Вот в виду всех этих подробностей, если перед нами является учение, которое в своих основах не может быть понято теоретически и не подтверждено нашим опытом, и если является убеждение в том, что без всякого лечения реакция организма может быть настолько сильна, что болезнь сама собой устраняется, в таком случае, само собой, мы не можем допустить такого рода учения, ни в теоретическом, ни в практическом отношениях.
Вот сущность моих замечаний. Прибавлю ещё только следующее. Почему выходит такое ожесточение в спорах аллопатов с гомеопатами? Мне кажется потому, что они спорят, стоя на совершенно разной почве. Говоря о законе подобия, аллопаты стоят на своей аллопатической почве, а гомеопаты, говоря об этом же законе, говорят то же самое, что аллопаты, но когда является перед ними оппонент, то они становятся на свою гомеопатическую почву. Стоя на этих двух почвах, никогда сойтись нельзя. А почему они всегда разойдутся? Потому что мы, говоря о законе подобия, стоим на почве нашей, аллопатической, а между тем гомеопаты, рассуждая об этом законе, пользуются услугами и своей науки, и негомеопатической науки, так что в конце своего заключения они берут доводы и из того, и из другого заключения. Поэтому в cпopе с публикой, малознакомой с медициной, конечно, гомеопат может пользоваться даже просто диалектикой, игрой слов и оставаться всегда впереди. Только на этом основании, нам кажется, гомеопатия может иметь успех; но, по моему мнению, гомеопатия не может иметь значения научного — ни теоретического, ни практического.
Доктор Бразоль (обращаясь к председателю): Позвольте мне возразить.
Председатель: Вам принадлежит слово
Доктор Бразоль: Доктор Вирениус начал с того, что стал говорить о биологическом значении закона подобия, т. е. о том, о чём я именно не говорил сегодня по недостатку времени. Если посвятить ещё часа 2–3 этому вопросу, то можно было бы указать д-ру Вирениусу немало фактов в опровержение сказанного им выше мнения, что будто бы наш закон подобия стоит в резком противоречии со всеми биологическими законами. Но так как я не желаю выходить из пределов моей программы, а в двух-трёх словах не могу указать на многочисленные опорные точки нашего закона, то я позволю себе оставить этот вопрос без возражения. Я хотел, главным образом, обратить внимание просвещённой аудитории на то, что закон подобия есть закон индуктивный, т. е. основанный на опыте и наблюдении, как и все другие законы природы. Следовательно, индуктивный закон может и не быть доказан априорным или дедуктивным мышлением. На это я указал с самого начала и желал бы, чтобы доктор Вирениус попытался опровергнуть меня именно с этой точки зрения, а не возбуждал бы новых вопросов, которые не могут подлежать обсуждению в настоящем заседании.
Затем доктор Вирениус перешёл к минимальным дозам, т. е. к вопросу, которого я также в одном заседании решительно не в состоянии исчерпать. Гомеопатический закон основан на трёх неопровержимых положениях, из которых первое есть закон подобия, второе — исследование лекарств на здоровом человеческом организме, и третье — действительность гомеопатических доз. О последних двух вопросах я говорить в этом заседании не могу, но если получу разрешение, то надеюсь в этой же аудитории представить на суд публики и эти два вопроса; надеюсь, в несколько ином свете, чем в том, каким он освещается врачами противоположного направления. Доктор Виренус, однако, говорит, что если дозы недоступны ни химическому, ни физическому анализу, то, значит, недоступны и «никакому» анализу. Но в этом отношении он заблуждается. Кроме химических и физических реактивов, у нас есть гораздо более точные реактивы — физиологические. Во многих случаях мы совершенно не в состоянии открыть присутствие лекарственных веществ посредством обыкновенных химических и физических реактивов, а живой человеческий организм весьма резко отзывается на этот лекарственный реагент. Например, аконитин, в одной тысячной и даже десятитысячной части грана, будучи впрыснут в кровь животного, вызывает весьма резкое изменение в пульсе, между тем как физический или химический реактив тут ничего не в состоянии открыть. То же самое говорилось до тех пор, пока не было спектрального анализа, т. е. что если вещество не может быть открыто химическим или физическим реактивом, то, значит, оно не существует. Но после того, как был открыт более тонкий способ анализа — спектральный, мы нашли возможным открывать присутствие материи в состоянии миллионных, десятимиллионных и стомиллионных частей грана, недоступных более грубому физическому и химическому анализу. Из того, что в настоящее время посредством физических и химических реактивов мы, может быть, не всегда можем открыть присутствие лекарственных веществ, ещё не следует, чтобы мы не были в состоянии сделать это со временем. Позволю себе здесь намекнуть на то, что и в настоящее время существует способ, к сожалению, совершенно игнорируемый медицинской наукой и который до сих пор был обойден молчанием. Я говорю про невральный анализ Иerepa, который позволяет открывать присутствие материи в тридцатых и более высоких гомеопатических делениях. Этот способ нашёл даже своё подтверждение со стороны многих химиков и физиков, т. е. людей, специально занимающихся точной наукой. Я думаю, доктору Вирениусу известно, что известный химик проф. Бутлеров писал об этом вопросе и находил, что он нисколько не находится в противоречии с данными химии. Во всяком случае, о минимальных дозах я говорить теперь не буду, потому что это не входит в предел моей программы[7].
