Одетая или раздетая, все равно: одного взгляда на нее было достаточно, чтобы желание стало просто невыносимым. Плоть его под халатом восстала, сердце заколотилось, комната внезапно показалась слишком душной и жаркой. Он едва сдерживался, чтобы не броситься к ней и не взять се прямо здесь, на полу.
– Вы не можете здесь оставаться, – назло себе заявил Доминик хриплым голосом.
– Почему?
– Ты прекрасно понимаешь почему. Или ты забыла, как я вел себя в таборе?
Кэтрин зарделась, отчего стала еще привлекательнее.
– Вы не посмеете выставить меня из моей собственной комнаты, маркиз. Представляете, что подумают слуги?
Черт побери, она права. Он должен был бы догадаться.
– Хорошо, можешь остаться. Но дверь запирай.
Доминик повернулся и услышал голос Кэтрин:
– Вы можете запереть свою, если вам так хочется.
Доминик гневно просипел:
– Ах ты, маленькая ведьма, так ты издеваешься надо мной!
– У женщины тоже есть… желания, мой господин, те же, что и у мужчины. Именно вы, милорд, меня научили этой истине.
– Проклятие!
Чертовка испытывает на нем те же приемы, что использовал он, чтобы уложить ее в постель. Скривив губы, он прошипел:
– Этого не будет, Кэтрин. Через неделю я уезжаю в Лондон. Надеюсь, к тому времени вы придумаете, как занять себя в мое отсутствие.
– Это, вероятно, джентльменское предложение? – язвительно поинтересовалась Кэтрин.
Будь неладна эта девка! В два прыжка Доминик оказался около нее, схватил за руку и притянул к себе.
– Ты моя жена, говорят тебе! Или ты будешь вести себя, как подобает порядочной женщине, или поплатишься, клянусь Богом!
Кэтрин вырвалась.
– Вы можете рассчитывать на мою верность, милорд, – с того самого момента, как вы начнете вести себя как мой муж.
Кэтрин метнулась к балконной двери.
Доминик крепко выругался и ушел к себе, хлопнув дверью.
Девка точно была в сговоре с дьяволом, он готов был в том поклясться. С дьяволом или его отцом, что одно и то же.
Следующие три дня Кэтрин была тише воды, ниже травы. Пусть Доминик остынет. Да и ей надо успокоиться. Кэтрин совсем не хотелось злиться, но его упрямство довело ее до точки. Ничего себе, заявление! Пока он будет развлекаться в Лондоне, один Бог знает как и с кем, она, По его мнению, должна скромно сидеть и ждать его возвращения в деревне. Ну так вот, пусть не тешит себя надеждами, этого он от нее не дождется!
И все же то, что он решил уехать, говорило в ее пользу. Значит, она поступает правильно. Возможно, искушение сильнее, чем он хотел бы признать.
Кэтрин улыбнулась. Сейчас она знала, как разжечь его страсть. И что тогда? Если она преуспеет в обольщении, признает ли Доминик их брак настоящим, а не фиктивным? Кэтрин не знала. И у нее оставалось всего четыре дня, чтобы узнать. Ну, Доминик, берегись. Кэтрин злорадно улыбнулась.
Она пошла в конюшню, надеясь, что Доминик там.
– Ты поедешь кататься, Катрина?! – Янош бежал к ней с черного хода.
Кэтрин улыбнулась, думая о том, как прелестно смотрится мальчик в белой рубашке с жабо и бархатных штанишках. Малыш шлепал босиком, а туфли нес в руках.
– Хочешь, поедем вместе, – предложила Кэтрин и, приподняв край вышитой салфетки, покрывавшей плетеную корзину, добавила: – Смотри, что нам собрала кухарка. Мы можем устроить чудный пикник.
– Мистер Рэйнольдс сказал, что сегодня у меня уроков не будет, – радостно сообщил Янош. – Я поеду с тобой.
– Тебе надо переодеться, – заметила Кэтрин. – Я подожду тебя здесь.
Мальчик припустил в дом.
– Оседлай лошадь для Яноша, – приказала Кэтрин молодому конюху,
– Приму? – с оттенком неодобрения спросил конюх.
– Если он ездит на ней, то седлай Приму.
Через некоторое время слуга вернулся, ведя под уздцы лошадь – высокую серую кобылу.
– Прима, лошадка моя, – подбежал к лошади Янош.
– Слишком большая лошадь для маленького ребенка, – проворчал конюх.
– Янош – отличный наездник, – возразила Кэтрин.
Она помнила, как лихо катались на лошадях все мальчишки племени пиндаров.
Конюх насупился. Кэтрин крутила головой, надеясь увидеть Доминика, и на глаза ей попался Бобби Мартисон, младший брат того паренька, что сейчас занимался их лошадьми. Оба были сыновьями старшего конюха Грэвенвольда.
– Привет, Бобби, – окликнула Кэтрин мальчика.
– Здравствуйте, ваша честь.
– Ты, конечно же, знаком с Яношем?
Бобби опустил голову и надулся.
– Да, знаком.
Лицо Яноша не выражало ничего. Настоящий цыган.
