Навел рав Шешет на лицо его незрячие глаза свои, брызнули искры из них – и навеки погас свет в глазах у еретика. (Берах., 52)
О Рабе бар Нахмани донесли кесарю:
– Есть один человек среди евреев, по вине которого[194] двенадцать тысяч израильтян ежегодно один летний месяц и один зимний не платят царской подати.
Отправлен был царский посланец задержать Рабу бар Нахмани и привести его. Но Раба бежал из Пумбедиты. Добравшись, после долгих скитаний по разным местам, до Агама[195] Раба взобрался на верхушку пальмы и, притаившись там, углубился в св. учение. В это время происходил спор в Иешиб-шел-Майла по законам о ритуальной чистоте. Для разъяснения спорного вопроса решено было призвать на небо душу Раба бар Нахмани, величайшего авторитета по вопросам ритуальной чистоты. Однако Ангелу Смерти невозможно было приблизиться к нему, потому что Раба ни на мгновение не отвлекался от св. учения. Но вот повеял ветер, в тростниках зашумел. Подумал Раба: «Отряд кесаревых всадников скачет, – и решил: – лучше приму кончину от руки Ангела Смертного, чем отдаться в руки кесаря». И со словом «Чисто! Чисто!» он умер.
Раздался Бат-Кол, вещая:
– Благо тебе, Раба бар Нахмани! Чиста была плоть твоя, и со словом «чисто» душа твоя отлетела.
Упали в Пумбедите письма с неба: «Раба бар Нахмани призван в Иешибу-шел-Майла». Отправились Абайя и Рава и все прочие ученые с ними, чтобы совершить погребение усопшего, но не знали они, где он находится. Пришли в Агам и видят: птицы стоят и поднятыми крыльями место одно осеняют. «Наверное там он», – сказали они. Подошли и увидели его. Семь дней кончину его оплакивали.
В тот день, когда умер Раба, поднялась буря и одного аравитянина, проезжавшего верхом на верблюде мимо реки Паппы, подняло и перебросило с одного берега на другой.
– Что это значит? – спросил аравитянин.
– Раба бар Нахмани скончался, – ответили ему.
Обратился тот аравитянин к Всевышнему, говоря:
– Владыко вселенной! Весь мир Тебе принадлежит и Раба бар Нахмани принадлежит Тебе же, Ты – его и он – Твой. Зачем же мир разрушаешь?
И буря утихла. (Баба-М., 86)
Р. Иосе нанял работников на свое поле. Случилось так, что он не мог доставить им обед вовремя.
– Мы голодны! – заявили они сыну р. Иосе и, бросив работу, уселись под фиговым деревом.
Видя это, подходит сын р. Иосе к дереву и говорит:
– Фиговое дерево! Фиговое дерево! Дай плоды свои, чтобы работники моего отца могли голод свой утолить.
Тотчас появились плоды на ветвях, и работники поели и насытились.
В это время подоспел р. Иосе с обедом.
– Простите меня, – сказал он, обращаясь к работникам, – меня задержало одно доброе дело, и я опоздал с вашим обедом.
– Пусть, – отвечают работники, – Бог насытит тебя также, как нас насытил сын твой.
– Каким же образом?
Рассказывают они ему, как дело было с фиговым деревом.
Услыша это, говорит р. Иосе сыну:
– Сын мой, ты позволил себе утруждать Творца и совершить насилие над природой, заставив дерево безвременно давать плоды свои. Увы, и тебе суждено безвременно из мира уйти.
У р. Иосе была дочь замечательной красоты. Видит он однажды, как какой-то человек буравит отверстие в заборе и пытается увидеть лицо девушки. Спрашивает его р. Иосе:
– Зачем ты это делаешь?
– Прости, раби! – отвечает тот, – не суждено мне обладать ею, я хотя издали полюбоваться на нее хочу.
Говорит р. Иосе дочери:
– Лучше бы тебе, дочь моя, в прах обратиться, чем доставлять красотою своей мучения людям!
Р. Хаги со слов р. Самуила бар Нахмана говорил:
– Люди былых времен умели делать все в совершенстве: они и вспахивали ниву Знания, и засевали ее, и пололи, и корни выкорчевывали, и гряды окапывали, и жали, и в снопы вязали, и молотили, и веяли, и зерно от примесей очищали, и мололи, и просевали, и тесто месили, и на части его делили, и готовые для нас хлебы выпекали, и мы – мы не знаем даже, как рот открыть и готовым насытиться как следует. (Иеруш., Шек.)
Раба бар Земина говорил:
– Если прежние наши ангелам подобны были, мы простым смертным подобны; если же они простыми смертными были, то мы недалеко от ослов ушли, и не от таких, каким был осел р. Ханины бен Досы или р. Пинхаса бен Яира[196], а от самых обыкновенных. (Шаб., 112)
Р. Иоханан говорил:
– У прежних сердца широко, как притвор пред храмом[197], распахивались, у последующих – как двери храма199, а у нас они игольному ушку подобны.
