вдруг начинаю опасаться, что он узнает, о чем я думала.
— Присоединитесь к нам? — улыбаясь, спрашивает мужчина, однако ответа даже не ждет
— отворачивается и идет к диванчику, на котором восседает вальяжная дама в зеленом. Не
думаю, что хочу с ней знакомиться…
— Представишь нас? — спрашивает главный у Картера, и тот охотно кивает:
— Джоанна Конелл. Эмилио Юнт.
После этого мужчина берет меня за руку и очень уважительно целует тыльную сторону
ладони. И это притом, что здесь полно голых девиц для развлечений… Как так?! Не думала, что
почтительное отношение в подобном месте вообще возможно. А Эмилио Юнт снова поднимает
глаза к моему лицу.
— Мне кажется, или это серьги Эстер? — вдруг спрашивает он.
В этот миг я начинаю надеяться, что Эстер все-таки подружка, а не мать, потому что если
верно последнее, то он мне солгал! Фиг с сережками? Фиг с ними?! Да я же теперь их
гарантированно потеряю!
— Эстер Картер, знаете ли, была восхитительной женщиной, — откидывается на диван
Эмилию Юнт и смотрит в потолок, явно предаваясь воспоминаниям. А мне становится по-
настоящему плохо. Потому что на мне украшения из шкатулки женщины, которая значила
столь невообразимо много… — Ее смерть стала ударом для всех. Знаете, есть пары, которые
созданы друг для друга. Бен и Эстер были из таких. Они оба умерли слишком рано и внезапно.
— Эмилио Юнт закрывает глаза, будто эти мысли действительно причиняют ему боль. И
это не какое-то пустое «мне жаль». Это потеря. Прожитая и прочувствованная, не забытая. — А
ваши родители живы? — спрашивает он у меня, словно и впрямь читает мысли.
— Да, — хрипло отвечаю я.
— Цените это, Джоанна. — После этих слов мне становится стыдно, потому что я не
виделась с родителями с больницы. Не могу простить, что они поддержали Брюса, и потому
ограничиваюсь звонками… А Эмилио Юнт, тем временем, продолжает: — Шон, мальчик мой.
— У меня от такого обращения аж глаза на лоб лезут. Мальчик. Как же. — Ты совсем нас
забросил. Стал большой шишкой и времени на старых друзей не оставил? Или твое отсутствие
связано с иными причинами? — И улыбается мне. Пусть Эмилио Юнт и неправ, я все равно
отчего-то заливаюсь краской.
— С иными, разумеется, — отвечает Шон, хотя имеет в виду он вовсе не меня.
— Твой отец гордился бы тобой, Шон.
Картер фыркает:
— Это навряд ли.
— Как давно ты виделся с братом?
— Давно.
— Не дело это, мальчик мой! Семья важна. Без нее мы бедны! Тебе тридцать шесть, когда
же ты это поймешь, наконец? Ты выгнал всех, кто хоть что-то для тебя значил, и что теперь? —
Шон лишь опирается локтями о колени. Молчит. — Ты умен. Думаешь, что одиночество
помогает тебе творить? Боишься потерять свой ум?
— Нет, — отвечает Шон, а я смотрю на него во все глаза. Кажется, мужчина с яхты —
единственный человек, который может беспрепятственно совать нос в жизнь Шона Картера. —
Просто я не из тех, кто умеет разбрасываться.
— Чепуха. Ты просто идешь по пути наименьшего сопротивления. Как какой-нибудь
слабак! — почти выкрикивает Эмилио Юнт. Эти слова не пустые, за ними скрыто многое, и с
полминуты мужчина просто сидит и часто дышит под наплывом эмоций. Но затем уже
спокойно добавляет:
— Действуй, Шон. И не забывай друзей. А я с вами прощаюсь. Джоанна, мне было безумно
приятно познакомиться. — Его улыбка такая теплая, искренняя… даже отеческая. Какой же он
странный человек…
Когда мы уходим, я замечаю взгляд Ашера. Но отчего-то не киваю в знак приветствия. Не
стоит здесь обнаруживать связи.
Как только мы оказываемся на верхней палубе, я решительно вырываю локоть из захвата
Шона и бросаюсь вниз по трапу. Не старайтесь повторить, если не занимались тем же с самого
детства!
— Джоанна, — догоняет меня Шон и сильно прижимает к груди.
— Оставь, отпусти! — истерически кричу я и бью по его груди кулаками.
Мы боремся, я вырываюсь, а он не пускает. Не знаю отчего мне так больно. Наверное,
просто это слишком. И голая Йол, и Ашер, и Эмилио Юнт, и дама в зеленом… Я закрываю
лицо руками и плачу. Борьба прекращена, на смену ей приходит дрожь и всхлипы, а потому
Шон начинает говорить.
