Н а т а л и (со смесью ревности и восхищения). Я не могу писать, как Александр Герцен!
Г е р ц е н. Не надо, как Герцен. Пиши, как Натали Тучкова!
Н а т а л и. Мы скоро едем в Вьетнор. Ты заказал отель?
Г е р ц е н. Заказал. Но поехать никак не могу. Огарев свободен – он будет тебя сопровождать.
Н а т а л и. Спасибо! Ты очень любезен. Или ты полагаешь – он может заменить тебя?
Г е р ц е н. У меня типография и выпуск. Я постараюсь приехать позже. Натали, умоляю, не начинай...
Н а т а л и. А где Оля и Тата? Почему их не позвали?
Г е р ц е н. Я разрешил им завтракать в детской.
Н а т а л и. Спасаешь от моего дурного влияния?
Г е р ц е н. Пока так лучше: меньше конфронтаций. Кстати, Оля изъявила желание учиться на фортепиано. Вот тебе и путь к исправлению отношений.
Н а т а л и. Мы уже пробовали год назад. У нее тогда интереса не было. (Тихо.) И слуха тоже. (Громко.) Впрочем, я очень рада. Мы сегодня начнем заниматься.
Слышен бессмысленный стук по клавишам.
Н а т а л и. Ой! Она разбудит Лизу! (Убегает. За сценой). Прекрати сейчас же!
Фортепиано замолкает. Олин голос за сценой: «Ne me touché pas! Не трогай меня!»
Н а т а л и (возвращается в гостиную). Она знала, что Лиза спит.
Г е р ц е н. Забыла.
Н а т а л и. Забыла? Хочется верить. Хотя я ничему не удивлюсь. Кто ей Лиза Огарева? Лиза ей чужая. Нахлебница!
Г е р ц е н. Натали! Это бессмысленное оскорбление! Мои дети знают: семья Огарева – часть нашей семьи. И так вас и воспринимают. И любят как родных. Тебе лучше бы научиться с детьми ладить...
Н а т а л и. Опять на меня перескочили!
Оля и Тата за сценой, хором: «Злая Натали! Злая Натали!»
Г е р ц е н уходит.
Г е р ц е н (за сценой). Барышни! Какой стыд! Разве так можно!
Н а т а л и. Я всем испортила жизнь. И не осчастливила никого. Герцен меня больше не любит! Это была последняя вспышка усталого сердца. Вообще, для него любовь – дело второстепенное. Да я и не стою. Пишет воспоминания, обо мне – ни слова. Зачем я так мало его знала! Зачем я так много от него ждала!
В дом входит О г а р е в.
Н а т а л и. Огарев, я хочу вернуться в Россию!
О г а р е в. Россия закрыта для нас. Пензенская уголовная палата приговорила меня к лишению всех прав. Я – государственный преступник. А ты – жена преступника.
Входит Г е р ц е н.
Г е р ц е н. Ник, редкий гость! Как Мэри поживает?
О г а р е в. Представьте себе, освоила грамоту. (Достает из кармана листок.) Вот вам первое послание мадам Сазерленд. (Читает.) «Dear Mr. Herzen, I am happy to write you a few words about my son Henry. He is а smart boy. And he can read better than his mother». Каково? Хоть и неразвита, а талант и добрая душа.
Н а т а л и (про себя). Хвалит при мне эту грязную тварь и не замечает, как мне больно.
Г е р ц е н. Кстати, о талантах. Саша прочел открытую лекцию во Флоренции о физиологии человека. На итальянском языке. Полный успех и резонанс в прессе.
Г е р ц е н и О г а р е в уходят. Голоса Оли и Таты за сценой, наперебой: «Дядя Ага! Дядя Ага!»
Н а т а л и. Я не существую для них. Как дорого я за все заплатила! Какого сердца лишилась – и что взамен? Самонадеянная дурочка! Мечтала об идеале! И где он – идеал? Все кончено. Кончено! Я здесь никто. Чужая. И Лиза чужая. Проклятый Лондон! Ты своим вечным туманом окутал мою душу. А какая жажда тихого счастья была во мне!
О г а р е в и Г е р ц е н возвращаются.
О г а р е в. Лизка-то! Глазенки вытаращила и шепелявит: «Что нового, папа Ага?» Каково?!
Н а т а л и. Александр, мне нужен экипаж. Я с Лизой уезжаю.
Г е р ц е н. Куда? Зачем?
Н а т а л и. Прощай, Герцен! Пусть кротость сойдет в наши души! Пусть мы забудем обоюдные обиды и все невольное зло, сделанное друг другу. И пусть твои дети меня простят. Я виновата перед ними. Я слишком слабое существо.
Г е р ц е н. Натали! Остановись!
Н а т а л и. Прощай, Огарев! Я не забуду семь счастливых лет, прожитых вместе! Боже, зачем я не умерла в тот час, когда дилижанс двинулся по московской мостовой!
О г а р е в. Натали! Опомнись!
