— С добрым утром, — отвечает Дэниел.
Он смотрит на меня и грустно улыбается. Его улыбка самая что ни на есть привлекательная, и моё сердце начинает биться быстрее, отчего я немного пугаюсь.
— Кофе? — спрашиваю я.
Он кивает, глядя на меня с благодарностью, так что я беру чашку, которую уже успела принести для него, и наливаю в него горячий напиток.
— Чёрный подойдёт? — уточняю я.
Дэниел улыбается.
— Лучше и быть не может. — Сделав глоток, он кивает в сторону часов. — Получилось починить?
Покусывая губы, я качаю головой.
— Извини. Я разбирала их несколько раз, но так и не смогла понять, почему они не работают.
— Я всегда думал, что после взрыва у них внутри что-то покорёжилось.
Я снова качаю головой.
— Внутри всё в порядке. Они исправны.
Дэниел
Мои часы совсем как я — тоже мертвы внутри. И так же как я, не желают жить дальше.
Генри защёлкивает часы и передаёт их мне.
— Мне очень жаль, молодой человек, — говорит он. — Я надеялся, что нам удастся помочь.
Взяв часы, я надеваю их на руку.
— Спасибо, что попытались, — отвечаю я.
Пожав ему руку, я оказываюсь в крепких объятиях. Затем, дотянувшись до заднего кармана, вытаскиваю бумажник.
— Сколько с меня?
Генри качает головой.
— Нисколько. Мы не починили часы, так что и платить тебе не за что.
Он кивает мне и направляется наверх. Но в последнюю минуту оборачивается и говорит:
— Счастливого Нового года, сынок.
— Спасибо, сэр, — отвечаю я.
И дверь за ним закрывается.
Фейт тяжело вздыхает.
— Он выглядит таким уставшим, — говорит девушка. — Но держится. Он никогда не сдаётся. — И снова вздыхает.
— Ты спала? — спрашиваю я.
Она качает головой.
— Ещё нет.
Сейчас её волосы распущены и спадают ей на плечи. Хотя раньше они были затянуты в неряшливый, но красивый пучок. На ней джинсы и свитшот, и, кажется, ей в них удобно. Я указываю пальцем в сторону дивана.
— Надеюсь, ничего страшного, что я спал на диване. А то проснулся, а тебя нет.
Она улыбается.
— Я просто ходила посмотреть, как там Нэн, и принять душ. — Она поднимает мою руку и переводит взгляд на часы, закусив нижнюю губу. — Извини, что не починила их. Я знаю, для тебя это важно.
Я пожимаю плечами.
— Нет, не важно. — Или, по крайней мере, не будет важно после следующей ночи. — Просто это был один из пунктов в списке того, что мне нужно сделать сегодня.
Она прищуривается.
— А что ещё есть в твоём списке?
— Да так, ерунда всякая, — бормочу я больше себе, чем ей.
— Например?.. — Она оставляет вопрос повиснуть в воздухе.
Чувствую, как к щекам приливает жар. Понятия не имею почему, но разговоры о списке меня смущают.
— Я хотел сделать тату. Вернее, сделал её этой ночью.
— Ох, — просияв, выдыхает она. — Можно взглянуть?
Теперь уже всё моё лицо начинает гореть. Засучив рукав, я показываю ей татуировку. Но вместо того, чтобы коснуться рисунка, её пальцы скользят чуть ниже — прямо по ожогам на моём предплечье.
— Это случилось в Афганистане? — спрашивает она.
Я чувствую кожей, как дрожит рука Фейт, и хочу притянуть её в свои объятия. Но мне нечего ей предложить. Абсолютно нечего.
Поэтому киваю и задираю рукав чуть выше в надежде, что Фейт перестанет вырисовывать маленькие круги у меня на предплечье. Хотя глубоко внутри мне хочется, чтобы она не останавливалась. На самом деле я желаю, чтобы она раскрыла ладонь и прижалась ею к моей коже. Хочу почувствовать её. Я выдыхаю, и из-за того, что Фейт стоит очень близко, её волосы слегка развеваются.
— Красивая, — говорит Фейт. Я киваю и опускаю рукав. Она усмехается. — Хочешь увидеть мои?
Девушка закатывает рукав свитшота и переворачивает руку запястьем вверх. Там, на внутренней стороне запястья, красуется знак бесконечности. Он изящный и девичий, и очень ей подходит.
— Бесконечная любовь и благодарность, — говорит Фейт, указывая на букву «Б», спрятанную в центре татуировки. А сам знак бесконечности выполнен в виде двух сердец, соединённых концами.
— Бесконечная любовь и благодарность, — повторяю я. Эта женщина уже в который раз меня поражает. — За что ты благодарна? — Я смотрю в её зелёные глаза.
Она вздыхает.
— Лучше бы спросил, за что я сегодня не благодарна. — Она начинает прибираться на своём рабочем месте. — Я благодарна, что проснулась сегодня. — Она усмехается. — Ну, вчера.
— А ещё? — спрашиваю я, прислонившись бедром к краю её стола.
