безлюдно. Кассирша дремала перед кассовым аппаратом, когда Добряков у
нее под носом загрохотал выставляемыми на транспортерную ленту
бутылками. Кассирша вздрогнула, открыла глаза и посмотрела на него с
таким выражением, словно ожидала увидеть перед собой по меньшей мере
тигра.
- Все не спится? – буркнула недовольно, принимаясь сканировать бутылки. –
Пакет нужен?
- Давайте.
- Восемьсот тридцать рублей.
387
Он рассчитался, убрал в пакет две бутылки водки, пять бутылок пива, три
пачки сигарет и нарезку салями. Выйдя из магазина, свернул за угол и
осмотрелся в поисках скамеечки. Зачем он купил водку, он бы и сам не смог
сказать. Просто увидел на витрине, не удержался и протянул руку. А раз
купил, следовало ее употребить. Увидел детскую площадку со скамеечками и
пошел туда. На площадке, видимо, еще с ночи валялись жестяные банки,
пустые бутылки. Так будет по всей столице часов до семи утра, когда во
дворы выйдут изможденные узбеки и киргизы-гастарбайтеры и примутся
вылизывать территорию за подгулявшими москвичами.
«Нет, я уж аккуратненько. Я в урночку вон опущу», - решил Добряков и
присел на скамейку. Посмотрел по сторонам и заметил, что урны
переполнены такими же банками и бутылками.
«Ну ничего, рядышком аккуратно поставлю, - он отвинтил пробку бутылки. –
Эх, забыл стаканчик-то купить разовый! Придется из горла засаживать… Ну
ничего, не впервой!..»
Рассвет уже давно высветил дворы, а он все не мог покончить с поллитрой.
Уж очень хорошо и покойно сиделось и пилось. Ни о чем не хотелось думать.
Он знал, что до завтрашнего вечера он свободен. Свободен и никому не
обязан отчетом. Совершенно никому!
«Это что? Это ерунда, - думал он, глядя на бутылку. – До завтрашнего вечера
я успею и выпить и проспаться. Сегодня добью вторую поллитру, завтра с
утра пивком оттянусь, и будет полный порядок…»
К площадке подошли два узбека, толкая перед собой фанерный ящик,
поставленный на тележку.
- Здравствуйте, - сказал один из них.
388
«Они, чудики, со всеми здороваются, даже с незнакомыми, - вспомнил
Добряков. - Надо же, как их приструнили!»
- Здорово, мужики, - ответил он вслух. – Как работается? Не обижают?
Узбеки дружелюбно закивали, ничего не сказали и принялись вытаскивать из
ящика метлы.
Не дождавшись ответа, Добряков пожал плечами и приложился к бутылке.
Закусил кусочком салями, закурил. Узбеки терпеливо подбирали следы
ночного пиршества, опорожняли урны, собирая мусор в свой контейнер.
Собрали и двинулись дальше, к следующей площадке.
«Вот бедняги! – решил Добряков, глядя им вслед. – Наши барыги-
коммунальщики, поди, держат их на голодном пайке, положенную им
зарплату воруют… И никто не пикнет. Попробуй пикни – поедешь в свой
Андижан… Нет, уж я свою бутылочку аккуратненько в урну…»
Он допил оставшиеся пятьдесят граммов, опустил пустую бутылку на дно
жестяного ящика и, подхватив пакет с позвякивающим содержимым,
направился к своему дому.
Вторая пол-литра кончилась уже к полудню. Едва помня себя, он как-то
умудрился дойти до магазина и купить еще две бутылки. О том, что завтра
вечером надо звонить Зине, он уже не помышлял совершенно. Мозги
застилал тяжелый, обволакивающий туман, и только грохот проезжавших под
окнами грузовиков и крики детей в песочнице иногда возвращали его к
действительности. Выпитая поллитра окончательно подкосила его, и он уже
не пошел, а пополз к кровати. Мобильный телефон он еще с утра
предусмотрительно выключил и больше не вспоминал о нем…
389
* * *
Зина, после успешной операции благополучно вышедшая из наркоза и
отдыхающая на удобной койке, не дождалась звонка Добрякова и решила
сама набрать ему в девять часов вечера. «Абонент недоступен», - донеслось в
ответ.
Она набирала его номер еще несколько раз, но с таким же успехом. Потом
подумала немного и связалась с Петей.
- Петя, дорогой, я не слишком потревожу тебя, если попрошу сходить к Егору
и посмотреть, жив ли он вообще. Он весь вечер не отвечает на мои звонки.
- Схожу, конечно, - согласился Петя. – Тебя уже оперировали?
- Да, сегодня?
- И как?
- Все замечательно. Так сходишь?