Н а т а л и. Лиза! Где моя дочь? (Уходит. За сценой.) Я уезжаю! Мне нужен экипаж! Francois, appelle-moi la caleche!
СЦЕНА ОДИННАДЦАТАЯ
Гостиная. Г е р ц е н за письменным столом. В дом входит О г а р е в .
О г а р е в. Почта была?
Г е р ц е н. Не принесли... И какая от почты польза? Натали мне пишет только, когда ей деньги нужны. Вот уже почти год она мечется по Европе. Дрезден, Гейдельберг, Франкфурт, Мец, Лозанна, Женева. Когда кончится это кружение?
О г а р е в (торжественно). А я получил! (Вынимает письмо.)
Г е р ц е н. Ну?
О г а р е в. Она в Берне. (Читает.) «Наконец я в Берне, Саша встретил меня на железной дороге. Лиза пресмешная, мадам Фохт зовет Фофка. О Саше плачет каждый день: "Дай мне Сашу, мама!" – "Он с друзьями". – "Дай мне Сашу с друзьями"».
Г е р ц е н. Светлое дитя.
О г а р е в (отрывается от письма). Приготовься: твой сын знает, кто отец Лизы.
Г е р ц е н (ахает). Натали открылась?
О г а р е в. Не угадал. (Протягивает ему письмо.)
Г е р ц е н (читает). «Мадам Фохт сказала: ваша сестра очень умна». Саша поразился: «моя сестра?.. » – «Разве вы не видите, – сказала мадам Фохт, – вы и Лиза – одно лицо». Боже! Саша должен знать! Никакой грязи, никакой лжи между нами не было. (Садится писать письмо.) Что делать – ума не приложу. Я просил Сашу подействовать на Натали. Я готов уступить во всем, лишь бы увидеть Лизу. Я хочу видеть Лизу. Я скучаю.
О г а р е в. И я скучаю. (Декламирует.) «Дитя мое, тебя увозят вдаль. Куда? Зачем? Что сделалось такое? Зачем еще тяжелую печаль мне вносит в жизнь безумие людское? Я так был рад, когда родилась ты! Чуть брезжил день. И детские черты, и эта ночь, и это расцветание – все врезалось в мое воспоминание».
Г е р ц е н. Я давно хотел тебе сказать, Ник... Прости меня за то, что я внес в твою жизнь горечь.
О г а р е в. Неправда! Я, я внес в твою жизнь горечь. Я виноват. Мешать вам – у меня духу не хватило. А надо было помешать, ибо видел – проку не будет. (Выглядывает в окно.) Почта. (Выходит из дома и тут же возвращается с ворохом писем.) Письмо от Саши. (Дает письмо Г е р ц е н у.)
Г е р ц е н (открывает конверт, читает). «Любезный папа. Натали приняла решение...» (Читает. Отрывается.) Она согласна вернуться! Боже! То, что мы не смогли сделать, сделал Саша!
Г е р ц е н и О г а р е в обнимаются и плачут.
Г е р ц е н. Я должен ему написать!
О г а р е в выходит из дома. Г е р ц е н садится за стол и пишет.
Г е р ц е н. «Саша, дай мне руку – я тебя благодарю за юное прекрасное письмо. Святое полное примирение с Натали, и начнем со свежими силами новую жизнь. Натали, я тебя зову от чистого сердца. Все забыто. Не поминай и ты. Я и Огарев, мы рыдали над Сашиным письмом, да, рыдали. Огарев вышел на воздух, я схватил перо тебе написать. Умоляю тебя, прошу именем Лизы: возвратись в свою семью. Если нянюшка хороша, ради Бога, не отпускайте».
О г а р е в (за сценой). Лиза! Лиза!
В дом входит Н а т а л и .
Н а т а л и. Я специально без предупреждения. Получился сюрприз. (Подходит к Г е р ц е н у и целует его в губы.)
СЦЕНА ДВЕНАДЦАТАЯ
Гостиная. За столом О г а р е в и Н а т а л и . Она в положении. В дом входит Г е р ц е н .
Г е р ц е н. Московские ведомости! Манифест! Александр Второй объявил об отмене крепостного права!
Целует Н а т а л и .
О г а р е в. Свершилось!
Н а т а л и. Какое счастье!
Г е р ц е н. Обнимемся, Ник. Это наша борьба и наша победа!
Обнимаются.
Г е р ц е н. Солнце выходит после долгой ночи! Быть может, это самый светлый день нашей жизни. Давайте закатим грандиозный праздник. И пригласим всех русских эмигрантов Лондона.
О г а р е в (открывает бутылку вина). Не только русских. Всех, кто нам сочувствовал.
Г е р ц е н. Обед с тостами! Газовые фонари, оркестр на улице, салют!
О г а р е в. Вечером музыка, танцы, дамы.
Г е р ц е н. По случаю великой даты предлагаю всем вместе отправиться в путешествие! Куда желаете?
