отмычку.
– Что происходит… – выдохнул Келесс.
– Наденьте пока вот это, – пролетев сквозь прутья клетки, принесённый Гермием мешок ударился об пол, и из него вывалились какие-то серо-коричневые тряпки. Периссец принялся деловито ковыряться в замке.
– Но… почему ты помогаешь нам? – настороженно спросил Хресий.
– Ты хочешь это выяснять или бежать? У нас мало времени, охранники всю ночь не проспят – зелье слабое, я боялся кого-то убить. Одевайтесь, быстро.
– Что это за тряпьё? – Келесс брезгливо вытащил из мешка грубый серый хитон с рукавами.
– Одежда рабов.
– Рабов?!
– Не устраивает? – Гермий оторвался от своего занятия и взглянул на Келесса. – Подожди, сейчас позову паланкин и глашатаев с павлиньими перьями.
– Ладно, ладно, хватит, – примирительно поднял руку Алкет. – Одеваемся.
Он первым подал пример, скинув хитон и принявшись натягивать колючую шерстяную рубаху. Вздохнув, Келесс тоже стал переодеваться, но Хресий остался неподвижен.
– Как с Феано? Я не уйду без неё.
– Не уйдёшь. Её приведут.
– Кто?
– Мой сообщник. Тот, кто дал мне сонное зелье… Так, готово.
Дверь с негромким лязгом отворилась и Алкет с Келессом бросились вон из камеры. Поспешно переодевшись, Хресий присоединился к ним.
– А теперь пошли, – скомандовал Гермий, и друзья следом за ним направились к выходу. Пара охранников, мирно спящих в привратницкой, не обратила на них ни малейшего внимания. Почти пустой кувшин киафона валялся на полу, тёмная лужица загадочно мерцала в свете тусклой масляной лампы.
Запорошенный свежим снегом двор оказался совершенно пуст. Никем не замеченые, они миновали хранилище охотничьих припасов, помещение для слуг и конюшню, держась в стороне от зданий, где ночевали царь и придворные. Возле холодного склада для мяса Гермий остановился.
– Берите и тащите за мной, – он указал на какие-то тюки, аккуратно сложеные у стены.
– Что это? – удивился Келесс.
– Какая разница? Быстрее, пока никто не поднял тревогу.
Взвалив на себя оказавшуюся весьма увесистой поклажу, они проследовали к воротам.
– Кто идёт? – закутанный сразу в два шерстяных плаща стражник вышел из-под навеса. Три его товарища предпочли остаться у жарко разведённого костра, но оружие держали наготове.
– Гермий, – коротко ответил периссец.
– А, это ты господин. Наружу? Один миг, сейчас ворота откроем.
По его команде один из подчинённых бросился поднимать засов и отодвигать широкую воротную створку.
– И не сидится тебе в тепле, господин, – сказал стражник. – Ночь ведь на дворе, холод собачий…
– Царская служба, – пожал плечами Гермий, и понизив голос добавил. – Хочу завтра царя и придворных кое-чем удивить, – он кивнул в сторону скорчившихся с тюками «рабов». – Нужно всё тихо сделать.
– Ну ты на выдумки горазд, господин, – стражник рассмеялся. – Надеюсь, владыке понравится. Проходите. А то может пособить чем?
– Да справимся, Фесипор. Лучше царя охраняйте позорче. И вот, держи, – он протянул воину серебрянный сорий, принятый с благодарностью. – Эй вы, идём!
Гермий повелительно махнул рукой, и вскоре друзья, не веря собственной удаче, оказались за воротами. Тяжёлая створка со стуком закрылась за их спинами.
Свою ношу, оказавшуюся камнями, досками и прочим мусором, они, по указанию Гермия, свалили в какую-то яму, после чего уже быстро, едва ли не бегом, покинули уютную, но едва не оказавшуюся их могилой Хариоту. Периссец уверено вёл беглецов вниз по заснеженной тропинке. К ручью, где, как помнил Хресий, находилась местная священная роща.
Белый замёрзший ручей, обрамлённый тёмной каймой сухого рогоза и безжизненно свесившими оголённые ветви ракитами, светился под необычайно яркой луной так, что слепило глаза. Хресий не сразу разглядел две фигуры у украшенного лентами жертвенника. Прежде, чем он успел что-то понять, одна из фигур взвизгнула и стремглав бросилась к нему на шею. На опешившего юношу обрушился град поцелуев, а через мгновение и сам он, полусмеясь-полуплача, прижал к себе Феано, целуя её мокрые от слёз щёки и озябшие на морозе губы. Кое-как найдя в себе силы оторваться от любимой, Хресий взглянул на её спутника и с изумлением узнал сверкнувшую в свете луны лысину учителя Акатея.
– Там четыре лошади, – сказал Гермий. – Садитесь, и скачите прочь. В следующий раз, когда мы встретимся, разговор будет иной.
– Почему ты помог нам? – спросил Хресий. – Мы же враги.
– Я помог не вам, а моему царю Аминте. Он третий участник заговора и это благодаря нему у вас есть лошади…
– Но почему…
– Не понимаешь? Всё очень просто. Аминта добр и благороден, ваша попытка спасти любимую его тронула. Он огорчился, когда вас решили казнить, его еле уговорили не вмешиваться. Тогда-то я и предложил ему устроить вам побег.
– А тебе-то оно зачем? – спросил Алкет. Келесс уже выводил лошадей из подлеска.
– Мне – незачем. Это нужно Аминте, – периссец скривился. – Мы живём в дурное время, брат воюет с сестрой, жена с мужем. Я не знаю, что принесёт весна, но не хочу, чтобы между царём и его сестрой была кровь. Только это нельзя исправить. Передавайте моё почтение Кинане. Что бы не случилось, пусть помнит, что Аминта её брат. Пусть не забывает никогда.
– А Аминта вспомнит, что она его сестра? – поднял бровь Алкет.
– Вспомнит. Я напомню ему, а вы напомните Кинане. Больше я не прошу ничего.
– А ты, учитель Акатей, – спросил Келесс. – Почему ты это делаешь? Мы ведь всегда не ладили, а теперь ты нам помогаешь.
– Убивать, когда есть возможность не убивать, всегда неразумно. Убийство не решает затруднений, а только создаёт новые, – сварливо ответил Акатей и, смутившись, добавил. – К тому же, как бы то ни было, вы мои ученики…
Удивившись сам себе, Хресий подошёл к философу и обнял старика, как в детстве, когда в его мире не было места ненависти с враждой, а с любой бедой можно было просто прийти за утешением к мудрому наставнику, чьё доброе слово уносило прочь все невзгоды. Следом за Хресием к Акатею бросилась Феано, за ней Алкет с Келессом, и вскоре они, впятером, точно дети, плакали в объятьях друг друга. Гермий наблюдал за ними со странным выражением лица.
– Вам пора ехать, – прокашлялся он. – Скоро вас могут хватиться. Почтенному Акатею лучше при этом быть на месте, да и у меня
