Люди обзаводятся мнениями так же, как дети усваивают азбуку, – путем многократного повторения.
(1816–1855)
Бездеятельность монарха развивает способности премьер-министра.
Мужчинам, да и женщинам тоже, нужен обман; если они не сталкиваются с ним, они сами его создают.
Так уж устроена жизнь, что ничего в ней заранее не предскажешь.
Уважай себя настолько, чтобы не отдавать всех сил души и сердца тому, кому они не нужны.
(1819–1901)
Важно не то, что люди думают обо мне, а то, что я думаю о них.
Я читаю и подписываю бумаги, а Альберт (муж Виктории. – Прим. составителя) их промокает.
Дети – это горькое разочарование: больше всего им нравится делать именно то, что больше всего не нравится родителям.
Седьмая внучка и четырнадцатый внук – это, боюсь, уже многовато; скоро мы начнем походить на кроликов в Виндзорском парке!
Он (премьер-министр. – Прим. составителя) говорит со мной так, словно я – полный зал народу.
(1882–1941)
Почему женщины гораздо больше интересуют мужчин, чем мужчины – женщин?
Женщина веками играла роль зеркала, наделенного волшебным и обманчивым свойством: отраженная в нем фигура мужчины была вдвое больше натуральной величины.
История мужского сопротивления женской эмансипации едва ли не интереснее, чем история самой эмансипации.
Большие сообщества людей – существа невменяемые.
Кто не говорит правду о себе, не может говорить ее о других.
У каждого человека есть свое прошлое, укрытое в нем, как страницы книги, известной только ему; а его друзья судят лишь по заглавию.
Дешевизной бумаги, бесспорно, объясняется, почему женщины в литературе преуспели раньше, чем в каких-либо других профессиях.
Я заработала первой рецензией один фунт десять шиллингов и шесть пенсов и на эти деньги купила персидского кота. А потом меня разобрало честолюбие: кот – это, конечно, очень хорошо. Но кота мне мало. Я хочу автомобиль. Вот так я и стала романисткой.
Женщинам-писательницам мешают консервативные взгляды, присущие противоположному полу. Что скажут мужчины о женщине, которая открыто заговорит о своих страстях? Ибо мужчины самим себе позволяют в этом отношении большую свободу, и правильно делают, но безотчетно приходят в страшную ярость и не могут с собой совладать, когда речь идет об аналогичной свободе для женщин.
Юмор – первое, что теряется в переводе.
Самая сильная позиция – это позиция умершего среди живых.
(1860–1935)
Юноши думают о том, чего они могут добиться и что получить; девушки – о том, кого они могут заполучить.
От мальчиков и от девочек мы ожидаем совершенно разного поведения. Это различие может быть выражено в двух словах. Мальчикам мы говорим: «Сделай это!», девочкам: «Не делай этого!»
Домашний труд женщины, конечно, позволяет мужчинам производить больше, чем если бы им приходилось трудиться по дому. Тем самым женщины становятся экономическим фактором. Но то же относится к лошадям.
Женщины, которые работают больше всего, получают меньше всего; а женщины, которые получают больше всего, работают меньше всего.
Честное соревнование полов развивает лучшие качества мужчины.
Материнский инстинкт как просто инстинкт не заслуживает нашего суеверного благоговения.
Высшее проявление материнского инстинкта можно наблюдать у курицы, заботливо высиживающей фарфоровые яйца, – инстинкта, но не ума.
Считается, что быть женой и матерью – истинное призвание женщины. К этому ее предназначили Бог и природа, к этому ее готовят с раннего детства, тут она может себя проявить. Это, как правило, ее единственная возможность достойно существовать и чего-то достигнуть в жизни. Но – она не должна даже показывать вида, что хочет именно этого!
То, что мы делаем, меняет нас больше, чем то, что делают с нами.
Идея сильнее факта.
Жизнь – не существительное, а глагол.
Неверно, будто вечность начинается лишь после смерти. Она существует всегда. Мы сейчас живем в вечности.
Смерть? Стоит ли беспокоиться из-за таких пустяков? Напрягите воображение и попробуйте представить себе мир без смерти! Смерть – непременное условие жизни, а вовсе не зло.
(1902–1990)
Дружочек, ты когда вернешься сегодня – опять завтра?
Икс принадлежит к числу тех людей, которые, когда идут под руку с женщиной, то повисают на ней всей своей тяжестью, – разумеется, сами того не замечая. Женщины, выходящие замуж за подобных людей, поступают неосмотрительно.
Есть род людей, обреченных на неудачу: они дают любимому человеку все, чего тот от них хочет, – и еще сверх того. Им ничто не поможет.
Несчастная любовь, как и счастливая, обращается в привычку.
Несчастная любовь в своем роде прерогатива мужчин; в том смысле, что она возможна для них без душевного ущерба. Она их даже украшает.
Смотреть на безответно влюбленную женщину неловко, как тяжело и неловко смотреть на женщину, которая пытается взобраться в трамвай, а ее здоровенный мужчина сталкивает с подножки.
Вероятно, традиция, приписывающая однолюбам способность к особо глубокому и сильному чувству, требует пересмотра. Скорее всего, здесь то чувство поневоле мельчает. Настоящее любовное страдание – болезнь слишком мучительная для того, чтобы стать хронической. Человек с единой (особенно несчастной) любовью на всю жизнь любит не желанием, а памятью.
Любовь на всю жизнь – она либо помогает писать книги, либо не мешает работать, путешествовать, жениться и выходить замуж и производить детей. Она, пожалуй, мешает самому главному – быть счастливой. Но этому мешает многое.
И зло нужно уметь делать. На десятую долю тех обид и страданий, которые N. причинила людям, всякая толковая женщина могла бы устроить свою жизнь. Она же живет хуже самого хорошего человека.
Жить без профессии нельзя. Работа должна быть поднята если не до пафоса, то хоть до профессии, иначе она раздавит бездушностью. Можно халтурить попутно, но жить халтурно нестерпимо.
Юность – это пора, когда человек не знает своего будущего и не умеет подсчитывать время (это умение еще быстрее старит людей, чем умение считать деньги).
Преподавание – это сочетание неприятного с бесполезным.
Железных людей нет. Есть люди деревянные.
(1697–1980)
Наша жизнь проходит в наше отсутствие: мы всегда пребываем между воспоминанием и надеждой.
Тщеславие погубило больше женщин, чем любовь.
Дружба – единственная страсть, которая не слабеет с годами.
Все на свете кажется мне невыносимым. И поделом мне, потому что я и сама невыносима.
Я ничего не люблю, и в этом истинная причина моей скуки.
Только лжецы, безумцы и дураки могут говорить, что можно быть счастливым и свободным, живя в бедности.
Не знаю, зачем Диоген бродил с фонарем в поисках человека; с ним не могло случиться ничего худшего, чем найти его.
Вера – это благочестивая уверенность в том, чего не понимаешь.
(1830–1886)
Любовь – это все. И это все, что мы знаем о ней.
Стареешь с годами, однако не каждый день.
Жизнь сама по себе так удивительна, что оставляет мало места для других занятий.
Книгоиздание – аукцион человеческого ума.
(1858–1924)
Обманывать людей тем опасно, что в конце концов начинаешь обманывать себя.
Я обхожусь без грима. Я гримируюсь изнутри.
Публика всегда права.
