Вместе с женой похоронил хан двенадцать самых лучших жеребцов из своих табунов, двенадцать молодых и сильных рабов и красавиц рабынь. И еще похоронил свою тайну.
А вечером того же дня трое всадников на взмыленных лошадях ворвались в Дехкон через Восточные ворота и. бешеным галопом промчались прямо ко дворцу. Хентей‑хан с победой возвращался домой, и гонцы торопив лись сообщить повелителю о его прибытии.
Нельзя сказать, что молодой Хентей вырос жестоким и бесчувственным, что он вовсе не любил свою мать. Но, с другой стороны, он давно уже вышел из детского возраста, командовал конным корпусом и редко бывал в Дехконе. Еще реже он встречался с Алагат в течение последних десяти лет. Поэтому смерть матери его огорчила, но не заставила страдать. Он принес богам все положенные жертвы, не дав себе ни минуты отдыха с дороги. Он пришел к могильному кургану и вылил на землю полную чашу драгоценного черного вина. И сразу после этого помчался во дворец, к отцу. В душе наследный хан оставался двенадцатилетним мальчишкой, которому очень важна была похвала Лобелголдоя, чего бы она ни касалась. И победа под стенами ал‑Ахкафа — победа, которой Зу‑Л‑Карнайн был в большой степени, обязан и тагарам, казалась Хентею неполной до того, как отец одобрит его.
Двое мужчин сидят на высоких шелковых подушках, набросанных поверх ярких толстых ковров, пьют вино и ведут неторопливую беседу. Зал, в котором происходит разговор, невелик, и в нем больше никого нет, если не считать, конечно, остроухих черных собак — самых надежных и верных в мире охранников, которых нельзя ни подкупить, ни улестить. Это страшные звери. В холке они достают до пояса взрослому мужчине, а их мощные тяжелые лапы, кажется, состоят из одних мускулов. Предки этих псов жили в далеком Хадрамауте, где их специально выращивали и обучали охранять хозяина. Каждая такая собака стоит целое состояние. На верхние клыки у них надеты специальные металлические наконечники трехгранной формы, отчего укус такого пса очень болезнен, а от раны остаются глубокие шрамы и увечья на всю жизнь.
Хентей‑хан протягивает руку и ласково треплет за ушами своего любимца. Этот пес лежит в стороне от остальных, рядом с молодым ханом, — он чужой в этом дворце, потому что постоянно сопровождает хозяина в его путешествиях, и под стенами ал‑Ахкафа он тоже побывал.
— Я сам не видел этого, отец, но все в один голос твердят, что действительно Арескои и Малах га‑Мавет встали плечом к плечу против императора. И тогда западный исполин осмелился им угрожать. И даже хуже того — чуть не убил самого бога войны.
— В это я не могу поверить, — бесстрастно отвечает Хайя Лобелголдой, вглядываясь в лицо сына.
Он повзрослел, посерьезнел, и в уголках рта у него появились морщинки, которых прежде не было. Владыка Джералана разглядывает сына, и ничто, кроме любви, не наполняет его сердце.
— Я бы тоже не поверил, отец. Но все это Сагадай видел своими глазами. А ты знаешь, как он не любит Зу‑Л‑Карнайна. Он бы не стал превозносить его или близких ему людей. Но он клянется, что на стороне аиты встал сам Траэтаона.
— А что, западный рыцарь — близкий императору человек? — спрашивает Лобелголдой, пропуская мимо ушей сообщение о Траэтаоне.
— Он состоял в свите госпожи Каэтаны, а Зу‑Л‑Кар‑найн сделал ей предложение, — безмятежно отвечает Хентей.
Владыка замер, не донеся чашу с вином до рта. Вот оно! Значит, не лгал брат, значит, есть на свете эта женщина, о существовании которой до сих пор никто не подозревал.
— А кто такая эта Каэтана? — спросил он, как только ему удалось совладать со своим голосом. Спросил и прислушался — нет, вроде не выдал его голос. А хотелось бы зарыться лицом в подушки, заскулить, завыть.? Страшное решение нужно принимать хану — и никуда не денешься.
— Не знаю, отец. — Хентей тревожно заглянул ему в глаза. — Тебе плохо?
— Нет‑нет, — вымученно улыбнулся хан — все в порядке. Просто устал после похорон.
Хентей наклонил голову в знак уважения к скорби отца. В отличие от многих придворных бездельников, он считал, что хан по‑настоящему переживает смерть Алагат, просто не считает нужным выставлять свое горе напоказ.
— Ты не ответил, сын. — Голос хана стал немного суровее, совсем немного. Но обожавший отца юноша сразу уловил и нетерпение, и испуг, и тревогу — все, о чем хан умалчивал.