Фейт поворачивается спиной и приподнимает свои волосы к макушке.
— У меня есть ещё. Вот здесь, — говорит она, улыбаясь мне через плечо.
— Ещё одна татушка? — спрашиваю я.
Хотел бы я знать, за что ещё она благодарна.
Она кивает, и я подхожу ближе, а затем отвожу завитки волос от её шеи. Она слегка вздрагивает, но по-прежнему улыбается.
— Бабочка, — замечаю я. — Как оригинально.
— Мне было восемнадцать, — сетует она.
Но усмехается, и я понимаю, что она не сердится.
— Бунтовала? — спрашиваю я.
Фейт кивает, и её лицо заливает румянец.
— Я влипала в огромное количество неприятностей, — говорит она. После чего игриво выдыхает: — Думала, папа меня прибьёт.
— А ещё есть? — спрашиваю я.
Она снова заливается румянцем. Значит, есть.
— Где? — спрашиваю я.
— В других местах, — бормочет она, вдруг заинтересовавшись уборкой рабочего места.
— Например? — поддразниваю я.
У меня на сердце становится легче, чего я не чувствовал уже очень долгое время. Но не уверен, нравится ли мне это.
— Если тебе так уж не терпится узнать, то ещё одна набита на попе.
Фейт отворачивается от меня, и мой взгляд тут же опускается на её попу. Которая великолепно выглядит в этих джинсах, но я умираю, как хочу увидеть эту татушку.
— Можно мне взглянуть? — спрашиваю я, и мои губы растягиваются в улыбке.
Это такое незнакомое ощущение, что я не знаю, как с ним быть. И тут же перестаю улыбаться.
Она фыркает.
— И много девушек после этих слов начали скидывать с себя одежду? — спрашивает она и, заметив, что я допил свой кофе, наливает мне ещё одну чашку.
— Спасибо, — говорю я. И смотрю в её зелёные глаза. — У меня давно не было девушек, — продолжаю я, показывая на ногу. — Для того чтобы научиться обращаться с ней, мне понадобилось некоторое время.
— И как, научился? — спрашивает она, ухмыляясь мне поверх кружки.
Я киваю.
— Да, но не всему. — Я провожу взглядом вверх и вниз по её телу, в то время как она смотрит на меня, скрестив руки на груди. — Извини, — бормочу я. — Не могу ничего с собой поделать — ты чертовски привлекательна.
Она усмехается и краснеет, отчего становится ещё красивее. Я вляпался. По самое не хочу.
— Наверное, тебе нужно возвращаться к работе, — говорю я. — Или в постель. Или к тому, чем ты занимаешься в течение дня. — Я перевожу взгляд на дверь. — Ты в курсе, когда уличные торговцы начинают продавать жареные каштаны или горячий шоколад?
Она вскидывает брови.
— Ты ешь каштаны и пьёшь горячий шоколад на завтрак?
— Это есть в моём списке.
Я вытаскиваю его из кармана и заглядываю в него. Сейчас, когда я об этом думаю, мой список дел кажется глупой затеей. Наверное, мне просто следует отправиться в гостиницу и поспать.
Она наклоняется, чтобы заглянуть в мой список.
— Что ещё здесь есть? — Широко распахнув глаза, она произносит: — Бродвейский театр? В канун Нового года?
Я киваю.
— Можно мне пойти? — шепчет она и, схватив меня за руку, заглядывает мне в глаза. — Возьмёшь меня с собой?
Фейт
Не могу поверить, что я спросила его об этом. Мне хочется забрать свои слова обратно, но их уже не вернуть. Выражение лица Дэниела подсказывает мне, что внутри него идёт борьба. Он приподнимает бровь, пытаясь вести себя так, будто я не испугала его, но я-то вижу правду.
— Ты хочешь пойти в Бродвейский театр? Со мной?
Я киваю, прикусив нижнюю губу. Он взглядом находит мой рот и, сжав губы, не сводит с него глаз.
— Всегда хотела туда сходить. — Смутившись, я пожимаю плечами.
— Раньше мама каждый год водила меня в Бродвейский театр. Мы гуляли по городу, ели жареные каштаны, пили горячий шоколад и делали всё, что было в моём списке для новогодней ночи. — Он пожимает плечами, словно ему неудобно об этом говорить. — Я даже не знаю, что там сегодня показывают.
— «Золушку», — выдыхаю я. — Роджерса и Хаммерстайна.
Иногда я и сама чувствую себя Золушкой. Я забочусь обо всех вокруг, но никто не заботится обо мне. Больше нет. Дедушка занят Нэн, а Нэн слишком больна, чтобы делать что-то большее, чем просто жить. Мои родители считают меня сильной, но я тоже нуждаюсь в заботе. Просто не хочу, чтобы об этом кто-то знал.
Я машу рукой.
— Знаешь что? — говорю я. — Неважно. Это был всего лишь глупый порыв.
— Тебе нужно сходить за сумочкой? — спрашивает он с усмешкой, хотя с тех пор, как мы встретились, я впервые вижу на его щеках румянец.