— Эмилио Юнт был самым близким другом моего отца. С тех самых пор, как Бенжамин
Картер умер, он мне помогает. Без Юнта я бы не удержал ни университет, ни отцовские активы.
— Акции?
— И недвижимость. Сидней никогда не стоит на месте, Джо, здесь каждый час что-то
меняется.
И если когда-нибудь я лишусь поддержки Эмилио, мне будет очень непросто. А за
удовольствия всегда приходится платить.
— Тем, что ты ходишь пялиться на собственных раздетых студенток?! — выпаливаю я,
даже дважды не подумав.
— О, если бы только это! — закатывает Картер глаза, а я вдруг прихожу в бешенство. Да
как он смеет мне говорить такое?! Ревность застилает глаза алой пеленой, и откуда-то
находятся силы вырваться из захвата рук. — Джоанна, яхта Юнта — мелочь. Совершенно
типичный досуг для подобных ему людей.
— И ты действительно подобный ему человек! — кричу Картеру в лицо. — Но не я! Как ты
посмел притащить в такое место меня?! Зачем?!
Но прежде, чем Шон успевает ответить, я вспоминаю про серьги Эстер Картер и срываю их
с
ушей
так
порывисто,
что
даже
часть
волос
выдираю.
— Забери их!
Я пихаю Шону в руку бриллиантовые украшения так резко, что одна из сережек падает на
пирс и застревает в щели между досками. Мамочки, я дура! Сейчас она провалится в воду! Но
Шон осторожно наклоняется и поднимает ее. Без лишнего шума и паники. Я бы на его месте
непременно начала терять равновесие, сломала бы каблук, порвала платье и, в итоге,
обязательно серьгу утопила. От этих мыслей начинаю реветь с новой силой. Это его вина! Все
это его вина! Он меня довел! Он почти добился того, чтобы я возненавидела Сидней. И хотела
бы я сказать, что добираемся до моего дома мы в молчании, только это не так. Потому что я
реву всю дорогу. И дома тоже. Я засыпаю не раньше шести утра.
Работать после таких потрясений просто нереально. Я не спала и чувствую себя как после
отжима в стиральной машинке, а потому пялюсь в экран, скрестив руки на груди. Бабочки
подозрительно на меня косятся. После того, как я поставила их на место, наши отношения
только-только начали налаживаться, и вот на тебе — Джоанна снова ведьма.
Когда в наш кабинет входит Картер, я лишь раздраженно закидываю ногу на ногу и
сползаю вниз по стулу, пытаясь спрятаться за монитором. Но он, видимо, пришел именно ко
мне.
— Вижу, ты все еще бесишься, — говорит он невозмутимо. А я отворачиваюсь и только. —
Кстати, из-за чего случилась такая масштабная истерика? Прошлой ночью к тебе отнеслись
более чем благосклонно.
При слове ночь, разумеется, звуковой фон в помещении снижается на порядок. А я
взрываюсь. Нет, что он, правда не понимает?!
— Да ты смеешься! — начинаю я орать и махать руками. — Я вчера выяснила, что мои
студенты занимаются проституцией! Более того, я видела одну из них голой. Я! Позволь кое-
что тебе рассказать, Картер. Мы с тобой разные. Я со своими студентами не сплю, и я не желаю
видеть голым никого из них. И если бы я не была уверена, что достанется в итоге только мне, я
бы ходатайствовала за отчисление Ребекки Йол лично, но раз ректор в курсе и всячески
способствует…
— Ректору глубоко плевать чем занимается Ребекка Йол вне стен его университета. А рыдала
ты до самого рассвета не из-за нее.
— Я вообще рыдала не до рассвета!
— А твои синяки под глазами свидетельствуют об обратном! И, кстати, тебе ли судить? Ты-
то кто, Конелл? Укрывательница смертника. Преступница. Да, он ничего плохого не сделал, и
ты тоже, но кто об этом знает? Ты считаешь нормальным нарушать закон, спасая отца от
электрического стула, Йол — торгуя собой. В чужих глазах вы именно такие. Но ректор не
выгоняет ни тебя, ни ее. И потому я советую тебе заткнуться и держаться подальше от этой
истории, пока никого не разозлила.
Так… может, сама я не разозлила никого, но меня-то да, меня разозлили, и еще как! Хватаю
сумку, порывисто вскакиваю в места и просто ухожу. Внутри все горит и клокочет. Мало того,
что он спит со своей шлюхой, он еще и готов ради сохранности за ней места в университете
выставить на улицу меня. МЕНЯ! Хотя знает, что этот университет — чуть ли не единственная
организация, где я могу работать. Даже Мельбурн не пойдет навстречу, стоит им узнать