— На самом деле мне уже семнадцать. Почти восемнадцать.
Вейл улыбнулся в ответ, хотя его улыбка вышла такой же грустной и натянутой, как у Киры.
— Когда твой день рождения?
— Я понятия не имею. Когда-то в январе. Я просто всегда отмечала его на Новый год.
Вейл кивнул, как будто это что-то означало.
— Снежное дитя.
— Снежное?
Вейл снова вздохнул.
— Я забыл, что вы — дети, не знающие о снеге. Когда он шел последний раз..? Я не припоминаю… Должно быть, даже я был ребенком, когда в последний раз выпал снег. Что же, тогда ты новогодняя малышка. — Он отвернулся к своему монитору. — Это должно принести удачу. Мы нуждаемся в ней.
Кира посмотрела на цепочку ДНК, пытаясь прочесть ее, как это делал доктор, но для нее изображение на экране ничего не значило. Она прошла курс медицинской подготовки, поэтому была знакомы с терминологией, но генетика не входила в ее специализацию. Кира провела пальцами по ленте, которая закрепляла иглу капельницы у нее на руке.
— Вы уверены, что я больше ничем не могу помочь?
— Найди Армина, — пробормотал доктор, глядя на экран, — и спроси у него что, черт возьми, мы должны сейчас делать.
Кира почувствовала волну возбуждения от этой идеи, но знала, что план безнадежен: осталось совсем мало времени, и она не имела ни малейшего понятия, где начать. И, если уж на то пошло, она не была уверена, хочет ли разыскать своего отца. Что она ему скажет? Она не знала даже, будет ли злиться на него или радоваться встрече.
— Я уже пыталась найти Доверие, — наконец произнесла она. — От меня будет больше пользы, если я останусь здесь и буду помогать вам с Морган в исследованиях.
— Ты говоришь так постоянно.
— Я знаю, вы просто пытаетесь мне помочь, — сказала Кира, — и я ценю это, но я настроена серьезно. — Она ощутила дрожь страха, которую испытывала всегда, когда думала о положении, в котором находилась, но подавила свои чувства. — Я не беру свои обещания назад.
— Даже если в них нет никакого смысла?
Кира нахмурилась:
— Вы думаете, Морган не сможет ничего выяснить?
— Я думаю, она ищет не в том месте. Все, что она найдет в тебе, является основным шаблоном Партиалов, примером генома без каких-либо пусковых устройств «срока годности».
— Именно это она и ищет, — заметила Кира.
Вейл отмахнулся от ее слов.
— Этим решением она воспользоваться не сможет. Пускай она найдет нужные гены, что потом? У нас нет времени или возможностей обеспечить лекарством даже небольшую горстку Партиалов, не говоря уже обо всех Партиалах на свете. Я говорил с Морган об этом, но она настроена решительно.
Кира начала говорить, но в сомнении и ужасе замолчала:
— Но если я не…
До сих пор она не знала, что в ней скрывается этот страх, но он всплыл в ее сознании, подобно ночному кошмару, и потряс ее до глубины души.
«Во мне нет лекарства от РМ, и, очевидно, я не обладаю никакими особыми силами или способностями. Я даже не Предохранитель для Партиалов, судя по всем тем тестам, которые надо мной провели. Я считала, что меня создали ради какой-то цели, но я испробовала все остальное, и единственным возможным моим назначением осталось исцеление «срока годности».
Если я не могу излечить его, то какая от меня вообще кому-нибудь польза?»
Она пыталась контролировать свои слезы, но они хлынули из нее потоком. Вейл удивленно поднял глаза, его лицо превратилось в маску смятения. Он выглядел так, будто хотел помочь, но не знал, что сказать или сделать. Кира быстро встала, схватила свою капельницу на подставке и вышла, не давая доктору возможности попытаться утешить ее. Она все еще рыдала так, что почти ничего не видела, но знала, что даже от одного его слова, пусть и ласкового, она полностью потеряет контроль над собой. Пошатываясь, она покинула комнату, закрыла за собой дверь и сползла по стене в безудержных слезах.
«Я думала, у Доверия есть план, как спасти всех. Чем дольше я искала, тем чаще возвращалась к своему отцу, к себе самой, к вопросам, на которые никто не мог ответить. Почему он создал меня? Зачем кому-либо прятать Партиала среди людей? Что я должна была совершить, кем стать и чего добиться? Кем я…»
Она рыдала, совершенно не в состоянии сформулировать мысль даже в своем сознании. Она смела верить, что была частью плана, что отец создал ее ради этого самого времени, ради этой самой цели — ради исцеления обоих видов и спасения мира. Потерять эту мечту оказалось достаточно тяжело, но чистое высокомерие того, что подобная мечта была у нее с самого начала, заставило ее разлететься на кусочки.
