Ознакомительная версия.
Йоля всегда повествовал обо всём без утайки. Даже о тех шалостях и непристойностях, которые он себе порой позволял при очередной вылазке. А иначе и нельзя было. Мен видела, что называется, насквозь. И что-то утаивать было себе дороже. Она докапывалась до самых глубин его подсознания. А тут такое…
Йоля лихорадочно начал маскировать свои приключения под невинные вещи, а то, что не заслуживало особого внимания, расписал в ярких красках. В итоге Мен удовлетворилась новой порцией впечатлений или сделала вид, что удовлетворилась. И казалось без видимых последствий… Может, информационноимпрессионный голод сказался. А может просто «нюх потеряла»? Да и пойди, разбери этих женщин. Загадка природы…
3. Рай на земле и его обитатели.
Зябко… Крик одинокой птицы нарушил предрассветную тишину утреннего леса и озера, причудливо окаймляющего пологое основание горного хребта. Вековые деревья подступали к самой воде. Хвойные и лиственные породы радовали глаз всеми оттенками зелёного и гармонично дополняли друг друга. По другую сторону безупречной водной глади простирался альпийский луг, усыпанный синими и жёлтыми фиалками, оранжевыми алтайскими огоньками и горными астрами. Такое неправдоподобное буйство красок, форм, ароматов и прочих ощущений кого угодно восхитит, вскружит голову, а потом умиротворит и растворит в себе. Но в жизни всё не так просто…
Аккуратная избушка на берегу озера казалась совсем игрушечной в объятиях тёмно зелёных лап огромной пихты. Нехитрые, но добротно слаженные надворные постройки завершала внушительных размеров баня. Чувствовалось, что хозяин не особо заботила экономия дров. Простор и удобство банной процедуры ставились здесь во главу угла. Удобный спуск к озёрной прохладе служил этой же цели.
Некоторым диссонансом в этот лубочный пейзаж вкраплялись чужеродные устройства: ветряк, в вертикальных лопастях которого причудливо играли солнечные блики; с фиолетовым отливом панель солнечной батареи, что расположилась «на юго-западном склоне» крыши дома и спутниковая «тарелка», закреплённая на банном фронтоне. Что поделаешь, но характерные приметы первой половины 21-го века добрались и в эту лесную и озёрную глушь…
И всё вокруг дышало какой-то основательностью, неземной красотой, здоровьем и силой! Казалось, что в этом райском благолепии ни одна живая и неживая душа не могут быть обделёнными или несчастными. Если бы так…
Крест, вытесанный умелой рукой из нестареющей лиственницы, венчал относительно свежий могильный холм и как бы нарушал общую благостную картину. Букетик полевых цветов – простых, но таких очаровательных – украшал это ритуальное сооружение. Оля каждый день приходила сюда, меняла букет, подолгу стояла, вглядываясь в очертания макушек горного хребта, что синел над лесом. И молча уходила печально-сосредоточенная, чтобы завтра придти сюда вновь.
Когда это случилось, и она немного пришла в себя после того, что было связано с трагедией, её не покидало ощущение… Ощущение того, что из неё как будто выдернули стержень. Стержень, на котором держалось всё. Держались стремления и заботы, надежды и желания. Смысл самой жизни… Но время – известный лекарь, немного притупило боль потери. И Оля, барышня вполне разумная и не желавшая пока ничего менять в своей бытовой повседневности (хотя какой тут не менять, когда всё рухнуло и его больше нет и не будет рядом…), продолжала поддерживать порядок в доме, приглядывать за немногочисленной домашней скотиной, ходить в посёлок за продуктами и по рабочим делам, ухаживать за могилой и даже париться в бане, к чему пристрастил её любимый.
Случались у неё визитёры. И нечаянные, и так – по делам, но больше надуманным и несерьёзным. Оля была девушка видная. Как говориться, есть на что «глаз положить». Её красота была хоть и неброская, но какая-то основательная, под стать окружающей природе.