В-третьих, д-р Вирениус говорит, что многие болезни излечиваются сами собой. Да кто же этого не знает! Он особенно напирал на самоисцеляющую силу природы и указал на то, что врач должен действовать именно в том смысле, чтобы помогать природе в самоизлечении, а не противодействовать ей, ввиду именно того, что многие болезни излечиваются сами собой. Этого никто и не отрицает, но дело в том, что мы имеем способы определить, когда излечение происходит самопроизвольно, а когда — под влиянием терапевтического искусства. Я думаю, доктор Вирениус не будет отрицать, что и аллопатическая школа имеет случаи лекарственных исцелений. Не отрицая значения самоисцеляющей силы природы, я однако, утверждаю, что посредством лекарственных веществ мы имеем возможность ускорять выздоровление, укорачивать течение болезней и вовсе их уничтожать. Для доказательства такого положения самый благодарный пример — хронические болезни. В острых случаях ещё возможно сомнение, есть ли тут воздействие лекарства или действие целительных сил природы. Но в хронических болезнях, длящихся годами, можно довольно ясно доказать действие лекарства и терапевтического искусства на течение болезни. В одной из моих статей[8] я уже указал на способ, каким можно решить, происходит ли излечение самопроизвольно или под влиянием лекарств. Я обращаю внимание на то, что для решения таких вопросов в высшей степени важны, во 1-х, личный опыт и наблюдательность врача; во 2-х, медицинская статистика, прилагаемая к большому ряду однородных наблюдений в клиниках и госпиталях; а в 3-х, я говорю следующее: «Так как статистика среди врачей не пользуется вообще большим доверием и все блестящие результаты гомеопатического лечения обыкновенно игнорируются врачами или иначе ими перетолковываются, то я обыкновенно прибегаю к нижеприведенному терапевтическому методу, дающему возможность в каждом конкретном случае демонстративно и экспериментально доказать, с одной стороны, верность нашего руководящего терапевтического закона «similia similibus curantur»; с другой стороны — терапевтическую действительность весьма малых и инфинитесимальных доз. Метод этот, насколько мне известно, в первый раз был предложен Гружевским в шестидесятых годах и состоит в следующем. Больному назначают лекарство по закону similia similibus curantur в индивидуально-соразмерном гомеопатическом делении. Наступает явное улучшение в состоянии пациента. Для того чтобы узнать, отчего вслед за назначением лекарства наступило улучшение, нужно преднамеренно прекратить приём лекарства впредь до нового ухудшения или до приостановки прогрессивного хода этого улучшения. Если в этом случае вторичное назначение лекарственного вещества опять вызывает явное и резкое улучшение, то вероятность причинной зависимости его от лекарственного действия делается очень высокой и при каждом новом повторении этого контрольного эксперимента с неизменно одинаковым результатом степень этой вероятности всё увеличивается и приближается к математической достоверности. Для того, чтобы устранить влияние воображения у взрослых и мнительных людей, пациент не посвящается в тайну такого экспериментального контроля и, на время устранения лекарственного действия, получает, под видом того же лекарства, чистый спирт или молочный сахар, смотря по тому, назначалось ли лекарство в каплях или в порошке. Я прибавляю, что этот метод лучше всего приложим к хроническим заболеваниям. Такие эксперименты я в своей деревенской, крестьянской практике повторял неоднократно и всегда с успехом. Лекарство, назначенное в инфинитесимальной дозе по закону подобия, вызывает улучшение, а если оно отменяется, то получается ухудшение не только субъективное, но и объективное, как, например, при язвах, ранах, накожных сыпях и т. д. И вот по этому научно-экспериментальному методу, который может быть проверен всяким врачом и неврачом, можно исключить влияние случая и воображения, и доказать прямое действие лекарств на течение болезни.