– Вы могли бы играть вместе, – предложила Кэтрин.
Мальчик мог бы помочь цыганенку почувствовать себя своим среди здешних детей.
Бобби явно напугало предложение Кэтрин.
– Он дерется, ваша честь. Честное слово, он меня побил. Поставил мне синяк под глазом. Мой отец как следует вздул бы его, не будь он барчуком.
Янош по-прежнему молчал.
– Но он не мог ударить тебя просто так. За что он побил тебя, Бобби?
– Мы его только немного подразнили. Ничего плохого делать ему не собирались.
– Почему вы его дразнили?
– Говорит он смешно. И ведет себя забавно.
– Бобби, а ты хочешь учиться в школе? – сменила тему Кэтрин. – Ты хочешь научиться читать и писать?
Бобби смотрел на новую хозяйку настороженно.
– Папа говорит, что в школе учиться – время тратить попусту.
– Неужели?
– Оттого, что лишнюю книжку прочтешь, хлеба на столе не прибавится, – повторил отцовские слова Бобби.
– Может, и так, а может, и нет, – загадочно сказала Кэтрин.
– Собираемся кататься?
Услышав за спиной голос Доминика, Кэтрин оглянулась.
– Да. – Сердце ее забилось сильнее. – Почему бы тебе не поехать с нами?
– Прошу тебя, Доминик, – присоединился к ее просьбе Янош. – Сегодня такой хороший день. Мы можем съездить в веш, в лес то есть. Мы снова могли бы превратиться в цыган – на один день.
Доминик прислонился к. стене конюшни. Видно было, что он колеблется. Скорее всего, он был бы не прочь провести день в такой приятной компании.
– Не сегодня, малыш, – ответил он. – У меня слишком много дел.
– Поезжай, Янош, – предложила Кэтрин, – и подожди меня на вершине холма. Поедем к ручью, хорошо?
Доминик посадил мальчика в седло. Янош отъехал, а Доминик обратился к Кэтрин:
– Тебе не кажется, что ты слишком снисходительна к его шалостям? Или это еще одна твоя уловка?
Кэтрин едва удержалась от улыбки. Доминик был недалек от истины.
– Он чудный малыш. Мне бы хотелось, чтобы он не чувствовал себя здесь таким одиноким.
– Верно, – вздохнул Доминик. – Иногда я спрашиваю себя, стоило ли привозить его сюда.
Кэтрин сняла соломинку с рубахи мужа и стала вертеть ею между пальцами.
– Я, кажется, знаю, как ему помочь.
– И как же?
– Я хочу открыть школу, такую, как построил мой отец в Арундейле. Деньги у меня есть свои, но твоя помощь мне все же потребуется.
– Не сказал бы, что я в восторге от твоей идеи. Ты же знаешь, многим это не нравится. Некоторые могут сказать, что ты сеешь зерна революции.
– Но ты, надеюсь, так не считаешь,
– Нет. Но даже среди крестьян будут те, кого возмутит твоя затея. Они считают, что образование не даст их детям ничего, кроме ложных надежд.
– Я знаю, что дело нелегкое, но я уверена, что дело это хорошее. Если ты хочешь, чтобы Янош почувствовал себя здесь дома, помоги мне.
Доминик взял соломинку из ее руки, провел по гладкому стебельку смуглым пальцем, думая о чем-то. Потом улыбнулся:
– Эта школа убережет тебя от беды, пока меня не будет?
– Убережет. Если ты сам будешь держаться подальше от бед.
– Что я буду делать, Катрина, тебя не касается. Но школу свою можешь строить.
Кэтрин подавила раздражение. Сейчас решалась судьба школы – остальное не так уж важно.
– А ты поможешь мне убедить родителей будущих учеников?
– За мной дело не станет, можешь не сомневаться.
– Спасибо, – изобразила улыбку Кэтрин.
Доминик помог ей сесть в седло. Руки его были такими теплыми, нежными.
– Хотела бы я, чтобы ты поехал с нами. Яношу было бы приятно.
– К сожалению, у меня дела.
– Ну да, как же я могла забыть, что ты такой занятой человек, – едко заметила Кэтрин и, пришпорив кобылу, умчалась прочь.
Янош ждал ее на вершине холма. Они гуляли весь день и вернулись, только когда стемнело. Они скакали наперегонки до ручья. Кэтрин дала Яношу возможность победить, но, по правде говоря, ей почти не пришлось поддаваться. Мальчишка сидел на коне как влитой и мчался как ветер. Он сильно напоминал Доминика. Глядя на мальчика, Кэтрин жиро представляла себе, как ее муж, одетый по-цыгански, лихо скачет на своем сером жеребце.
Когда они вернулись, малыш ушел с Персивалем, а Кэтрин сама повела лошадей к конюшне. Здесь мог быть и Доминик. Сама не отдавая себе отчета, она постоянно искала встречи с ним.
Она думала о нем весь день, тревожилась, злилась, представляла, чем он будет заниматься там, в Лондоне. Мысль о том, что он может проводить время с другой женщиной, была невыносимой. Нужно удержать его. Во что бы то ни стало.
