толстой проволокой, которая крепилась к четырем тонким металлическим
трубкам, вбитым по углам цветника. На одну из этих трубок и угодил Виктор.
Он лежал неподвижно, лицом вниз, а из его спины торчал тонкий ржавый
патрубок. Белая футболка наливалась, пропитывалась кровью, которая
густела на глазах - под стать буйно цветущим ярким бордовым георгинам.
Подбежавшая Зина, едва перегнувшись через подоконник, зашлась диким,
судорожным криком и лишилась чувств. Не подхвати ее Добряков вовремя,
так, наверное, и устремилась бы вниз, к своей самой большой в жизни
потере…
381
19.
За бешеные деньги Зине удалось похоронить Виктора на одном из
престижных кладбищ города. Перед погребением погибшего отпели в
кладбищенском храме. Взахлеб рыдая над гробом, она первой бросила в
могилу горсть влажной земли.
Вечером после похорон она выпила почти литр водки и уже к полуночи
отключилась, но сумела самостоятельно добраться до постели и даже
раздеться.
Помочь похоронить сына она попросила своего дружка Петю, чему поначалу
Добряков горячо воспротивился.
- Что, я один не справлюсь, по-твоему? – кипятился он в утро похорон. –
Зачем человека отвлекать? Может, у него смена как раз сегодня?
- Перестань! – мрачно оборвала Зина. – Тебя меньше всего интересует его
смена. Из тебя опять какая-то совершенно безосновательная ревность
выпирает. В такой момент хоть бы сдержался!
Она позвонила Пете, и тот охотно согласился помочь. Явился тут же,
пособолезновал осунувшейся за два дня и спавшей с лица Зине, сухо
поприветствовал Добрякова и тут же деловито засуетился, замельтешил перед
глазами.
Его помощь действительно пришлась весьма кстати. Сама Зина пребывала в
каком-то другом измерении, и вся суета с транспортировкой гроба из морга
на кладбище легла на него. Зина вполне положилась на расторопного Петю и
замкнулась на общении с сыном – пригорюнившись и вся уйдя в себя, молча
сидела перед гробом, шептала что-то понятное только ей самой, осторожно
382
поправляла волосы на голове покойного. Петя не беспокоил ее, сам съездил
на кладбище, заплатил деньги за место, заказал катафалк. Вообще же был
невероятно предусмотрителен и оперативен.
Гроб до могилы несли вчетвером – Добряков, Петя и двое кладбищенских
рабочих. Им Петя, как и землекопам, заплатил дополнительно и щедро,
причем все выплаты совершал собственными средствами, невзирая на
возражения Зины. Добряков только неприятно морщился, стараясь, впрочем, чтобы его недовольства никто не видел.
На поминки решили никого не приглашать, и за грустным застольем
собрались вечером втроем. Зина пила много, почти не закусывая. Все время
молчала и только утирала покрасневшие, измученные глаза. Поэтому и
отключилась невероятно быстро, а Добряков с Петей сидели почти до
полуночи, когда выпив три литра, разошлись спать. Пете Добряков постелил
в комнате Виктора, а сам улегся рядом со свернувшейся калачиком Зиной.
Наутро первым пробудился Петя, выпил крепкого кофе, приготовил яичницу, порезал салат. Потом осторожно постучал в дверь спальни.
- Заходи, мы не спим, - отозвался Добряков.
- Кушать подано, милости прошу, - едва просунув голову, сообщил Петя и
вернулся на кухню.
- Похмеляться будешь? – осторожно спросил Добряков, поднимаясь с
кровати.
- Еще спрашиваешь, - глухо отозвалась Зина.
Петя держался молодцом. Пить категорически отказался, немного перекусил
и распрощался. Ему завтра надо было заступать в смену, и он хотел прийти в
себя, отлежаться.
383
- Девять дней будешь делать – зови, - сказал он Зине и ушел.
Оставшись вдвоем, они сидели молча. Будто целая пропасть пролегла между
ними. Зина налила себе стопку, кивнула Добрякову на бутылку и выпила, не
дожидаясь. Он наполнил стакан доверху и, поморщившись, отправил внутрь
все его содержимое.
- Особенно пьянствовать нечего, - произнесла, наконец, Зина. – Пора
успокаиваться… Да и надоело… Мне Витя не простит такой слабости. К
тому же надо съездить на могилу.
- Да, видимо, так, - вяло согласился Добряков. – Я тоже устал… А еще девять
дней отмечать. Надо бы просушиться до этого времени.
- Вот и я о том же. Предлагаю выпить еще по одной и пойти спать.
Она выпила еще стопку (Добряков следом за ней опрокинул полстакана),
поднялась из-за стола, выпила таблетку снотворного и направилась в
спальню.
