огромной, многопудовой туши.
***
Бледное, без единой кровинки, лицо юного Фэариона выглядело так, словно он вот-вот либо упадёт в обморок, либо опустошит желудок прямо на пол. Ободряюще улыбнувшись, Мэаларэн вручил юноше светящийся ярким белым светом патаэд – пусть хоть чем-то займёт руки, иногда это помогает. Сам Мэаларэн не чувствовал почти ничего, за время службы в управлении Спокойствия насмотрелся и не такого. Человек – существо, способное привыкнуть почти ко всему. Вопрос, хорошо это или плохо?
В просторном тайнике, надёжно укрытом под роскошным дворцом Ээфиора, городского советника по строительству, смертью даже не пахло – ей разило. Два десятка обнажённых тел – все молодые юноши и девушки – лежали на полу посреди комнаты, уложенные сложным узором, отдалённо напоминающим глиф «алар» – солнце. Умирали долго. По капле выпущенная из сотен порезов кровь частью покрывала пол, размазанная то ли рисунками, то ли письменами, частью плескалась в тяжёлых орихалковых сосудах, установленных на чём-то вроде алтаря. Вдоль стен и дальше, во внутреннем помещении, валялись бесформенными мешками устроители этой мерзости. В их числе и сам высокоуважаемый советник. Мэаларэн лично и с огромным удовольствием выпустил из него кишки, да так, что ублюдок от боли процарапал ногтями мраморный пол. Нет сомнений, начальник Ээфиора, высокоучёный Наонор, сделает круглые глаза, начнёт сокрушаться о человеческой низости, клясться, что не знал, и даже заподозрить не мог, и ничто не указывало… Пусть клянётся. У Мэаларэна есть кое-какие догадки насчёт того, сколь высоко поднялась скверна в славном городе Таоллэ, жемчужине Восьмого острова, и он не успокоится, пока не установит истину. Не зря же много лет назад он надел на шею тяжёлую электровую цепь блюстителя спокойствия.
– Дэал, вы закончили? – спросил Мэаларэн начальника булавоносцев, плечистого здоровяка в орихалковой кольчуге поверх тёмно-зелёного каэйтона. Остальные булавоносцы осматривали помещение, делая пометки на жемчужно-белых листах иэроната.
– Да, досточтимый, – длинный патаэд со светящимся шаром на конце казался в могучих руках Дэала страшным оружием, и не зря: убивать им он тоже умел. Мэаларэн видел лично. – Двадцать четыре тела и двенадцать преступников. Кровь выпущена – сам видишь. Всё как тогда. Записей или чего-то похожего не нашли, зато у каждого преступника на шее вот это.
Мэаларэн принял у булавоносца уже знакомый амулет из золотистого аорита: глиф «солнце», но странный, искажённый. И он, и Дэал уже видели такие: в Оламме, да ещё в том жутком подвале на окраине Кэалейни-Лэйты. От таких доказательств не отмахнётся даже нерешительный Аорилл, начальник блюстителей. В этом деле ещё много неясного, что бы кому ни казалось.
– Хорошо, Дэал, соберите всё важное, и можете идти, за телами скоро приедут. Нужно будет найти и оповестить родственников…
– Не завидую, досточтимый, – понимающе кивнул булавоносец. – Если отыщешь других ллахэи, дай нам знать.
– Непременно. Радуйтесь, соратники.
– Да было бы чему… – махнул рукой Дэал.
– Очередная блестящая победа, Каорн-иан Мэаларэн, – послышался сзади спокойный, чуть насмешливый голос. Вздохнув, Мэаларэн обернулся. Стройный, гибкий молодой мужчина, узкое лицо с прямым носом и бескровными губами, прямые тёмные волосы стянуты чёрной шёлковой лентой, тёмно-синий каэйтон открывает загорелую грудь и живот с чётко очерчеными квадратами мышц. Каорн-иит Нэатэон – родственник и, пожалуй, что друг. Человек, имеющий обыконовение знать обо всём, что происходит на Восьми островах.
– Я просто делаю своё дело, – сказал Мэаларэн. – Ты как здесь очутился?
– Мне сообщили, что в доме советника булавоносцы, и я сразу понял, что без тебя тут не обошлось.
Мэаларэн никогда толком не понимал, чем именно занимается Нэатэон в канцелярии правления Восьмого острова. Складывалось впечатление, что он отвечает за всё сразу, и при этом знает обо всём больше всех. Его можно было встретить и на чтении отчёта начальника блюстителей, и на совещании по поводу градостроительства, и на обсуждении торговых пошлин, и даже по правую руку от первого советника на открытии праздника Ойоста-Ээтаи. Впрочем, Мэаларэну такое положение родственника было только на руку. Нэатэон не раз помогал ему в расследованиях, когда открывая перед ним доселе закрытые двери, а когда и просто советом, что, зачастую, оказывалось даже полезнее.
– Так значит, Ээфиор оказался отступником, – Нэатэон окинул взглядом неприглядную картину и его ноздри затрепетали от тошнотворного запаха крови. – Что ж, он мне никогда не нравился. Итак, преступление раскрыто и оскорбляющий благодетелей культ искоренён. Молодец, родич, заслуги нашей семьи непременно будут отмечены, может даже и на Первом острове, – он многозначительно поднял палец.
– Ещё не раскрыто, – буркнул Мэаларэн. – Всё расскажу, только пойдём на воздух, Фэарион уже за стенку держится, да и я сам скоро от этой вони свалюсь.
Они вышли из дома в тёплую, благоуханную летнюю ночь, одну из тех, какие особенно прекрасны здесь, на Калан-Менна, самом восточном из Восьми островов. Наступила пора цветения фоэлоний. Их колоколообразные венчики светились в тёмных кронах деревьев оранжевыми светлячками, а в воздухе плыл тонкий, дразнящий аромат. Дом советника располагался на возвышенности с чудесным видом на покрытый россыпью белых и жёлтых огней пятимиллионный город, привольно раскинувшийся у широкого залива Аэ-Эт. Какие ещё мрачные тайны он скрывает в лабиринте своих улиц?
Глубоко и с наслаждением вдохнув напоённый ароматами сада воздух, Мэаларэн обернулся к ученику, понуро разглядывающему носки своих сандалий.
– Фэарион, на тебе лица нет. Иди домой и выспись, сегодня ты мне уже не понадобишься.
– Да разве тут уснёшь, – пробормотал юноша, покосившись на страшный дом.
– Мой тебе совет – напейся. Завтра даю тебе день на отдых. Радуйся.
Распрощавшись с Фэарионом, Мэаларэн и Нэатэон неспешно двинулись по освещённой редкими фонарями улице, ведущей в их родной квартал Лоиссэ. Улицы были пустынны. В этой части города жили люди зажиточные, степенные и не любящие лишнего шума. Ищущему весёлых развлечений следовало спуститься к порту, где каждую ночь бурлила жизнь, вино и фэлаэтон лились рекой, таверны полнились гостями со всех краёв света, а хорошо вышколенные рабы и рабыни были готовы немедля удовлетворить любые желания: чужестранца – за электр, пнатеи – не беря платы.
– Что ты имел в виду, когда сказал, что преступление не раскрыто? – Нэатэон шёл, заложив руки за спину с таким безмятежным видом, точно и не был четверть часа назад в полной обескровленных тел комнате.
– Раскрыто, но не до конца. Нэатэон, всё это гораздо серьёзнее, чем просто безумное увлечение богатеньких юнцов,