Двадцать минут спустя ее нашла доктор Морган. Кира лежала на полу, свернувшись клубочком и дрожа в своем больничном халате.
— Со спинномозговой жидкостью получился еще один тупик. Мне нужны ткани головного мозга.
Кира не стала спрашивать зачем, какими методами воспользуется Морган или какое количество тканей ей требовалось. Она заставила себя подняться на ноги, сжимая подставку капельницы, как трость, и шаркающей походкой двинулась к операционной комнате. Биопсии были неприятны и болезненны и напоминали скорее пытку, чем медицинские процедуры, но Кира с мрачным видом улеглась под пауком. Больница была так пустынна, что в коридорах они не встретили больше никого. Слишком много Партиалов погибло.
Блестящие иглы вонзились в Киру, как кинжалы, но девушка обрадовалась боли. Это было все, что у нее осталось.
Наблюдая за Нандитой, Ариэль барабанила пальцами по прикладу своей винтовки. Женщины готовились покинуть дом. Убить Нандиту будет легко: полсекунды, чтобы прицелиться, секунда, чтобы нажать на курок. Бах. Смерть. Так легко избавить мир от его самого бессердечного, лживого, преступного жителя. Нандита Мерчант создала Партиалов, создала РМ, выкрала Ариэль и еще троих девочек и много лет у всех под носом проводила над ними эксперименты, обманывая своих воспитанниц насчет их собственной природы. Ариэль была Партиалом. Ее сводные сестры — Кира и Изольда — были Партиалами. Врагом.
Ариэль казалось, будто Нандита одним предложением изменила ее, будто волшебным заклинанием забрала ее человеческую сущность и оставила девушку задыхаться в темноте. Она превратила ее в монстра, с когтей которого по-прежнему капала кровь всего мира. Ариэль не знала, что и думать или даже как. Она не могла осознать произошедшее. Мир переменился и больше никогда не будет прежним.
После откровения женщины осталось лишь одно: Ариэль ненавидела Нандиту раньше и ненавидела ее сейчас. Она легонько прикоснулась к курку, даже не целясь в сторону Нандиты. Ощущение изгиба металлического рычажка окатило ее мрачным запретным возбуждением. Это будет так легко.
В комнату вошла Изольда. В каждой руке у нее было по набитому рюкзаку, а на груди в плотном слинге находился Мухаммед-хан, ее краснолицый вопящий малыш. Ариэль вернула свою ладонь обратно на приклад.
— У меня здесь одеяла, одежда и все из этого дома, что можно использовать как пеленки, — произнесла Изольда. Ее глаза были красными, а голос — хриплым от эмоций и усталости. — Кажется, это всё, но не уверена. Такое ощущение, будто я что-то забыла.
— Все хорошо, — ответила Нандита, безрезультатно поглаживая Хана по щеке. Мальчику было пять дней — в мире после Раскола, где большинство детей умирали, не прожив и трех, это было чудом. Однако явный иммунитет ребенка к РМ не спасал его от другой болезни, которая мучила его с рождения, — загадочного недуга, от которого младенец находился в лихорадке, а его кожа покрылась нарывами и плотными грубыми пятнами. Нандита считала, что может спасти его, что, так как Хан являлся гибридом человека и Партиала, он сможет лучше сопротивляться болезни. Но Ариэль знала правду. То, что ее собственный ребенок был гибридом, не спасло его два года назад. Не спасет это и дитя Изольды.
Изольда опустила рюкзаки на диван, где уже лежала поклажа Хочи и Сенатора Эрин Кесслер, приемной матери Хочи. Рюкзак Мэдисон находился на полу. В основном девушка набила его припасами для Арвен, своей малютки, единственного со времен Раскола здорового человеческого детеныша.
Когда раздался внезапный стук в дверь, Изольда в ужасе замерла. Глаза всех женщин в доме расширились, в них появилось безумное выражение: стук в дверь мог означать только одно.
Солдаты-Партиалы.
Ариэль одним уверенным взглядом окинула комнату: почти все в доме могло послужить основанием для ареста, начиная с Арвен. Партиалы слышали о живом человеческой ребенке, которому был год, и хотели забрать девочку, чтобы проводить над ней эксперименты.
Среднестатистическому наблюдателю вид Хана ничего не скажет — из-за своего состояния мальчик покажется просто еще одним обреченным ребенком, — но оружие являлось контрабандой, а набитые рюкзаки — верным признаком того, что обитатели дома собрались бежать. Покидать Ист-Мидоу никому не позволялось. Если Партиалы решат, что Ариэль и остальные задумали нечто подобное, то арестуют женщин просто на всякий случай.