— Никто не знает, отец. Кроме императора, Агатияра и предсказателей‑ийя. Она появилась в сопровождении шести спутников, один другого диковиннее: двое западных рыцарей, мастер фехтования, два близнеца — брат и сестра, но различить их совершенно невозможно, и альв.
— Кто?
— Альв, отец. Маленький лесной дух — весь покрыт шерстью и выглядит очень смешно. Ему больше двухсот лет.
Лобелголдой выпрямился на подушках и сжал чашу так, что побелели костяшки пальцев. Все в этой истории выглядело абсолютно неправдоподобным — и само сражение, и количество богов, которые сломя голову бросились принимать в нем участие, и описание спутников этой женщины.
— Какая она? — обратился он к задумавшемуся Хентею.
— Удивительная, — немедленно откликнулся тот. — Такую жену не стыдно иметь никакому владыке, даже богу.
— Таких женщин не бывает, — недовольно ответил хан.
— Не бывает, — согласился сын. — Она одна‑един‑ственная. Знаешь, отец, никто так и не смог угадать, сколько ей лет. Выглядит девочкой, фигура девушки, повадки — зрелой женщины, а глаза… глаза мудреца. Ты бы видел, как она сражалась, — неожиданно перескочил он на другую тему.
Лобелголдой поднес к лицу руку и потер холодный лоб.
— Что она ответила на предложение аиты?
— Сначала отказала и уехала со своим отрядом. И еще двадцать воинов дал ей император в качестве сопровождения. Он послал с ней Зу‑Самави.
Имя командира отборного отряда тхаухудов было известно по всему Джералану не хуже имени Богдо Дайна Дерхе — именно они сошлись в той последней отчаянной схватке, в которой и погиб легендарный правитель. Наверное, каждый, в чьих жилах текла непокорная кровь тагар, был бы рад отомстить фаррскому военачальнику за смерть хана.
— А как тебе служится под командованием Зу‑Л‑Карнайна?
Хентей задумался. С одной стороны, он был настоящим сыном Джералана и потомственным владыкой и повелителем. Ему всегда было тяжело думать, что кто‑то может командовать им, кроме любимого отца. С другой стороны, он искренне симпатизировал императору. Тот был его ровесником и хорошо относился к Хентею. После битвы у стен ал‑Ахкафа молодые правители стали еще ближе, и между ними завязалось то, что можно‑было бы назвать дружбой, если бы не легкий оттенок недоверия, который, впрочем, легко мог исчезнуть с течением времени. Хентей знал, что его отец не хотел кровопролитной войны и полного покорения Джералана, но и существующее положение тоже было для него тягостно. Наследник думал, как ответить Хайя Лобелгол‑дою так, чтобы никоим образом не уязвить отца.
— Он неплохой человек. И если бы не прошлая война между аитой и нами, мы с ним могли бы сблизиться. К сожалению, кровь моего рода на руках этого юноши, и я не могу забыть об этом.
— Ты не по годам мудр, мальчик мой, — неожиданно тепло улыбнулся владыка. — Я думаю, что могу открыть тебе свою тайну. Сегодня ночью меня посетил дух твоего погибшего дяди и моего брата — Богдо Дайна Дерхе. Он предупредил меня о том, что женщина, которую полюбил Зу‑Л‑Карнайн, может стать причиной гибели нашего государства. Чтобы доказать мне правдивость предсказания, он сообщил, что ты жив и здоров и скоро прибудешь с победой.
— Что же нам делать — растерянно спросил Хентей.
— Уничтожить ее и отряд императора. Но только всех до единого, чтобы никто и никогда не сообщил аите о том, что произошло.
— Отец. — Голос молодого хана дрогнул. — Отец, может, не нужно так поступать?
— Нужно, сын. Это предназначение, которое выше нас с тобой. Оно не зависит от нашего с тобой желания. Подумай сам: несколько жизней на одной чаше весов и весь Джералан — на другой.
— Ты думаешь, что сможешь убить ее? — спросил Хентей.
— Я ничего не думаю, мальчик мой. Я бы очень хотел навсегда забыть о том, что случилось прошлой ночью, но, к моему великому сожалению, я не имею права так поступать. Сделаем вот что — надолго ли отпустил тебя император?
— Он просил меня возвращаться как можно скорее, но я очень хотел видеть тебя и сам рассказать об этом сражении. Наши воины вели себя как герои. Мы можем ими гордиться.
— А я горжусь, горжусь тобой, мой сын. — От внимания Хентея не ускользнуло, что слово «мой» хан выделил как‑то особенно. — И я хочу, чтобы ты сегодня же покинул Дехкон и двинулся назад, к аите. Ты должен. торопиться, чтобы никто и никогда не смог связать гибель этой женщины с тобой.
— А ты? — с тревогой спросил юноша.
— А я хитрый лис. Я сумею оправдаться. Главное — ты, моя надежда на будущее Джералана.
