сможем фронт удержать?
— А разве у нас есть иной вариант? Насколько я понимаю, сейчас наступила темповая игра, как говорят шахматисты. Если немцы переправились сейчас на наш берег Двины, и захватили плацдарм, на который перебросили бронетехнику, то наш фронт через несколько дней будет рассечен. Если не смогли, и подойдут резервы, то противнику потребуется время и значительные усилия, чтобы форсировать реку, занять плацдарм, и тем более расширить его во все стороны.
— Вчера они форсировали реку в тридцати километрах северо-западнее Двинска, у станции Ницгале. Ночью навели понтонный мост и перебросили роту танков. Однако наши моряки успели отправить по реке две плавающие мины, которыми корабли топят. Переправу разнесло, утром выловили из реки труп германского генерала — им оказался командир 8-й танковой дивизии генерал-майор Эрих Бранденбергер. Плацдарм атаковал утром 21-й мехкорпус Лелюшенко при поддержке 112-й дивизии и трех артполков с авиацией — немцев частью перебили, другой сбросили в реку обратно. Так что пока берег полностью наш, а Екабпилс 181-я дивизия держит, в городе третий день идут ожесточенные бои.
— Лишь бы резервы были…
— 163-я мотодивизия из 1-го мехкорпуса эшелонами движется на Резекне — завтра будет там. За ней идут составы 41-го стрелкового корпуса — первые прибыли на станцию Пскова. Перебрасывается «эстонский» корпус — один полк уже прибыл в Ригу. Хотя вражеская авиация сильно мешает своими налетами, постоянно бомбят.
Конечно, знать это обычному дивизионному комиссару нельзя, но вот заместителю командующего фронтом по укрепрайонам, а именно на эту должность с повышением был назначен Николаев, уже нужно. Приказ ведь подписан — а другой кандидатуры с такой репутацией и заслугами, сумевшего долго оборонять Либаву, просто не нашлось. Комендант 41-го укрепрайона, «пустого» перед самой войной, сумел не только проявить энергичность и распорядительность, но и с успехом воевать.
— Тогда шанс удержать двинский рубеж имеется, и немалый, Федор Исидорович, если разумно использовать время…
Олая — Рига
Командир 65-го стрелкового корпуса
генерал-майор Дедаев
— Вот мы и снова встретились, Серафим Петрович, — Дедаев порывисто обнял старого приятеля, надавив на плечи. Чуть отстранился, в голосе прозвучала затаенная надежда:
— Ты ко мне членом Военного Совета?
— Рад бы, но, похоже, с политработы меня окончательно выдернули, как морковку из грядки. Вчера назначили заместителем командующего фронтом по укрепрайонам, хорошо еще, что не по военно-учебным заведениям.
На бледноватых губах Николаева появилась улыбка, обозначавшая, что все произнесенное в конце не более, чем незатейливая шутка. Николай Алексеевич ответил тем же, усмехнувшись:
— Весь рубеж по Двине превращается в один сплошной укрепрайон, так что самым главным будешь.
— Старые позиции хоть восстановили?
— Почти полностью, за исключением непригодных или заболоченных участков. Сейчас вторую линию начали возводить, торопимся. Двадцать пять лет прошло, все обсыпалось, травой заросло, не то, что доски, бревна прогнили, а жерди в труху превратились.
— Я видел уже, с утра всю линию объехал, к тебе только сейчас добрался, на передовую, так сказать. Ужином кормить будешь? А то я еще не завтракал и не обедал, а когда поужинал и не помню. В Либаве не до того было, а вчера кусок в горло не лез.
— Понимаю, сейчас распоряжусь…
— Не к спеху, давай лучше к делу. Осмотрел я твою вторую линию, дней пять еще нужно, чтобы ее до ума довести — работников там хватает, всех рижских буржуев мобилизовали. В городе сразу спокойнее жить стало. Только женщины на улицах ходят. Их в Риге всегда почему-то больше, чем мужчин, — Николаев усмехнулся, закурил папиросу и, будто угадав вертевшийся на языке вопрос, произнес:
— Сразу скажу — колючей проволоки и мин на складах нет, сам понимать должен, что к иной войне мы готовились, на «чужой территории, малой кровью и могучим ударом».
Серафим Петрович последние слова произнес чуть ли не шепотом, хоть дверь в комнату была плотно закрыта. Мало ли что — от «доброжелателей», что «стучали» в особые отделы, никто не застрахован. Привыкли к доносам за последние годы, вот и приходилось быть осторожным при откровенных разговорах. Тридцать седьмой год всем военным урок наглядный стал, приходилось осторожничать.
Комиссар задумался, и, как бы подводя черту, добавил:
— Рассчитывать придется только на свои силы, как мы с тобой в Либаве делали. А здесь возможностей намного больше.
— Понятное дело, — отозвался генерал, — и столица рядом, а позади Ленинград с его промышленной базой.
— Ей давно воспользоваться нужно было, а тут конь не валялся. Танки, требующие ремонта, хоть сюда отправили, а не побросали в «пэпэде», когда война началась. Да еще поврежденную и подбитую бронетехнику смогли эвакуировать, а то бы по обочинам дорог сейчас бы вереницами стояли, число вражеских трофеев увеличивая. Сейчас танкисты ревизию делают — часть танков в Ленинград отправят, остальные здесь сортировать начнут — из трех поломанных один годный делать путем «каннибализма». Экранировать все относительно новые машину нужно, что после сентября 1939 года изготовлены. Если не найдем броневых листов, пойдет в дело обычная сталь, хотя бы траки подвесят и приварят — хоть какая-то дополнительная защита от немецких 37 мм противотанковых пушек. Пусть с пятисот метров поражать будут, но не с километра ведь, а то расстрел получается.
— Только относительно новые танки экранировать?
— Да, у них ходовая часть покрепче будет, да и двигатели пока не изношены — так что дополнительную нагрузку выдержат. А раздерганные танки по башню вкапывать — сотня пушечных «БОТов» противника надолго сможет задержать при должном пехотном подкреплении. А вот их дополнительно забронируем, как выйдет, там ведь только башню придется. Я ведь ради этого с полковником Полубояровым из АБТУ сегодня «диспозицию» обсуждал — решили все в деле использовать.
— Говорил с ним, знающий командир. А то кого только не набирали в мехкорпуса за последний год — дергали из пехоты, кавалерии, артиллерии, кто под руку попался и сразу на танковый полк порой ставили. Знавал таких «танкистов», — Николай Алексеевич усмехнулся, прищурив глаза.
— Теперь обратный процесс пошел — отделения плевел от зерен, так сказать. Танковые дивизии в бригады перевели, а в них танков в пять раз меньше, да и мотопехоты батальон, а не полк, почти без артиллерии, со свернутыми тыловыми подразделениями. Две с половиной тысячи личного состава, а не десять, управлять такими соединениями будет намного проще — разница все же существенная. Полковое звено упраздняется, но не сами полки — а их в каждом мехкорпусе по пять было. «Природных» танкистов, так сказать оставят, несколько полков Т-26 вооружат для действий групп НПП, остальные стрелковыми станут по мере