Она никого не привечала. Если надо, могла и с крыльца спустить, и ружьишком поиграть, чтобы вразумить особо назойливых и беспардонных. Единственно, для кого она делала исключение, так это для деда Ёшки. Почему его так величали, никто толком не знал. Хотя можно было предположить, что это благодаря Ёшкиной присказке-ругательству, которое меняла оттенок в зависимости от ситуации. О смысловой нагрузке этих крепких выражений можно было только догадываться…
На самом деле по паспорту и прочим казённым бумагам дед Ёшка числился, как Иван Тотыш. Будучи ярчайшим представителем малочисленной народности телеутов, что населяют Горный Алтай, он жил охотой, являясь профессиональным охотником-промысловиком. В своё время дед Ёшка был дружен с Алексеем, Олиным мужем. А после его гибели продолжал навещать вдову. Помогал по хозяйству, где всегда требовалась мужская рука. Баловал Оленьку, как он её называл, всевозможными дарами леса. А главное, компенсировал недостаток общения, что при её образе жизни было существенно и немаловажно. Был он немолод, что и понятно при таком прозвище, но ещё достаточно крепок. Особенностями его характера были народный юмор и самоирония, доходившая до мазохизма. Что примечательно, любил читать. В неразлучном вещмешке постоянно носил книгу про своего коллегу Дерсу Узала. А ещё любил рассказывать анекдоты. Судя по его раскосому облику и особенностям характера, не трудно догадаться про кого… Правильно! Про чукчей.
Йоля как-то сразу заприметил молодую пару. Они прибыли на это место ранней весной. Поселились в старенькой избушке на берегу озера и начали обживаться. Видавший виды УАЗик был им хорошим подспорьем. Не в пример заграничным паркетным джипам он как нельзя лучше подходил для здешних «направлений». И по снежным заносам, и по весенней грязи выручал отшельников в любую погоду.
Первым делом завезли сруб. Его доставили на тракторной тележке в разобранном виде. Шумные и весёлые (или «навеселе») мужики свалили груз, не доехав до места полста метров. Разводили руками и божились, что дальше по рыхлому снегу старенький «Беларусь» не пройдёт. Не став долго спорить и обострять отношения с местными, Алексей из куска жести и других подручных материалов соорудил что-то наподобие салазок, которые прилаживал на конец бревна, и волоком, впрягшись в широкие ремни, потихоньку перетаскивал всю конструкцию до нужного места. Оля помогала, подталкивая брёвна сзади. Закончив работу, усталые, но счастливые, раскрасневшиеся от работы и яркого весеннего солнышка они тогда с удовольствием растянулись на гладких боках ароматного тёса и принялись мечтать, как обустроят своё новое жилище.
Так незаметно для себя, а для Йоли очень даже заметно, поскольку он не часто навещал сей уголок, не торопясь поставили новый дом, баню и прочие постройки. Старый дом разобрали и распилили на дрова. К строительству никого из посторонних, кроме деда Ёшки, не привлекали. С ним познакомились в конце весны, но это отдельная история. Так вдвоём, а где и втроём возводили самые трудоёмкие строения. Увесистые брёвна Алексей подтягивал сверху на ремнях. Дед Ёшка, а если требовалось, то и Оля, орудуя рычагом, лебёдкой и прочими приспособлений подавали стройматериал в нужное место. Мудрый Ёшка только постоянно покрикивал: «Лёшка, спину держи… Ёшь твою двадцать…». Так, с помощью опыта и смекалки одних, силы и азарта других к середине лета дом и баня были подведены под крышу. И, что немаловажно, без особого ущерба для здоровья.
Йоле эта их тихая возня была как-то не очень. Ну, таскали брёвна, ну, пилили, строгали и прибивали доски. Что в этом интересного… Правда, про себя он отметил особую стать новой хозяйки по сравнению с остальными здешними хозяйками, но не более того.
Да что, собственно, с них взять – с этих местных барышень… И смотреть-то не на что: мелковаты, с короткими руками, бугристой грудью, без какой-либо живописной растительности на телесах, не считая головы, да и вообще, с кучей всякого тряпья, носимого на себе, что лишний раз подтверждало их немощь и незащищённость по сравнению с «хозяйками» его роду-племени.
К слову сказать, но Олину походку и особую грацию движений, что в работе, что во время прогулок по лесу, он тоже оценил. Это никакая одежда скрыть не могла. В её облике чувствовалась какая-то природная естественность и сила. А главное, все упомянутые качества – бесценны для обитания в мире первозданной природы. Сам-то Йоля был более чем грациозен во всех своих движениях и передвижениях. Конечно, он слова-то такого не знал, но понимал, нутром чувствовал, что всё это не столько для красоты как таковой, сколько для большей практичности и безопасности. То есть красота есть проявление целесообразности… Или от целесообразности – вся эта красота. Ну, как-то так… У Ивана Ефремова об этом лучше и подробнее написано. И потому Йоля поставил ещё один плюс этой даме…
Ознакомительная версия.