Спрашивает рав Папа Абайю:
– Почему ради прежних совершались чудеса, а ради нас не совершаются? Ведь то, что изучалось, например, при рав Иуде, и в сравнении не может идти с тем огромным запасом знания, какой успели мы приобрести с тех пор. Между тем стоило во время засухи рав Иуде простоять на молитве о дожде не больше времени, чем требуется, чтоб шнурок на одном сандалии развязать, – и дождь лить начинал. А мы сколько ни скорбим, взывая и вопия к небесам – и все напрасно.
– Дело не в размерах знания и не в продолжительности молитвы, – отвечает Абайя, – прежние умели на муки и казнь идти для прославления имени Божьего, а у нас на это сил уже не хватает. (Берах., 20)
В честь учителя.
Оставляя школу и расставаясь с любимым учителем, ученики р. Ами исполняли в честь его следующий гимн:
Познай в свой век всю радость мира.
Грядущий путь твой – к жизни вечной,
Стремленья – в даль и глубь веков.
Будь сердцем Разума герольдом.
Пусть голос твой вещает Мудрость,
И ликование – уста,
Зеницы путь твой озаряют,
И светом Торы блещут очи,
И лик – сиянием небес.
Будь Знанья вестником для мира.
И, всей душой ликуя в Правде,
Гряди Предвечному внимать! (Берах., 17)
Когда скончались Раба бар рав Гуна и рав Гамнуна, тела усопших перевезли на верблюдах из Вавилона в Палестину. Выйдя навстречу погребальному шествию, сапдан начал речь свою такими словами:
«В столетьях славный род грядет из Вавилона
И доблестей он летопись несет.
Ежи ползут, слетелись пеликаны
На кару, что идет из Синеара[199].
О, как велик и страшен Божий гнев!
Чистейшие отняв у мира души,
Он радуется как жених невесте.
На облаках Грядущий торжеством.
И ликованьем каждую встречает
Чистейшую и праведную душу».
Поникли пальм вершины, о праведном скорбя, Что пальмой стройной в жизни так пышно расцветал. Ночь в день он превращал над вещей книгой Знанья, – И ныне светлый день нам ночью темной стал.
Где кедры объяты пожаром,
Иссопу ли там уцелеть?
Где сети сомкнулись над левиафаном,
Там рыбке ли малой спастись?
Раскинулся невод в реке многоводной,
Ручью ли избегнуть его?
В стране Синеара увидел он свет,
Стране Красоты[200] украшеньем служил он.
И плач раздается в Сепфорисе:
«Горе!
Разбить мой бесценный, мой лучший сосуд!»
А.Б. д. Сира – Алеф-Бет дебен-Сира.
Аб. д. Нат. – Абот дераби Натан.
Аба-Гур. – Аба Гурион.
Абк. – Абкир.
Ав. З. – Трактат Авода-Зара.
Аг. Эс. – Агадат-Эстер.
Б. Б. – Трактат Бава-Батра.
Б. К. – Трактат Бава-Кама.
Б. М. – Трактат Бава-Мециа.
Бам. Р. – Бамидбар-Раба.
Бер. – Трактат Берахот.
Бер. – р. – Берешит-Раба.
Бет-Гам. – Бет Гамидраш.
Бик. – Биккурим.
Ваик. – Р. – Ваикра-Раба.
Введ. – Введение.
Гит. – Трактат Гиттин.
Деб. – Р. – Дебарим-Раба.
Зеб. – Трактат Зебахим.
Иалк. – Иалкут (Шимони).
Иеб. – Трактат Иебамот.
Иеруш. – Талмуд Иерушалми.
Кет. – Трактат Кетубот.
Кидд. – Трактат Киддушин.
Ког. – Р. – Когелет-Раба.
М. Авр. – Маасе Авраам.
Мак. – Трактат Маккот.
Мег. – Трактат Мегилла.
Мен. – Трактат Менахот.
Мид., Мдра. – Мидраш.
Мид. Ас. Гад. – Мидраш Асерет Гадиброт.
Мид. Миш. – Мидраш-Мишпэ.
Мидр. Сам. – Мидраш Самуил.
Нед. – Трактат Недарим.
П. (Аб.) – Пирке (Абот).
П. (Пир.) д. Ел. – Перке дераби Елиезер.
Пес. – Трактат Песахим.
Пес. д. К. – Песикта дерав Кагана.
Песик. (Р.) – Песикта (Рабоси).
Пон. Ах. – Поним Ахерим.
Р. – Раби.
Р. Гаш. – Трактат Рош-Гашана.
Санг. – Трактат Сангедрин.
Сеф. Гаиаш. – Сефер Гаиашар.
Сиф. – З. – Сифре Зуто.
Сот. – Трактат Сота.
Сук. – Трактат Сукка.
Т. д. Ел. – Танна дебэ Елия.
Таан. – Трактат Таанит.
Там. – Трактат Тамид.
Танх. – Танхума.
Танх. Гак. – Танхума Гакодум.
Тарг. Ш. – Таргум Шени.
Тиф. Иср. – Тиферес Исроэль.
Тос., Тосеф. – Тосефта.
Хаг. – Трактат Хагига.
Хул. – Трактат Хулин.
