было определено следование приемам ораторского искусства;
– гуманистический период (Возрождение, XIV–XVI вв.) выделен Лаппо-Данилевским в качестве самостоятельного этапа, хотя он и несет в себе переходные черты. В это время закладывалась основа для отделения истории от литературы и перехода к новой стадии историописания, опирающейся преимущественно на изучение письменных источников. Этот переход нашел отражение в формулировках основных принципов исторического исследования, где на смену представлениям о правдивости приходит критерий достоверности, а «беспристрастность» заменяется понятием «объективности», т. е. уходят антропологические смыслы исторической критики, а на первый план выходят информационные, источниковедческие.
В исторических трудах этого времени все чаще поднимаются вопросы оценки достоверности источников, точности приведенных фактов, обсуждается, как избежать ошибок, т. е. происходит поворот от авторского описания к применению научных принципов исследования, обеспечивающих объективность и сопоставимость результатов. Но окончательного разрыва с литературной традицией в этот период еще нет. Он приходится на более позднее время и связан с утверждением рационализма как базового принципа научной деятельности;
– рационалистический период (Новое время, XVII–XIX вв.), основной чертой которого стало утверждение в историческом исследовании научных принципов, опирающихся на критику источников, верификацию используемых фактов и результатов их аналитико-синтетической обработки. Основным фактором преображения истории, по мнению Лаппо-Данилевского, выступила философия. С учетом ее развития он выделил два этапа: первый, XVII–XVIII вв., когда история испытала на себе воздействие идей немецкого идеализма (труды Г. Лейбница, И. Канта и Г. Гегеля); второй, XIX – начало XX в., время оформления собственно теории познания (труды О. Конта, Дж. Милля, В. Виндельбанда и Г. Риккерта). В результате происходит кардинальное изменение представлений о месте и роли истории, ее задачах и методах.
Помимо влияния отмеченного Лаппо-Данилевским собственно научного (философского) фактора, на развитие исторической науки оказали влияние инновации в информационных технологиях – появление книгопечатания, периодической печати, в том числе журналов, развитие системы образования и прочих элементов культуры модерна – кинематографа, фотографии, телевидения, радио, превративших историю в факт общественного/массового сознания. В это время и складывается та постклассическая модель исторической науки, которая сохранилась до настоящего времени. Она опирается на исследовательские практики, включающие изучение преимущественно письменных источников и соответствующие методы их анализа (приемы источниковедческого анализа, текстологии, палеографии, эпиграфики и иных вспомогательных дисциплин), а также текстовую репрезентацию результатов исследования.
В труде Лаппо-Данилевского получил рефлексивное отражение исторический инструментарий, сложившийся в рамках рационалистической модели. Значимость работы состоит не столько в систематизации основных подходов, принципов и методов исторического исследования, сколько в попытке обосновать их важность и необходимость для исследовательской практики. Это был еще один шаг на пути институционализации методологии и методов исторического исследования в качестве самостоятельной научной дисциплины.
Показательно, что в своих суждениях о роли методологии понятие «метод» Лаппо-Данилевский рассматривает как родовое по отношению к методологии, отмечая: «Учение о методах исторического исследования… обнимает “методологию источниковедения” и “ методологию исторического построения”. Методология источниковедения устанавливает принципы и приемы, на основании и при помощи которых историк, пользуясь известными ему источниками, считает себя вправе утверждать, что интересующий его факт действительно существовал (или существует); методология исторического построения устанавливает принципы и приемы, на основании и при помощи которых историк, объясняя, каким образом произошло то, что действительно существовало (или существует), строит историческую действительность» [67].
Таким образом, Лаппо-Данилевский зафиксировал структуру методов исторического исследования, реализуемых в парадигме позитивизма и основанных на общих логических законах. Он предложил и методически обосновал развернутую схему анализа исторического источника, ставшую классической для последующих поколений историков. С другой стороны, Лаппо-Данилевский сформулировал проблему метода «исторического построения», без которого невозможно объяснение и конструирование, синтез исторической реальности.
Вслед за Виндельбандом и Риккертом он выделил два основных подхода к «историческому построению»: номотетический и идеографический, которые позволяют по-разному реконструировать прошлое: с обобщающей и индивидуализирующей точек зрения. Любопытно, что разводя эти подходы и будучи внутренне приверженцем идеографических построений, Лаппо-Данилевский характеризует сходный инструментарий, используемый исследователем в обоих случаях, но с разной целью – это приемы причинно-следственного анализа, индуктивного и дедуктивного обобщения, направленного на конструирование целого (системы), типологии и сравнения. Раскрывая методологические и методические особенности обобщающего и индивидуализирующего подходов в историческом исследовании, Лаппо-Данилевский отмечал, что историческое построение должно опираться на законы психологии, эволюции и/или диалектики и консенсуса, позволяющие объяснить исторические процессы и явления.
В целом оформление методологии исторического построения свидетельствует о переходе от описательной к объяснительной модели исторического познания, которая существенно усилила свои позиции в XX в. Сформулированная Лаппо-Данилевским концепция исторического исследования позволяет говорить о завершенности методического обеспечения рационалистической модели исторического познания, ориентированной на использование письменных технологий.
В XX в. инструментарий историков существенно обогатился методами смежных социальных наук. Благодаря появлению квантитативной истории в обиход вошли процедуры статистического анализа. Социология и антропология способствовали укоренению в исторических исследованиях дискурсивного, семиотического, лингвистического видов анализа, контент-анализа, т. е. приемов, обогащающих и расширяющих характеристику письменных источников, доводящих до совершенства не только процедуры критики, но и интерпретации текстов. Визуальный поворот актуализировал интерес к технологиям изучения визуальности, существенно отличающимся от методов, ориентированных на анализ письменных текстов. Их отличительной чертой выступает использование «нелогических» приемов сбора и фиксирования информации, таких как метод наблюдения. Они получили методологическое обоснование и развитие в социологии, нашли применение в этнографии, культурологии, искусствоведении, музееведении, но применительно к историческому исследованию нуждаются в дополнительной адаптации и корректировке с учетом специфики объекта исследования.
Следует отметить, что технологии наблюдения не являются чем-то принципиально чуждым для исторической науки. Возможно, в этом проявляются отголоски летописного прошлого истории, когда роль очевидца была вполне обычной для составителя хроник. О применении метода наблюдения рассуждает в своем труде и Лаппо-Данилевский, хотя его основные тезисы ориентированы на задачу обособления методов истории от исследовательских практик других наук. В этом смысле он позиционирует наблюдение как метод естественно-научных разработок. Вместе с тем Лаппо-Данилевский отмечает, что только «незначительная часть действительности, протекающей перед историком, непосредственно доступна личному его чувственному восприятию», одновременно подчеркивая проблематичность таких наблюдений [68]. Главную сложность в организации наблюдения он видит в необходимости выработки научных критериев оценки исторической значимости событий, в понимании того, что именно нужно отслеживать и фиксировать, констатируя таким образом отсутствие устоявшихся и проверенных временем научных приемов проведения наблюдения. В качестве обычной практики историка Лаппо-Данилевский определяет изучение остатков (источников) и «чужих наблюдений, воспоминаний и оценок, доступных его собственному чувственному восприятию» [69].
Следует отметить, что подобная оценка возможности применения методов наблюдения в полной мере соответствует состоянию информационных технологий, определявших ситуацию в начале XX в.: корпус визуальных источников еще не сформировался и не мог повлиять на реструктуризацию методов исторического исследования, а прямое наблюдение было уделом социологов, политологов и прочих представителей общественных наук, изучающих современность.
В сходном ключе