- Говорю же, схожу, диктуй адрес…
На звонок в домофон ему никто не ответил. С кем-то из жильцов ему удалось
зайти в подъезд. В лифте он поднялся на нужный этаж и дернул ручку
холловой двери. Открыто! Он шагнул в холл, подошел к двери Добрякова и
подавил кнопку звонка. Подождал немного. Никакого ответа. Позвонил еще
раз и снова подождал. Тишина. Тогда Петя осмелился постучать. Сначала
рукой, а когда никто так и не ответил, - ногой. Сперва легко, негромко, потом
все сильнее и настойчивее.
Добрякову в этот момент снова снился Афган. Будто бы он с взводом
разведчиков попал в засаду и вызвал артиллерийский огонь своих на себя.
Снаряды рвались все громче, все ближе, один из них разорвался совсем
390
близко и оглушил взводного. Он вскинул руки к ушам и… проснулся. В дверь
его квартиры кто-то тарабанил похлеще гаубицы. Спал он уже несколько
часов, а потому в состоянии был подняться и проверить, кто там такой
неугомонный. Правда, раскалывалась на части голова, но это ничего. Сейчас
он откроет дверь, все выяснит и с наслаждением запьет весь этот кошмар
свежим, холодным пивком…
Открыл дверь и скривился. Он не любил Петю и жутко ревновал к нему Зину.
- Чего надо-то? – хмуро пробурчал Добряков.
- Да мне ничего не надо, - спокойно ответил Петя. – Просто Зина волнуется и
попросила проверить, как твое самочувствие. Звонит тебе, а ты не
отвечаешь…
- А чего тебя-то послала? Сама прийти не могла?
- Ты, я вижу, совсем не в себе, - невозмутимо возразил Петя. – Зине сегодня
сделали операцию. Куда же она пойдет, сам посуди?
И только тут Добряков все вспомнил! И наказ Зины не пить, и просьбу
позвонить сегодня вечером. Ему стало стыдно, и, не зная, что сказать и пряча
глаза в пол, он забормотал первое, что увязалось на язык:
- Без тебя знаю… Приболел я что-то… А телефон вот разрядился… и зарядка
куда-то запропастилась… Найти не могу… Затерялась…
- А сам-то ты не затерялся? – спросил Петя.
- Но ты!.. Не базарь лишнего! – насупился Добряков.
- Лишнего и не собираюсь, - согласился Петя. – Мне поручили сказать тебе, я
сказал. Счастливо, - и повернулся, чтобы идти.
391
- Э, постой-ка! – спохватился Добряков. – Я ж тебе говорю, зарядку
потерял… Как она? Как все прошло?
- Прошло хорошо, - сухо ответил Петя. – А если ты не можешь позвонить, так
можно ее навестить. Например, завтра. Как раз приемный день.
И он снова повернулся и быстро вышел на лестничную клетку.
«Завтра… завтра… Конечно, завтра и съезжу… - размышлял Добряков,
усаживаясь за стол перед холодным пивом. - Вот поправлюсь сейчас, а наутро
и поеду…»
За этот присест он выпил четыре литра пива, что позволило ему проспать до
утра. Остававшуюся поллитру водки (хватило выдержки) он не тронул.
* * *
Ему снилось опять ужасное: душманы стягивали ему голову средневековой
колодкой для пыток и все закручивали, закручивали веревку…
Он громко застонал, вздрогнул и проснулся. Никаких душманов не было, но
это не приносило облегчения. Голова будто и впрямь побывала в
безжалостных тисках палачей. Откуда-то со дна души мутной тяжестью
поднималось похмелье, дробной трелью колотилось в мозгу, холодным
липким потом прорывалось сквозь поры. Он содрогнулся от озноба, отыскал
глазами старый халат, брошенный на спинку стула в противоположном углу
комнаты, но долго не решался вылезать из-под одеяла. Так и дрожал на
взмокшей простыне и тупо, бездумно глядел в одну точку. Потом вдруг
подумалось, что опять могут привидеться свиноподобные рожи на
занавесках, испугался, пересилил себя и поднялся.
392
«Да-а… В таком состоянии я совсем не ездок по больницам, - подумал о
Зине. – Хотя еще только девятый в начале… Если пару бутылочек, а потом не
пить, можно за час и оклематься…»
Но сам прекрасно понимал, что не сможет ограничиться литром пива, что
вылакает все, что осталось в холодильнике, - все шесть бутылок, а то и водку, а потом опять, как заговоренный, потащится в магазин и опять уйдет в
беспросветный запой. И как тогда Зине в глаза глядеть? Она деньги дала на
доброе, просила не пить… Как несправедлива жизнь, чтоб ей пусто было!..
«Но ведь я хочу, я хочу завязать! – твердил он себе и, чуть не плача, открыл
бутылку и с наслаждением выпил. – Как же я устал!.. Господи, как я устал!» -
уже откровенно навзрыд вскрикнул он.