Ник Кайм - Вулкан жив

Он был не так уж и неправ. Даже при взгляде сверху руины ничем не напоминали крепость, которой раньше были. От нее остался лишь гниющий остов из балок, похожих на культи изломанных конечностей, выступающих из сожженных туловищ-залов, давно всеми оставленных. Долгие годы люди Раноса и даже Траориса находились в рабстве у хозяев этой крепости и семи других, разбросанных по планете. Эта стала последней, и от восьмиугольных стен почти ничего не осталось. Восемь восьмиугольных крепостей. Хотя термин был не совсем правильным. Некоторые называли их иначе: храмами.

«Да, у этого места было имя, но я его не назову. Не здесь, не тебе».

— Здесь что-то случилось, — сказал вместо этого Себатон. — Что-то важное — и оставившее здесь след.

— То «оружие», о котором ты упоминал?

— Нет, я не про него, — Себатон на мгновение смутился, пожалев, что сказал так много. Он помолчал. — Тебе не кажется, что здесь слишком тихо?

Глубоко в сердце Раноса крохотные огоньки начали гаснуть.

Тишину разорвал гул мощных турбинных двигателей над головой. Они были достаточно далеко, чтобы мужчинам не пришлось хвататься за личное оружие, но достаточно близко, чтобы Себатон направился к палатке за биноклем.

— Посадочные, — сказал Варте, который не нуждался в бинокле, чтобы определить, на чем двигатели были установлены.

— Я вижу три, они проходят сквозь слой облаков, — ответил Себатон, прижимая бинокль к правому глазу. — Определенно высадочная группа.

— Чья?

— Понятия не имею, — соврал он, складывая телескопическую трубу и кладя ее в карман.

Это были массивные, тяжеловооруженные транспортники. Такие использовали смертоносные воины. Себатон встречал их прежде, и опыт оказался не самым приятным.

— Хотел бы я знать, что они тут делают, — сказал Варте.

— Нет, не хотел бы.

Варте невесело рассмеялся.

— Возможно, ты прав. Пойду, дам нашему адепту пинка под зад. Может, получится ускорить процесс.

— Хорошая идея.

Варте потрусил вниз по склону, придерживая кобуру одной рукой, чтобы та не болталась.

Несколько секунд спустя транспортники пропали из вида, скрывшись за рядами окутанных тьмой дымоходов и складов. Себатон тихо выругался.

— Видимо, наивно было надеяться, что они не придут.

Чашка в руках разогрелась — гораздо сильнее, чем еле теплый кофеин в ней. Заглянув вглубь бурой жидкости, он нахмурился.

— А, — сказал Себатон. — Это ты.

— Помнишь, как я нашел тебя, одного посреди пепельных равнин? Я решил, что передо мной чудо — или же дьявол, извергнутый из-под земли нам в наказание. Но ты был лишь ребенком, младенцем. Таким маленьким, таким беззащитным, окруженным всей этой смертью. Я подумал, что ты погиб, сгорел дочерна при падении. Песок в оставленном тобой кратере превратился в стекло… Но тебя огонь не коснулся, не оставил даже следа. Ты тихо плакал, но не от боли или испуга. Ты просто не хотел быть один, Вулкан.

— Я помню.

Я чувствовал запах дыма и кожи, металла и пота.

— Проснись, сын, — сказал человек, которого я узнал даже в полубессознательном состоянии.

Я снова был в кузнице. Я был дома.

— Отец?

Дым рассеялся, тьма ушла, я заморгал и увидел его перед собой его. Словно мы расстались лишь вчера.

Н'бел.

Лицо, потемневшее под Ноктюрнским солнцем, руки, огрубевшие от работы с металлом, кожа, такая шершавая на ощупь — Н'бел был настоящим мастером-ремесленником. У него были широкие плечи кузнеца, а заткнутая за пояс засечка служила еще одним излишним подтверждением его рода занятий. Поверх простого комбинезона из темной плотной материи был повязан кожаный фартук. Голые руки, покрытые шрамами и такие же загорелые, как лицо, с мощными мышцами и веревками жил, украшали обручи. Так выглядел человек, зарабатывающий на жизнь тяжелым трудом. Он научил меня всему, что я знал — или, во всяком случае, всему, что я хранил в памяти.

— Ты живой…

Он кивнул.

В груди заныло от тоски, глаза наполнились слезами. Я стоял в мастерской, пахнущей пеплом, согретой огнем. Где-то неподалеку раздавался мерный стук по наковальне, этот так хорошо знакомый мне мотив, выбиваемый на барабане кузнецов. Каким чистым, каким хорошим было это место. В углу комнаты стояла каменная печь, а в ней мягко булькала, перекрывая тихий треск огня, похлебка в котелке. Здесь была земля. Здесь я был в своей стихии.

— Мне тебя не хватало, отец.

Слезы побежали по моим щекам. Я почувствовал их солено-пепельный вкус на губах и обнял Н'бела, как блудный сын, вернувшийся домой. Несмотря на всю свою мускулистость и массивность, в моих руках он казался ребенком. Однако неожиданность воссоединения вскоре заставила меня нахмуриться и отпустить его.

— Но как? Что с войной? Она?..

Что-то туманило мне разум, мешало ясно видеть. Я замотал головой, но туман стоял не перед глазами, а внутри.

— Важно лишь то, что ты вернулся, сын.

Он хлопнул меня по руке, и тепло отцовского уважения и гордости бальзамом пролилась мне на душу, смывая всю вину и всю кровь.

Как долго я мечтал вернуться. В глубине души я верил, что возвращусь на Ноктюрн после того, как закончится Крестовый поход и война будет выиграна, и стану жить мирно. Молот может разрушать — и он становился невероятно эффективным оружием в моих руках, — но может и служить инструментом созидания. Я уничтожал народы, стирал с лица земли целые города во имя завоевания, но теперь хотел жить в спокойствии, реализовывать свое стремление строить, а не ломать.

Я помогал построить это место — не только кузницу, но весь город, в котором, как я знал, она находилась, и остальные шесть городов-святынь. Люди Ноктюрна всегда жили родоплеменным строем, зависели от мира во всем, но раскаленная, нестабильная планета, давая им возможность заниматься ремеслом и жить, в то же время постоянно грозила гибелью, что демонстрировала в каждом Испытании Огнем.

Н'бел не сводил с меня глаз, но в глазах его светилась не отеческая радость от воссоединения с сыном, а страх.

Я взял его за плечи, крепко, но не настолько сильно, чтобы причинить боль.

— Отец, в чем дело? Что случилось?

— Важно лишь то, что ты вернулся… — повторил он и кивнул в сторону чего-то за моей спиной.

Я вслед за ним перевел взгляд на дверь из кузницы. Ночные звуки Ноктюрна вплывали сквозь приоткрытые створки вместе с теплым ветерком. Чувствовался жар пустыни, кислотный запах Едкого моря и что-то еще.

Я отпустил Н'бела и повернулся к двери.

— Что произошло?

Рядом стояла полка с инструментами, которые мой отец использовал в кузнице. Я взял копьеподобный прут для клеймения. Странный выбор: там лежало несколько молотов, но почему-то я предпочел прут.

— Ты был не один, — выдохнул мой отец, и сильный голос кузнеца упал до всхлипа, — когда вернулся.

Я зарычал, бросился к двери, сжимая рукоять железного прута.

— Отец, что случилось?

Н'бел был вне себя от страха, и вдруг по кузнице прошел холод, от которого застыла в жилах кровь.

До появления Чужестранца мы, ноктюрнцы, сражались за свободу и жизнь с бандами сумеречных призраков — мародерами, пиратами и поработителями. Позже я узнал, что они назывались «эльдар» и были расой ксеносов, истязавших людей на бессчетных мирах, но на моем — в особенности.

Я жаждал мира, возможности созидать, но теперь понимал, что судьба меня не отпустит, что галактике нужен был воин. Мой другой отец позвал меня, и не подчиниться ему я не мог.

— Оставайся в кузнице, — сказал я Н'белу и вышел на улицу.

Огромное вулканическое облако темным призраком плыло на угольно-черном ночном горизонте. Все огни потухли. Все дома, кузницы и горны были мертвы.

Я вышел на платформу из железа и стали. Исчезли племенные хижины времен моего становления, исчезли простые кузни моих предшественников. С приходом Чужестранца и развивающегося Империума Ноктюрн изменился. На месте старых кузен теперь высились горные механизмы, плавильные печи и мануфакторумы. Скромные хижины сменились огромными агломерациями из жилых куполов, ретрансляторов и вокс-башен. Земляные шаманы, кователи металла и даже кузнецы уступили место сейсмологам, геологам и мануфакторумным мастерам. Наше ремесло осталось прежним — но не наша культура. Так было необходимо. Ибо Ноктюрн — своенравный мир, неизменно стоящий на грани гибели.

Гора Смертельного Огня дышала со всей своей гневной величественностью. Закрывая собой почти все, вулканическое облако скользило по невидимому пустотному щиту, висящему в небе. Генераторы — по одному на каждый из главных городов — стали еще одним подарком Империума. Тот, что был надо мной, ярко переливался под ударами обломков, выброшенных вулканом. Огонь лил с неба дождем, низвергался волнами, взрывался в облаке искр при столкновении с пустотным щитом.