Как рассказал мне Джад, когда я навестил его в больнице и узнал эту историю, ирония заключалась в том, что он никогда не использовал получаемую информацию для вложения собственных денег. Он был настолько озабочен управлением активами своих клиентов, что не задумывался о торговле ради собственной выгоды. Но даже когда он все-таки вспоминал о собственных инвестициях, его волновал долгосрочный прирост капитала, и в этом отношении имеющаяся у него информация не могла принести значительной выгоды.
Приблизительно в это время началось мое участие в этой истории. Мы продолжали встречаться с Джадом по утрам на станции Порт-Честер, и я был в курсе его феноменальных инвестиционных успехов. Хотя мы с Джадом не были наперсниками, думаю, что я был для него, так же как и он для меня, старым добрым приятелем по бизнесу И, конечно, ни я, ни кто-либо другой не имели ни малейшего понятия о том, из какого источника Джад черпает свои знания. Мой хеджевый фонд тоже пользовался услугами Джада, но наш счет был не настолько велик, чтобы мы могли считаться привилегированным клиентом, и я не припомню случая, чтобы Джад давал мне какие-либо подсказки в те моменты, когда мы вместе выходили из поезда. Я должен сказать, что никогда не замечал ничего необычного в его поведении при чтении им утренней газеты.
В том июне моя пожилая тетушка находилась на лечении в Нью-Йоркском центральном госпитале со сломанным бедром. Поскольку мы с ней всегда были близки, я посещал ее там один или два раза в неделю. Однажды утром в середине июня я услышал в поезде разговор о том, что днем ранее прямо в вагоне с Джадом случился сердечный приступ, и он был снят с поезда на 125-й улице и доставлен на «скорой» в Нью-Йоркский центральный госпиталь. В тот день после посещения своей тетушки я заглянул в палату Джада. Он лежал там под кислородным тентом под надзором частной медсестры довольно сурового вида. Я пробыл в палате всего несколько минут и успел пробормотать лишь несколько обычных в таких случаях банальностей, прежде чем меня выпроводили за дверь.
Два дня спустя его доктор позвонил мне в офис. Оказалось, чти Джад настойчиво просит, чтобы я как можно быстрее снова навестил его в больнице. «Сейчас я перевел его из реанимационной палаты, — сказал доктор, — но я пока еще не допускаю к нему посетителей и сделаю исключение только для вас. Дело в том, что он очень настаивает на вашем визите. Ему очень нужно поговорить с вами. Хочу вас предупредить, что его состояние все еще остается чрезвычайно критическим. В поезде с ним случился удар, вызвавший обширный сердечный приступ, который может повториться в любой момент. Его сердце фактически остановилось примерно на минуту, и, возможно, недостаток кислорода в этот период привел к некоторым повреждениям головного мозга».
В тот день я нашел Джада полулежащим на подушках в больничной койке. Он выглядел бледным и измученным, но был настроен по-боевому. Он явно шел на поправку.
— Доктор рассказал вам о моем состоянии? Он полагает, что я буду жить, и по причинам, о которых я расскажу позже, я уверен, что буду жить, но я уже не смогу вести свои дела, как прежде. Я просто не смогу использовать на практике те возможности, которые у меня имеются, — он сделал паузу.
— Сейчас я вам кое-что расскажу, — продолжил он, — и вы поймете, что я имею то, что вы могли бы назвать действительно уникальным шансом, и я собираюсь предложить вашей компании свои услуги. Я смогу указывать вам акции, которые существенно изменятся в цене в тот же день, и вы сможете с выгодой использовать эту информацию. Фактически все, что мне для этого нужно, это доезжать по утрам на поезде до Центрального вокзала, после чего передавать вам всю необходимую информацию. Все нюансы моего сотрудничества с вашей компанией мы можем оговорить позже.
В тот момент я решил, что его мозг был серьезно поврежден, но затем он рассказал мне историю, которую я изложил выше. Должен сказать, что, слушая его и глядя ему в лицо, я невольно верил в этот невероятный рассказ. Это звучало слишком фантастически, чтобы не быть правдой. И не забудьте, что я в течение довольно долгого времени воочию наблюдал, как постепенно спивающийся продавец-неудачник удивительным образом превращается в необыкновенно успешного краткосрочного трейдера.
