парня снова заработал, теперь уже увереннее. Я продолжал удерживать энергию души в теле, чувствуя, как она постепенно вновь связывается с плотью, возвращая ее к жизни..
Цапля вдруг резко закашлялся, его тело выгнулось дугой, и он сделал первый самостоятельный вдох. Хриплый, судорожный, но такой желанный! За ним последовал второй, уже более уверенный. Парень был жив!
Краем глаза я заметил, как Рурик и Лилия смотрят на меня с каким-то суеверным ужасом. Еще бы… Они только что стали свидетелями того, как я буквально вернул душу в мертвое тело. Да я и сам с трудом верил в то, что только что сделал.
«Если бы не получилось, — мелькнула усталая мысль, — пришлось бы использовать последнюю карту жизни. А там уж как повезло бы…»
— Я читала, что на подобное были способны лишь древние боги… — прошептала Лилия.
— Вот только они давно нас покинули,. — произнес Рурик.
— Пошли дальше! — устало выдохнул я, поднимаясь.
Ноги мои дрожали от истощения, но времени на отдых у нас не было. Мы с Руриком снова взялись за носилки. Теперь я чувствовал, как течет жизнь в теле Цапли — слабая, но устойчивая. Он будет жить. Долбанная инфекция, она почти прикончила его!
Метель словно взбесилась. Порывы ветра усилились настолько, что приходилось идти почти боком, наклонившись вперед. Снег больше не падал хлопьями, а летел горизонтально, жаля открытую кожу, словно тысячи крошечных игл.
Лилия спотыкалась все чаще. Ведьма держалась из последних сил, но ни разу не попросила об отдыхе. Каждый раз, когда она падала, то поднималась сама, упрямо стиснув зубы. В ее глазах застыла какая-то отрешенная решимость.
Мы с Руриком продолжали нести носилки. Цапля то приходил в себя, то снова проваливался в забытье, но главное — он дышал. Его сердце билось ровно, а природный источник, пусть и слабый, продолжал работать с раной.
Время потеряло всякий смысл. Был только бесконечный снег, вой ветра и тяжесть носилок. В какой-то момент мои новые чувства уловили странные изменения в окружающем мире — запахи становились все более блеклыми, словно реальность постепенно истончалась.
— Скалы! — прокричал вдруг Рурик, и даже рев метели не смог его заглушить.
Я присмотрелся. Действительно, впереди темнели две громадины, похожие на клыки исполинского чудовища. Между ними виднелся узкий проход, и именно туда нам предстояло идти.
Чем ближе мы были к скалам, тем яростнее становился ветер. Он дул через проход между камнями, как сквозь гигантскую турбину, и при этом возникал не просто вой, а самый настоящий рев, от которого закладывало уши.
Лилия снова упала, и на этот раз я видел, как ей тяжело подниматься. Но она справилась, даже не взглянув в нашу сторону. Что-то изменилось в ней после той деревни. Словно часть ее души закалилась, как сталь в кузнечном горне.
Проход между скалами оказался уже, чем выглядел издали. Нам пришлось маневрировать с носилками, чтобы не задевать острые выступы камня.
А потом случилось что-то странное. Звук ветра… просто исчез! Вот только что он ревел, как тысяча демонов, а в следующий миг наступила полная тишина. При этом сам ветер никуда не делся. Я видел, как он треплет одежду, как гонит поземку по камням, но все это происходило в жуткой, неестественной тишине.
По спине пробежали мурашки. Казалось, будто сама жизнь покинула это место, оставив лишь пустую оболочку реальности. Воздух стал каким-то густым, тягучим, походил на остывший кисель.
Рурик вдруг остановился. Мы аккуратно положили носилки с Цаплей на относительно ровный участок камня. Старик медленно подошел ко мне, его лицо в тусклом свете казалось маской, высеченной из старого дерева.
— Мы рядом с Изнанкой, — прошептал он, и его слова прозвучали неестественно громко в этой мертвой тишине. — Это чувство… я никогда не забуду. Словно стоишь на краю бездны, в которой нет ни верха, ни низа.
Это место было чем-то вроде границы, но не просто между земными территориями, а между разными гранями реальности. Здесь наш привычный мир истончался, готовясь перейти во что-то иное.
В этой неестественной тишине каждый звук приобретал особую четкость. Я слышал, как скрипит снег под ногами, как хрустят замерзшие складки одежды, как тяжело дышит Лилия. Все эти звуки казались чужеродными. Они царапали саму ткань реальности.
Мои новые чувства сходили с ума. Запахи путались, накладывались друг на друга, создавая невозможные сочетания. В один момент я ощущал морозную свежесть снега, а в следующий — затхлость древних могил. Зрение тоже подводило — краем глаза я постоянно замечал какие-то движения, некие тени, которые исчезали, стоило лишь повернуть голову.
— Воздух… — пробормотала Лилия, обхватив себя руками. — Он какой-то… неправильный.
Я понимал, что она имеет в виду. Каждый вдох давался с трудом, словно легкие сопротивлялись этому густому, тягучему воздуху. Он был холодным, но не так, как это бывает на морозе.
Цапля на носилках застонал и открыл глаза. Его взгляд был мутным, но вполне осмысленным.
— Где мы? — прохрипел он.
— На пороге, — ответил Рурик, и в его голосе прозвучало что-то похожее на благоговейный страх. — На границе между тем, что мы знаем, и тем, что лежит за гранью понимания.
— Изнанка… она рядом! — произнесла Лилия.
Я внимательно осмотрел рану Цапли — каналы, которые я создал, продолжали работать. Тонкие, как паутинка, они несли элемент к поврежденным тканям, постепенно восстанавливая их.
Но было что-то странное в том, как энергия текла по этим каналам. Она сопротивлялась чему-то, какой-то внешней силе, пытающейся исказить сам принцип ее существования.
— Нужно двигаться дальше, — сказал я, поднимаясь. — Здесь нельзя оставаться надолго.
И это была правда. Я чувствовал, как это место медленно высасывает из нас силы. Словно сама реальность пыталась растворить нас в себе, сделать частью этого искаженного пространства.
— Смотрите! — вдруг воскликнула Лилия, указывая куда-то вперед.
Там, где проход между скалами должен был заканчиваться, пространство словно плавилось. Воздух шел рябью, как поверхность воды от брошенного камня, и сквозь эту рябь
