Китаем, Турцией).
Разумеется, нельзя принижать и ограничивать сложившиеся схемы взаимодействия с западными образовательными структурами. Исходя из соображений взаимовыгодного сотрудничества по схеме встречного движения, что вполне достижимо с позиции отстаивания собственного образовательного суверенитета, возможно отклонение от негативных по последствиям компромиссов и уступок, а также признание обоснованности российской стороны во взвешенной оценке одобрения и принятия стандартов глобального образования, которое, как мы отмечали, содержит элементы евроцентризма и использования технологий снижения качества и доступности высшего образования. Как можно убедиться на основе опыта реформ высшего образования постсоветского периода по аналогии с тем, что произошла деиндустриализация и усилилась зависимость страны от углеводородного экспорта, в сфере высшего образования до сих пор оказывает негативное влияние сформировавшийся разрыв между элитными и массовыми вузами, что проявляется на уровне диктата образовательных стандартов, ориентированных на поддержание высокого статуса элитного образования с возведением социальных и культурных барьеров для молодежи из базовых слоев российского общества и провинциализацией массового образования, локализацией образовательной и научно-исследовательской активности престижных в советский период вузов, готовивших специалистов на всем социальном пространстве.
Принимая во внимание, что итоги реформирования высшего образования в постсоветский период являются предметом мониторинга и изучения экспертного сообщества российского общества, следует отметить частую полярность взглядов. Можно говорить о том, что, во-первых, либеральная модель развития высшего образования сформировала в обществе критическую позицию. Во-вторых, в нынешней ситуации доминирующим становится понимание границ и условий плодотворного сотрудничества России в глобальном образовательном пространстве. Соответственно, усилия направлены на ограничения политики глобальной монополии на основе формирования условий, ставящих транснациональные корпорации в режим правового пребывания на территории России и расширения возможности регулирования деятельности центров высшего образования, имеющих статус нерезидентов в российском образовательном пространстве.
В этом смысле речь идет не только о регулятивно-правовом аспекте, но и о том, что российская система высшего образования двигается в направлении роста адаптивного потенциала к глобальным стандартам и включает внутренние механизмы блокирования «интеллектуального» колониализма. С ростом глобализации высшее образование выходит за рамки национальных границ и получает большую свободу и независимость от традиционных потребностей государств, тогда господство транснациональных корпораций в цифровом пространстве создает угрозу суверенности системы высшего образования и является источником потенциальных угроз национальной безопасности страны [308]. Действительно, глобальная монополия в цифровом пространстве продуцирует формирование слоя «граждан мира», молодежи, которая проповедует глобальный стиль жизни, содержащий ориентированность на отказ от исполнения гражданских обязанностей внутри страны, утверждает внешне позицию пацифизма, но с той поправкой, что данная позиция характеризуется верностью либеральным идеалам и, следовательно, негативизмом и абсентеизмом по отношению к собственной стране.
Можно быть уверенными, что 9 % молодых россиян, исповедующих идеологию гражданина мира и осознающих себя таковыми, являются в основном посетителями глобалистских интернет-сайтов и испытывают влияние культурных и образовательных стандартов, особенно в вузах с установкой на включение в глобальное образовательное пространство в качестве участников процесса денационализации российского высшего образования [309]. Глобальная монополия на цифровое пространство, которое отвечает интересам транснациональных (глобальных) корпораций и правительств стран, входящих в первый мир, определяет вектор развития глобального образования как подчинения сложившихся культурно-исторических национальных систем образования, зависимости от средств, обеспечения и реализации образовательных стратегий акторов высшей школы. Как отмечалось ранее, политика антироссийских санкций способствовала не только трудностям в финансово-экономической системе страны, но и отразилась на процессе дигиталиции, информатизации и цифровизации российской высшей школы, воспроизвела разрыв между элитными и массовыми вузами по критериям качества и доступности. Качественное образование в современных условиях должно содержать ответы на группу вопросов, связанных с преодолением социальной и территориальной стратификации [310].
И второй, не менее важный момент: целесообразным представляется развитие стратегии адресной поддержки для увеличения доступности качественного образования, финансирования в рамках государственной образовательной политики и реструктурирования системы высшего образования по критериям доступности и возможности развития. Если с первым критерием мы осмыслили доступность как совокупность субъективных шансов получить высшее образование при минимизации социальных и территориальных барьеров на пути к высшему образованию, то по второму критерию уместны соображения о том, что качество образования означает реализацию стартовых условий равенства возможностей для студента, использование механизмов кредитования, льгот, различных видов денежных компенсаций для учебы, помощь в трудоустройстве выпускников высшей школы в зависимости от степени востребованности содействия трудоустройству и профессиональным способностям личности.
Это является антитезой глобальной монополии в цифровом пространстве, так как достигается уровень достаточной альтернативности услугам, предлагаемым зарубежными вузами, повышается престиж отечественной высшей школы, что является «хорошим» знаком для молодых талантов, делающих выбор в пользу отечественных вузов. Разумеется, российские вузы, включенные в глобальное образовательное пространство, ориентируются на честную конкуренцию, если вуз становится привлекательным для молодых россиян и они видят профессиональные перспективы. В условиях интернет-сетей возникает ситуация «цепной» реакции. Молодежь из зарубежных стран обращается к российским вузам не только по схеме исторической памяти (в российских вузах учились предыдущие поколения, родные и знакомые люди), молодежь ориентируется на овладение новейшими технологиями и «штучными» профессиями, о которых З. Бауман писал как о гарантированных формах занятости в эпоху позднего модерна [311]. Вхождение российских вузов в лидеры глобального образования поддерживает усилия этой тенденции, при этом нельзя сосредотачиваться на росте экспорта образовательных услуг, работая на перспективу, на осознание того, что в современном глобальном мире важно актуализировать механизмы «мягкой» силы культурного и идеологического влияния.
В этом смысле полезен опыт Китая, который достаточно эффективно использовал образование китайских студентов за рубежом в предшествующие десятилетия. Вероятно, конфуцианские традиции верности семье и родному дому, законопослушность в совокупности с определенными финансовыми и политическими зависимостями имели результатом возвращение большинства выпускников, обучающихся за рубежом (в основном в американских университетах на основе двусторонних отношений в сфере культурного и образовательного сотрудничества). Когда в России заявляется о необходимости спокойно относится к стремлению молодежи учиться в зарубежных вузах или реализовать ожидания трудоустройства за пределами России, особенно с видом на постоянное жительство и получения гражданства, следует различать иллюзию самоуспокоенности как безразличия к судьбам российского высшего образования или как осознания права на свободу выбора в контексте ограниченности возможности предоставить выпускникам широкое поле профессиональной деятельности, реализации стремления «быть в топе» современной науки и экономики.
Ясно, что здесь актуализируется механизм отложенных ожиданий. С одной стороны, действует стратегия развития российской высшей школы, направленная на ее суверенизацию и создание условий, способствующих занятию лидерства в глобальном образовании. С другой – развитие российской экономики, снятие с «нефтяной иглы» обеспечит возвращение выпускников, временно покинувших Россию, для работы в отечественных экономических, образовательных, научных структурах, полученные за пределами России знания и опыт будут способствовать наращиванию экономического и научного потенциала российского общества, подобно духу петровской эпохи будут «прорублены» новые окна в глобальный мир.