— Как вы понимаете, — говорил Джад, — мы с вами можем хорошенько заработать на этом. Я буду получать все тот же эксклюзивный материал, но отдавать его только вам, и никто не будет знать о рынке больше вас. Я думаю, что мы сможем увеличить вашу годовую доходность не менее чем на 10 %. Это приведет к росту активов вашего фонда, но и тогда наша стратегия не перестанет работать, потому что я ни разу не заметил, чтобы размер открываемых в соответствии с этими предсказаниями позиций каким-то образом повлиял на их достоверность. Что касается юридической законности таких сделок, то я думаю, что Элиот Шпитцер и Комиссия по ценным бумагам и биржам только посмеялись бы, узнав источник вашей инсайдерской информации. А теперь позвольте мне рассказать вам о том, что случилось в прошлый вторник.
Как оказалось, в предыдущий вторник экземпляр Journal вновь оказался особенным, но не таким, как прежде. На этот раз газета описывала события не предстоящего дня, а заглядывала вперед на целую неделю.
— Вы представляете, что это означает? — спросил Джад заговорщицким шепотом, наклоняясь ко мне. — Только подумайте, насколько более высокую прибыль можно получить, имея шестидневную фору перед остальным рынком! Вскоре мы станем самым крупным хеджевым фондом в мире. Я не думаю, что появление одного экземпляра означает, что теперь мы постоянно будем получать более долгосрочные прогнозы, но даже если такой шанс будет выпадать лишь изредка...
Я уже начал представлять себе небо в алмазах, но в этот момент в палату вошла медсестра. Оказалось, что мы беседуем уже более двух часов, и она категорически настаивала на том, что больному необходим покой. Мы обменялись рукопожатием, и перед самым уходом я сказал какую-то глупость, типа «берегите себя».
Внезапно Джад помрачнел.
— Я не успел рассказать вам еще об одном сообщении, которое я увидел в том самом «особенном» экземпляре Journal за прошлый вторник.
— Что же там было?
— На странице С-2 рядом с колонкой рыночных комментариев, датированных 23 июня, т. е. следующей средой, было сообщение о том, что Hudson & Company с глубоким прискорбием извещают о смерти своего друга и партнера Джадсона Томаса.
Я испуганно уставился на него. Он пристально наблюдал за моей реакцией, и его брови насмешливо изогнулись.
— Так что, как видите, — продолжил он, — удачи, которые сопровождали меня в последнее время благодаря достоверности информации, содержащейся в моих «особенных» экземплярах Journal, не оставляют сомнений в том, что я не смог бы избежать сердечного приступа в прошлый вторник. Вероятно, его вызвал тот эмоциональный удар, который я испытал, когда увидел свое имя в некрологе. Я убедил врачей в необходимости вернуть меня в палату интенсивной терапии в предстоящий понедельник и собираюсь пробыть там до тех пор, пока опасный период не закончится. Я попросил доктора быть рядом со мной в течение всего вторника. Я не хочу рисковать.
Я пробормотал в ответ что-то невразумительное. Я не мог задать ему пришедший мне в голову вопрос. Если до сих пор не было никаких признаков того, что совершение любых действий на основе полученной из газеты информации каким-то образом изменяет последующие дневные цены или как-то влияет на точность газетного прогноза, то почему он думает, что на сей раз он сможет своими приготовлениями повлиять на степень достоверности новости, опубликованной в том же Journal? Что мне оставалось делать? Я лишь кивнул и покинул палату.
В тот уикенд я отправился в давно запланированную поездку во Флориду. В субботу я позвонил в больницу, и медсестра сообщила мне, что Джад снова находится в реанимации и не может говорить по телефону. Она сказала это довольно беспечным тоном. Джад говорил мне, что волноваться не о чем, но... Я волновался. Я позвонил снова на следующий день, но медсестра сказала, что Джад все еще находится под особым присмотром в палате интенсивной терапии. Я попросил ее сделать так, чтобы мне позвонил доктор, но я так и не дождался его звонка.
Волнуясь о Джаде, я плохо спал ночью во вторник, и, поднявшись очень рано на следующее утро, отправился на станцию. Газетный киоск только что открылся. Я купил Journal и открыл его на странице С-2. Некролог был напечатан рядом с колонкой рыночных комментариев, точно в том самом месте, о котором говорил Джад. Но, возможно, на этот счет с редакцией газеты существовала договоренность.
Я купил еще и New York Times, и там тоже был некролог, который сопровождался старой фотографией Джада. Определенно он был мертв. Даже в присутствии доктора в палате интенсивной терапии он не смог обмануть свой «особенный» экземпляр Journal, предсказавший его смерть.
