— Куда прешь? Ты что, от оперативного дежурного получил добро на вход в базу?
Отец растерянно:
— Какое нахрен добро?
— Гражданским лицам объясняю. Для входа в базу необходимо «добро», то бишь, разрешение. Понятно?
— Понятно. А что делать?
— Как что? Ложимся в дрейф. А еще лучше малым ходом тралим окрестности фарватера.
Военно-морской обоз, превратившийся в тральщика, нарезает круги вокруг хаты. Тралили акваторию у входа в базу, покуда не наткнулись на мину — коровью лепешку.
— Срочно приступить к разминированию!
Отец с недоумением:
— Не понял, коровья лепешка не опасна. Что с ней будем делать?
— Хороший боцман всегда найдет применение любой, даже бесполезной вещи.
— Эта лепешка только и годна для удобрения огорода.
— Видишь, батя, делаешь успехи — вникаешь в суть флотской жизни. Так как инициатива наказуема исполнением, то сам и разминируй.
После успешного разминирования отец схлопотал три наряда вне очереди, за то что спровоцировал команду: «Человек за бортом!».
Без команды спрыгнул... с телеги, вызвав при этом весь комплекс мероприятий по спасению человека на воде. Ох, и намаялась же спасательная партия, пока посуху из воды тащила утопающего. Справившись, продолжили траление. Прошло время, и на улицу, то есть на акваторию, спустились сумерки. И сын резюмировал:
— Видишь, батя, стемнело. Надо включать ходовые огни.
— Это как?
— Если у тебя на телеге нет фонаря, так закури хотя бы, чтобы не нарушать правила навигации.
— Закурить? — добро. А вот нафига эта нафигация нужна? Не пойму!
Обеспокоенная мать выскочила из дому, не понимая, что происходит, встревожено воскликнула:
— Ты что, старый дурень, совсем ополоумел, в ворота попасть не можешь? А ну, марш домой!
Сын отцу удовлетворенно:
— Вот видишь! «Добро» от оперативного дежурного получили. Направляй корабль (коня с телегой) к причалу (во двор), смотри только на волнолом (ворота) не наскочи. Видишь, зыбь пошла (мать ругается).
Бросив швартовый конец (кинув поводья) жене, мореманской походкой отец направился в дом. Ничего не понимающая мать, разозленная художествами мужа, выдохнула:
— Ах ты, пень старый. Я щас дам тебе конец... А ну распрягай. Коня — в стойло, телегу — в сарай, а сам с детьми — марш мыть руки и за стол!
Наконец усталые мужчины уселись за ужин. Довольный тем, что удалось продемонстрировать флотскую жизнь, сын спросил:
— Ну что, отец, понял, что такое флотская организация?
— Да, сынок, понял. Правда... Нам, селянам, лишняя морока без надобности. Деревенская жизнь простая, всякие вводные премудрости ни к чему. Если начнем жить по флотскому распорядку, то не только вас (армию и флот), но даже и себя прокормить не сможем. И еще. Вот придешь с флота, вернешься в семью, поступишь опять в мое распоряжение и под мою ответственность — во-от заживем! Все будут знать, что ты настоящий мужчина. Пустых слов не говоришь, понимаешь, что постоянно нужно заниматься полезным делом, а не впустую тратить время. Теперь точно знаю, что флот закаляет и воспитывает реальных мужиков.
Посвящение в подводники
На прочность корпуса подводный атомоход испытывался на максимальной рабочей глубине в 320 метров, предельно допустимой являлась глубина в 400 метров (различие составляет 20 %). Проверка корпуса на прочность происходит лишь дважды, на испытаниях и когда (не дай Бог!) лодка тонет... Мероприятие обеспечивали надводные корабли, охраняя водную акваторию и осуществляя связь с подводной лодкой. Понятно, что в случае бедствия, они вряд ли окажут нам, находящимся на глубине, экстренную помощь. Разумнее всего было надеяться только на себя. Поэтому внимательность, своевременные команды и слаженные действия каждого члена экипажа по их выполнению были чрезвычайно важны.
