засверкали звёзды на темнеющем небе, где-то поблизости в одном из баров включили футбольный матч по телевизору, а здесь в сквере было тихо и уютно под звуки вездесущих сверчков и далёких уханий ночной совы с территории старинного погоста.
Просидев на воздухе до самого закрытия, они тесной группкой направились в общежитие на ночлег. Нина с Женькой уже несколько раз звонили на мобильные телефоны друзей, однако по молчаливой договорённости, друзья не стали им рассказывать трагическую новость о смерти Саши, дабы не портить настроения до их возвращения на базу.
«Вернёмся – позже расскажем, - был ответ. – Лавра огромная, и за один вечер не так-то просто найти в ней рядового монаха, если он не сам протоиерей, или кто там ещё по их церковной иерархической лестнице. Ищем. Помог бы настоятель, да у него воскресные службы, так что не до нас…».
********
Кладбище представляло собой тихую рощу из берёз и тополей, в которой тут и там - если долго идти по извилистым тропкам - торчали из земли деревянные ветхие кресты столетней давности. Покосившиеся, без оградок, иные уже без надписей и фотографий, они представляли настоящий русский погост при монастыре, отчего и получили современное название Берёзовая роща. Это было место настоящей древней погребальной архитектуры: кое-где сохранились развалины каменных склепов, стены и куски некогда дорогих мавзолеев, мраморные плиты и известняковые надгробия, рассыпавшиеся от времени, но больше всего было старых деревянных крестов.
Монах вёл друзей по извилистым тропкам, и они замечали следы реставрационных работ – таких же, как и на территории монастыря: кто-то из прихожан подкрашивал кресты свежей краской, покрывал лаком, штукатурил обвалившиеся стены или небольшие монументы надгробий, обсаживал новыми саженцами, но кто это делал, молодой монах не знал.
Миновав историческую территорию погоста, группа из четырёх человек подошла к участку захоронения монашества. Здесь бросались в глаза недавние погребения со свежевырытой землёй и холмиками, на которых либо трава ещё не успела прорасти, либо была ниже и моложе остального зелёного покрова прилегающей вокруг почвы. Бригадир шёл за монахом, и ни о чём не спрашивал – ему, очевидно, вполне хватило вчерашнего экскурса в историю при аудиенции с настоятелем.
В таком молчании они и подошли к могиле отца Александра. К месту захоронения Саши.
- Здесь, - показал рукой монах и скромно отошёл в сторону. – Я под теми деревьями подожду.
Затем, немного подумав, добавил:
- Вы единственные, кто пришёл его навестить за всё это время.
И тут же, видимо что-то вспомнив, озарился взволнованно:
- Впрочем, нет, постойте. Я был при его упокоении полгода назад. Кроме нескольких моих братьев по вере, хоронить-то его практически было некому – да мы и привыкли к его одиночеству, чего уж там. Ходили слухи, что в далёкой молодости с ним произошла какая-то невосполнимая трагедия, и он потерял всех своих близких, особенно некую девушку, которую он безумно любил и вспоминал все эти годы.
Все стояли, расположившись полукругом, напротив простой, недавней могилки с невысоким – в рост человека – невзрачным крестом, на котором было по древнему обычаю вырезано резцом:
«Здесь покоится отец Александр, в миру… (фамилия и имя отчество отсутствовали). Лишь дата смерти. И всё.
С овальной керамической фотографии на них смотрело лицо древнего старца с седой бородой и бесконечно печальными глазами, будто он только что плакал, и фотограф снял его для приобщения к личному делу картотеки монастыря. Монах как раз и подтвердил это:
- Эта фотография – единственная, что мы нашли, когда он два года назад сфотографировался для учёта в канцелярии лавры. Мы все такие имеем. Любопытно, что ранних фотографий, скажем, десятилетней или двадцатилетней давности его нигде не сохранилось.
- Он не любил фотографироваться, - задумчиво поведал Семёнович. – Ещё с тех пор, как в Усть-Баргузине пропал фотоаппарат экспедиции. Последний его снимок в мирской жизни, это та фотография, где они все вместе запечатлены перед выходом в поход. – Заметив удивлённый взгляд монаха, Семёнович, неопределённо махнул рукой. – Это я им говорил, - указал он на друзей. – Давняя история.
Помолчав, монах снова вспомнил, пожав плечами:
- Так вот. Кроме меня и других братьев во Христе, в самом конце отпевания и предания земле, к свежевырытой яме, в которую уже опустили гроб, подошёл какой-то незнакомец, и по русскому обычаю кинул туда несколько горстей свежей земли. Постоял минуту-другую, перекрестился единожды и, даже не взглянув на нас, удалился прочь, откуда и появился - хотя никто из нас не мог определённо сказать, куда и откуда именно. Этот незнакомец будто возник перед нами на ровном месте из… пустоты. Туда же и ушёл.
У всех присутствующих поползли вверх брови.
Первым подал голос Юрий Николаевич:
- Этот незнакомец… он не показался вам… странным?
- «Странным»? – на миг задумался монах. – Смотря что вы под этим словом подразумеваете.
Бригадир обвёл всех взглядом. В глазах у каждого читался вполне очевидный один и тот же мысленный вопрос: «ЛЁТЧИК?».
Все уже начинали догадываться.
- Ну-у… - протянул Юрий Николаевич. – Я имею в виду – как бы… «не от мира сего», что ли. Повадки, или как он держался…
- Ах, вы об этом… - кивнул монах. – Вы знаете, всё произошло настолько быстро, что мы и разглядеть-то толком его не успели. Возник, подошёл, кинул горсть земли, перекрестился, несколько секунд постоял в молчании, и так же стремительно удалился прочь к тем деревьям, - он махнул рукой в сторону берёзовой рощицы. - Было довольно холодно, был туман, который и поглотил его в себя. Ни до, ни после, я этого человека не видел. Что касается «не от мира сего», пожалуй, вы правы. Было в нём что-то такое, что заставило меня немного поёжиться – а может, это было просто от холода. Дело в том, что он… как бы точнее выразиться… появился тут не к месту, что ли. Он никак не вписывался в картину, простите, погребения, да и вообще монастыря.
Семёнович почти вплотную подошёл к молодому монаху:
- Отчего вы так решили, святой брат?
- Одежда…
- Что, одежда?
- Он был военным… - монах запнулся. – Не просто военным, а…
- Военным лётчиком? Вы это хотите сказать?
- Точно! На нём была лётная куртка, унты на ногах, через плечо перекинут офицерский планшет, а на голове старый, а точнее, новый, времён прошлой войны шлемофон. Я ещё тогда подумал: такую лётную форму носили пилоты второй мировой войны –
