оставленного мной мира. Всё: коммуникации Наполеона перерезаны не просто партизанскими отрядами, а более чем двумя армейскими корпусами, фактически — армией.
Чичагов, со своей Дунайской, уже наверняка соединился с Третей Обсервационной генерала Тормасова., и не раздавил саксонцев Ренье и австрийцев Шварценберга исключительно по соображениям дипломатического характера- павлоградцы, насколько я помню, по тем же самым мотивам им даже захваченные в бою штандарты вернули...
Не, должны ребята с юга нам пару корпусов на поддержку отрядить. Ничем ведь не рискуют...
Правда, сам Наполеон... Узнав о том, что мы здесь устроили, вряд ли станет так долго засиживаться в Москве — получив информацию о перерезанных тылах, поспешит, скорее всего, обратно пораньше.
Что уже не критично — битва под стенами столицы произошла позже на три недели, так что возвращаться к границе французам предстоит практически по той же погоде, что и было. И по той же бескормице. Что важнее.
Только теперь выжирать те крохи припасов, что были заготовлены в Смоленске, будут три корпуса вместо одного. Так что даже Старая Гвардия найдёт в городе хрен в тряпке вместо довольствия.
А нашим войскам пока, достаточно встать поперёк немногих проезжих дорог и спокойно «повыесть» гарнизоны, оставленные на данной линии.
Связаться с адмиралом Чичаговым, и ждать от него подкреплений.
Приблизиться к Смоленску, и висеть «домкратовым мечом»[11] на всём западном направлении от города.
А там уж, ваше корсиканское величество, пусть ваши солдаты друг друга жрут...
Осень в этом году наглядно показала, что будет она скорой и быстротечной, что уступит место зиме зачительно раньше обычного срока: «в багрец и золото одетые леса», и забагровели-зазолотились всю до начала октября. Лист потёк в его самом начале...
Чем дольше просидит Наполеон — тем лучше, но даже если он уже тронулся в обратный путь, принципиально это ничего не изменит.
Теперь «загрохочут» батареи наших полевых кухонь: солдаты русской армии будут каждый день получать как минимум горячую кашу, горячий чай или его горячее подобие. И квашенную капусту.
А вам, глубоко неуважаемые просвещённые европейцы — хрен. В самом плохом смысле этого слова. В хорошем смысле, как источник витамина «Ц» — нашим. О чём мы с Бородкиным позаботились ещё год назад.
Французы почти два века скулили, что победил их «Генерал Мороз». Фигушки — мороз, голод и болезни не в меньшей степени косили ряды и русских солдат. Кутузов довёл тогда из Тарутино до Березины менее половины штыков и сабель, причём боевые потери составили всего лишь около двадцати процентов общей убыли.
Теперь будет иначе, именно на это сделана моя главная ставка, на сохранение армии от болезней, а не на динамит, бездымный порох, мины, атаки переправ и, даже, не на штуцерные пули. Сберечь побольше своих, значит уничтожить больше врагов. Уничтожить больше врагов — сберечь ещё больше своих... И так далее — классический случай обратной связи на войне.
Хотя, конечно, отказываться от активных действий, с использованием всех перечисленных выше новшеств, я не собирался. Теперь, получив буквально царский подарок из Риги от Пушнякова, наш отряд снова имел возможность показывать козью морду французам по полной программе.
Да и начальство, кажется, тоже это поняло:
— Прибыл в ваше распоряжение, Вадим Фёдорович! — зашёл ко мне хорунжий Самойлов. — С полутора десятками казачков.
— Рад видеть тебя, Лукич, — встал я навстречу казаку и протянул руку. — Полковник не возражал?
— А чего ж ему возражать? — Приказ командующего выделить полтора десятка охотников пришёл, так что даже облегчение Марк Иванович имел, когда я со своими вызвался.
И на том спасибо — лишнего недоброжелателя не нажил.
— Помнишь наш прежний разговор?
— А то как же! — засмеялся хорунжий. — Золото не хватать, голых девок не лапать — ждать французов в оранжевых мундирах...
— Где-то так, — кивнул я. — А вот завтра мы, с твоими донцами выдвигаемся...
«... очей очарованье...», ему, понимаешь! Хорошо было НАШЕМУ ВСЕМУ, развалившись в кресле, прихлёбывая, как минимум, чаёк, рассуждать про «пышное природы увяданье»...
Позднюю осень значительно точнее охарактеризовала моя Ленка: НИ визжат, а РО — «щегол». (Нивы сжаты, рощи голы, если кто сразу не понял. Была у нас с ней такая манера — прикалываться над классикой экспромтом).
А в переводе на нашу нынешнюю ситуёвину, погода была самой что ни на есть октябрьской, то есть гнусь, мразь, вода внизу и сверху, холодный ветер и свинцовое небо.
Хотя, кому я жалуюсь? Сам ведь предложил на пути отступления ворога нашего установить в оставшихся целыми, но брошенными, крестьянских домах «зажигалки»...
Только практика показала, что я ещё больший дурак, чем моё начальство: целых, отдельно стоящих домов, имелось практически хрен да ни хрена. И ни один из них не пустовал. И нужно было быть дипломированным идиотом, чтобы пытаться штурмовать какой-то из них силами моего отряда.
То есть дом-то мы взяли бы, но ценой потерь таких...
А потом его ещё и минировать бы начали, ага?
К тому же квартировали на таких дворах немалые подразделения с прилично налаженной караульной службой. А иначе они бы долго и не выжили: крестьяне, которых иноземные мародёры достали до самых печёнок, наверняка и без всяких химически — диверсионных наворотов пустили бы «красного петуха» спящим французам подперев входную дверь каким-нибудь бревном...
Но не возвращаться же к своим так и не устроив ворогу некой пакости. Хоть один отряд фуражиров стоило перехватить на дороге и напинать ребятам от всей широкой русской души.
Местные леса и дороги по ним проходящие были уже очень хорошо знакомы Спиридону, и он, за один дневной переход, вывел отряд к подходящему для засады участку.
Первое из предложенных лесовиком мест мне активно не понравилось — больно уж идеально для атаки на дорогу. Противника идиотом считать не следует никогда — сюда они войдут ощетинившись стволами во все стороны, и в готовности открыть ответный огонь немедленно. Небось уже научены партизанами, каковые наверняка уже действуют на коммуникациях.
Объяснил «ворону здешнему», какой рельеф предпочтителен. Тот, почесав затылок, припомнил подходящую местность верстах в пяти. Туда и отправились.
— Вадим Фёдорович, — заговорил со мной Самойлов, — я правильно понимаю, что в «оранжевых мундирах» те, кто возвращается с гружёными телегами? Их «берём», а тех, кто едет на фуражировку, пропускаем беспрепятственно.
— Неправильно, Лукич. Нам ведь не добыча нужна, а истребление врага. Даже предпочтительней уничтожить отряд, отправляющийся за припасами — глядишь, несколько крестьянских жизней сбережём. А трофеи сейчас без надобности: сам посуди, насколько снизится наша мобильность, если потащим с собой гружёные телеги.