Когда она вышла, Добряков быстро налил себе еще стопочку, поспешно
выпил и едва не поперхнулся: водка как-то не пошла.
В спальне Зина задернула тяжелые шторы (новое стекло в окно Добряков
заказал в вечер смерти Виктора – позвонил в ДЕЗ и заплатил рабочим из
Зининого кошелька). Скинув халат, она нагишом юркнула под одеяло.
Добряков медленно разделся и улегся рядом, с другой стороны кровати.
- Ты помнишь о своем обещании? – глядя в потолок, спросила Зина.
- Ну да, конечно.
- Тогда, может, завтра подадим?
384
- Давай как следует придем в норму? – выторговывал Добряков.
- Как скажешь, - она пожала плечами, потом вдруг резко повернулась к нему
и жарко зашептала в самое лицо:
- У меня теперь никого не осталось!.. Совсем никого!.. Кроме тебя,
понимаешь?..
- Да, Зина, понимаю, - ответил он и громко отрыгнул: выпитая впопыхах
водка никак не хотела улечься в желудке.
- Значит, никогда не подводи меня, слышишь? – она обняла его за шею и,
привстав, посмотрела ему в глаза – долго, горячо.
- Возьми меня, - прошептала, откинувшись на подушку.
* * *
С загсом пришлось повременить. На третий день их просушки (на могилу к
Виктору они так и не съездили) Зине позвонили из клиники и предложили
срочно лечь на операцию. «Пока есть свободное место», - объяснила
администратор.
Зина согласилась и стала собираться.
- Вот видишь, как я была права, когда решила остановиться, - говорила она, упаковывая сумку.
- Да ты всегда будто в воду глядишь, - соглашался Добряков. – Такси
заказать?
- Неужто в метро поедем? Позвони.
385
Добряков заказал такси, приехать обещали через полчаса, и они присели на
дорожку.
- Жить можешь у меня, можешь у себя, - говорила Зина. – Как решишь.
Приезжать ко мне часто не надо…
- Да я буду, буду…
- Не суетись, - настаивала Зина. – Денег я тебе, конечно, оставлю, но…
постарайся не злоупотреблять.
- Да вовсе не буду, - выпучил глаза Добряков.
- Не зарекайся, - отмахнулась Зина. – Просто не злоупотребляй. Мне в любой
момент может понадобиться помощь.
Пришло такси, они поехали, и через час Зину разместили в просторной
палате известнейшей в столице клиники. После разговора с врачом она
попрощалась с Добряковым:
- Ну все, иди. Операция будет послезавтра. С утра. А вечером можешь
позвонить. Завтра приезжать не стоит: меня весь день будут готовить.
Чмокнув Зину в щеку, Добряков вышел из палаты, миновал пункт охраны и
не спеша направился к метро. Его душу приятно согревали пятнадцать тысяч, переданных ему Зиной.
На первом же перекрестке он остановился, задумался и решил обмыть. Что
обмыть – он и сам, пожалуй, не смог бы сказать. Ну… хотя бы то, что Зину
положили на операцию, что все у нее будет хорошо. Купил в киоске две
бутылки пива и не спеша распил их в небольшом скверике возле метро.
Потом купил еще, потом еще. Когда вышел из метро, купил еще литр и выпил
его тут же, возле киоска. А когда под вечер добрался к себе домой (у Зины
386
решил не жить, а только заходить время от времени), почти не стоял на ногах.
Скинул в прихожей ветровку, рухнул, как был, поверх одеяла и моментально
отключился.
Проснулся среди ночи. Старая история. Голова врасхлест. Хорошо еще, что
догадался прикупить по пути пару бутылок пива. Жадно выпил обе, покурил
и понял, что этим не спастись. Посмотрел на часы – четверть третьего.
Придется идти в ночной, иначе с такой головой как с Зиной разговаривать?
«Стоп! – задумался он. – С Зиной сегодня говорить не надо. Ее будут
готовить к операции. Когда она просила позвонить? Завтра. Точно, завтра
вечером, когда она отойдет от наркоза. А значит, приходить в себя можно
почти целых два дня!»
Эта мысль так понравилась ему, что он даже замурлыкал под нос какой-то
мотивчик. Прошел в ванную, пустил прохладную воду, сунул голову под
струю, подержал минуту-другую. Вытер полотенцем. Полегче. По крайней
мере, голова уже не трещит. Но все равно без добавки не обойтись.
Расчесал волосы, надел ветровку и вышел из дома. Предрассветная мгла
редела на глазах, вот-вот должен был замаячить рассвет. В магазине было
безлюдно. Кассирша дремала перед кассовым аппаратом, когда Добряков у