В отличие от обычного, глубоководное погружение происходит поэтапно, и по времени оно более продолжительно. Лодка из надводного положения переходит в позиционное, когда из воды торчит лишь ограждение рубки, затем уходит на перископную глубину. Так начинается глубоководное погружение. Весь личный состав расставлен таким образом, чтобы ни один укромный закуток в трюме, ни одна шхера не оказались без присмотра. Все переборочные, каютные двери и люки находятся в открытом положении. Через каждые 50 метров производится доклад глубины, по громкоговорящей связи из главного командного пункта поступает команда: «Осмотреться в отсеках». Каждый осматривает порученный участок и докладывает. Операция длится не час и не два, так как в таком важном и ответственном деле торопливость и спешка излишни. Наконец достигается заданная глубина. По всей лодке вырванных клапанов и сальников не отмечено, лишь в трюме одного из отсеков зарегистрирована незначительная фильтрация воды. Чтобы проверить работу главных механизмов, какое-то время лодка должна освоиться на максимальной глубине, заодно совершается архиважное дело... Вот какое.
Погружение на глубину 320 метров явилось первым не только для лодки, но и для большинства членов экипажа. А это в свою очередь связано с обязательным обрядом посвящения молодых моряков в подводники. Ритуал проходят все, он весьма специфичный и занятный, память о нем сохраняется на долгие годы. Когда стрелка глубиномера, размещенного у кормовой переборки первого отсека, над системой пожаротушения ВПЛ (воздушная пенная лодочная), останавливается на отметке «320», лодка прекращает погружение. Отсеки сотрясаются от восторженных восклицаний состоявшихся подводников. Появляется осознание, что над тобой — многометровая толща воды, в которой человек может выжить только под защитой высокопрочного металла. Через выпускной клапан глубиномера, сообщающегося с забортным отверстием, набирается морская вода в круглый плафон от лампы освещения. Для каждого кандидата в подводники набирается полная чаша.
Нас, новичков (гражданские не в счет), собралось пятеро: командир БЧ-3, он же командир первого отсека Виктор Степанович Николаев; старшина команды торпедистов, мичман Виктор Киданов; старшие торпедисты — я и старшина Петр Оверко; а также трюмный специалист, мичман Сергей Рассказов. Забортная вода в плафоне слегка пузырится, прямо как шампанское в бокале. И это понятно. Ведь на глубине она сжата тридцатью двумя атмосферами и, попадая в отсек, где давление обычное, чуть ли не пенится. Каждый должен выпить ритуальную чашу (наполненную Японским морем) до дна. Замечу — задача не простая. Выполнить можно только в возбужденном состоянии, вызванным осознанием погружения. Примеров невыполнения условий ритуала не знаю.
Затем Николай Степанович выдал граммов по пятьдесят спирта на каждого. Микрофлора моего желудка агрессивно встретила своих глубоководных собратьев, пришлось приложить максимум усилий, чтобы удержать получившуюся смесь внутри. И если бы не своевременная дезинфекция желудка, то не избежал бы я диарейных последствий. На этом испытания не заканчивались. Участники посвящения должны были поцеловать подвешенную к подволоку кувалду, смазанную ЦИАТИМом (в аббревиатуре ЦИАТИМ заключено название Центрального Института Авиационного Топлива и Масел, разработавшего смазки для наших приборов и механизмов). Нам еще повезло, некоторым пришлось целовать АМС (смазка АМС-3 предотвращает коррозию механизмов кораблей, подводных лодок, гидросамолетов; изготавливается из высоковязкого нефтяного масла, загущенного алюминиевым мылом стеариновой кислоты), темного цвета — более неприятное и противное техническое масло. Кувалда не просто висела, а раскачивалась, как маятник. Тут могло и не повезти, так как, плохо рассчитав угол упреждения, можно было в кровь разбить губы.
Вывод: Посвящение в подводники предусматривало приобщение моряка не только к морю и глубине через пенящуюся морскую воду, но и к постоянной качке. Церемониал напоминал о необходимости выработать особенную координацию движений, чтобы уклоняться от колышущихся предметов и не травмироваться о них.
Розетка за шторой
Больше всего времени я проводил с другом детства Петром Калининым. Перед призывом на флот я около года работал брошюровщиком в типографии треста «Оргдорстрой». Начал получать зарплату и, конечно же, почувствовал себя взрослым. По обыкновению первая зарплата должна быть обмыта. Но я почти все деньги отдал маме, а в кармане оставил четвертной (25 рублей). С ними мы и направились в кафе «Мядуха», что напротив стадиона «Динамо». Погуляли так, что не рассчитали финансов и остались должны. Пришлось уговаривать официантку поверить нам на слово, что завтра мы принесем недостающие деньги. Она поверила, и мы свое слово сдержали. Сегодня такое вряд ли возможно. На следующий день мы совсем обнаглели. Долг-то отдали, да не совсем точно истолковали доброту этой женщины, начали глупо приставать к ней с ухаживаниями. Но она оказалась умницей, и на наш вопрос о ее имени дала исчерпывающий ответ:
