как аксиому предназначенность различных теоретико-методологических подходов к развитию образования по отношению к социокультурным основаниям. Известный исследователь П. Штомпка сформулировал правила социологического воображения, которые основаны на осознании глубоких скрытых структурных и культурных границ [301]. В контексте нашего исследования важно подчеркнуть, что сам процесс включения российского высшего образования в глобальное пространство определяется пониманием особенностей системы российского высшего образования, логикой исторической преемственности и того, что необходимо минимизировать, нейтрализовать политику навязывания дискурса глобализма.
Испанский социолог М. Кастельс представил имевшую достаточно широкий резонанс среди российской общественности книгу «Информационная эпоха: экономика, общество и культура», в которой «время перемен» заключается в формировании информационного общества и изменения, имеющие революционный характер, делают востребованным понимание того, что современная технологическая революция создает принципиально новое отношение между обществом и технологией, что эпоха информационализма как качественно нового этапа общественного развития связана с перспективами информатизации (цифровизации различных сфер общественной жизни) [302]. Это положение ориентировано на принятие цифровизации высшего образования как императива, но при этом следует подчеркнуть, что концепт информационного общества содержит скрытые идеологические мотивации и то, что можно отнести к его достоинству как разнообразие подходов, свободы исследовательской мысли, имеет обратную сторону.
В той или иной степени, глубинным основанием является либеральная традиция, следование принципам и идеям, которые анализировал И. Валлерстайн как исчезающее состояние рациональности [303]. Отмечая, что либерализм имел непреходящие значения для утверждения идеалов свободы и прав, И. Валлерстайн определяет влияние либерализма на формирование социальной эпохи в контексте, во-первых, того, что либерализм исходит из предопределенности рациональности человека и в этом отношении является евроцентристской концепцией с доминантой разумности человека и критической оценки нерациональных оснований как архаичных и регрессивных для общественного развития, и как следствие – проведение демаркации между просвещенностью и «экзотичностью».
Интеллектуальный колониализм являлся и является устойчивым воспроизводящим феноменом западной интеллектуальной мысли, на что указывал американский исследователь Э. Саид в известной работе «Ориентализм. Западные концепции Востока» [304]. Так, Э. Саид отмечал, что для обоснования политики колонизации незападного мира был введен дискурс ориентализма, который выражался в трех принципах: во-первых, принятии оппозиции «прогресс-регресс» Запада и Востока; во-вторых, различий между западным, европейским, и «туземным» человеком; в-третьих, из «вынужденного выбора Европы» прилагать усилия для выведения востока из застойного состояния, так как в глобализируемом мире сохранение архаичности и авторитарности восточного общества и восточного политического режима содержат вызовы западу, его социальному и экономическому процветанию.
В контексте нашего исследования важным моментом является принятие мысли Э. Саида, что ориентализм как традиция колониальной эпохи получает импульсы развития в глобальном мире: интеллектуальный колониализм является результатом произошедших в XX веке перемен – 1960 год вошел в мировую историю как год Африки. В этот судьбоносный для африканских народов момент независимость обрели более двадцати стран африканского континента. Но сохранявшие свое значение конфликты колониальной эпохи (трайбализм, неграмотность, отсталость сельского хозяйства, низкий уровень жизни) сформировали контуры постколониальной эпохи, когда большинство африканцев проживают в условиях постоянной нищеты и угрозы голода и болезней.
В этом контексте бывшие метрополии сформировали дискурс неоколониализма, воспроизводство традиции колониальной зависимости на основе политики неэквивалентного обмена в экономической сфере, сохранения монокультурной модели в сфере мировой экономики (Сенегал – «арахисовая» страна, Замбия – экспортер меди). Социальными и политическими последствиями неоколониальной зависимости являются ограниченная национальная суверенность, поддержка компрадорских и часто коррумпированных режимов, но главный печальный итог заключается в том, что большинство стран черного континента так и не вырвались из порочного цикла нестабильности и конфликтности.
Ныне переживаемый миграционный кризис является прямым следствием эпохи колониализма и постколониализма, ситуации сохранения экономической и политической зависимости, нежелания и лицемерия западных стран способствовать стратегии развития африканского континента по пути движения к экономическому и социальному росту, способному если не кардинально разрешить, то нейтрализовать и блокировать политические и социальные риски глобального мира. В какой-то степени западные политики и ученые осознают актуальность формирования более справедливых отношений с бывшими колониями, но по существу неизменной остается позиция неоколониализма – при использовании дискурса «помощи и содействия» африканские страны не вышли из состояния «третьего» мира. Сфера высшего образования является наиболее аттрактивной для актуализации установок интеллектуального колониализма, стремления «закольцевать» высшее образование на африканском континенте на модель глобального образования, которая, как отмечалось ранее, является следствием и продуктом глобальной монополии на цифровое пространство.
Российские исследователи отмечают особенность актуальной ситуации в сфере высшего образования, когда с одной стороны образованное молодое поколение в развивающихся странах освоило жизненные ценности, соответствующие интересам транснациональных корпораций, с другой – усилия неоколониалистов нацелены на формирование у молодежи чувства «гражданина мира», потери национальной самоидентичности, формирование жизненной стратегии экстерриториальности по принципу «родина там, где хорошо жить» [305].
Отметим, что российская молодежь испытывает влияние глобализма и через информационное пространство, и, как мы убеждаемся, через политику внедрения «глобальных» образовательных стандартов. Глобалистские установки разделяет меньшинство молодых россиян (9–11 %), но необходимо обратить внимание на то, что в последнее десятилетие кратно увеличилось число молодых людей, нацеленных на внешнюю миграцию [306]. Этот показатель в основном отражает интересы студенческой молодежи, выпускников высшей школы, где конечно стимулирующую роль играют факторы трудоустройства, зарплаты, профессиональной карьеры. В условиях узкого диапазона новых профессий в сфере высоких технологий, малоперспективности карьерных устремлений, трудностей с созданием семьи вполне объяснима позиция перемены места жительства вне России.
Интеллектуальный колониализм как политика внедрения стандартов глобального образования с целью воспроизводства экономической, социальной и культурной зависимости стран «третьего» мира от «коллективного» Запада инвозируется в систему российского высшего образования через изменения, которые внешне соответствуют модернизации образовательной системы с целью повышения ее открытости и конкурентности. Но мы являемся свидетелями противоречивого процесса, в котором «один шаг вперед приводит к двум шагам назад». Действительно, российское высшее образование нуждается в стандартизации и адаптации к мировым образовательным пространствам. Эту проблему следует решать не только на уровне образовательной дипломатии путем заключения двусторонних и многосторонних межвузовских отношений, но и формированием устойчивой политики поддержки и обеспечения высшего образования в России через создание и реализацию собственных рейтинговых аккредитационных процедур, образовательных платформ в Интернете, систем «цифровизации высшего образования» на основе действующих в стране научно-образовательных и научно-исследовательских центров [307].
Оценивая данную ситуацию, в перспективе можно говорить об определенных позитивных сдвигах, наметившейся тенденции использовать потенциал российского высшего образования, исходя не только из экономических приоритетов, но и в контексте государственной политики в сфере высшего образования, формировать точки роста для реализации отмеченных целей. Естественно, российское высшее образование, которое всегда характеризовалось вкладом в развитие мировой науки и культуры, исключает ориентир на самоизоляцию и делает востребованной актуализацию международного образовательного сотрудничества на основе расширения взаимных контактов с новыми лидерами цифровизации высшего образования (Индией,
