Когда совершались исторические события 1917 года, было не до того, чтобы заботиться об их увековечении. Конечно, никто не снимал штурма Зимнего. Но даже если бы и попытались это сделать, вряд ли добились бы результата. Ночная съемка — дело технически сложное, громоздкое.
Для того чтобы воспроизвести выстрел «Авроры», корабль пришлось вывести на его революционное место, к Николаевскому мосту. Сделали пробный холостой выстрел. Тиссэ говорит: «Пламя мало». Тогда решили заложить двойной заряд. Теперь пламя оказалось достаточно мощным, но не рассчитали силы звуковой волны и во многих домах на Невской набережной полетели стекла…
Само собой разумеется, что и встреча В. И. Ленина на Финляндском вокзале ночью 3 апреля осталась зафиксированной лишь в памяти сотен участников этой манифестации.
Мы проводили целые вечера в обществе старых большевиков, выслушивая споры о том, что и как было. Вместе с участниками революционных событий обошли улицы и площади, Смольный и Зимний. Так и ходили толпой в 50—100 человек. Мы свели воедино то, что услышали от очевидцев, и на основании их свидетельств с максимальным приближением к действительности воссоздали многотысячное собрание революционных сил Петрограда ночью 3 апреля 1917 года, речь Ленина с броневика.
Сделать это было вовсе не просто. Неожиданности подстерегали нас на каждом шагу. Окружили вниманием Никандрова, добиваясь его полной похожести на В. И. Ленина., по отработанной на съемках «Броненосца «Потемкин»» системе крепко звяли в руки многотысячную массовку, но где-то кто-то прошляпил и вот в кадре назойливо торчит знамя, на котором явно видны слова «фракция большевиков». При чем здесь «фракция»? Сплоченная, закаленная партия большевиков практически возглавила революционный народ, а в кадре маячит «фракция большевиков».
Перебирая материалы личного архива, я обнаружил никому неведомое письмо С. М. Эйзенштейна, касающееся неурядиц в ходе работы над «Октябрем». Позволю себе опубликовать отрывки из него, с необходимыми комментариями, которые я заключаю в скобки. Так же, как когда-то было с «Броненосцем», Сергей Михайлович умчался в Москву монтировать. Я доснимал в Ленинграде.
«Ленинград. «Европейская» гостиница. Экспедиция «Октябрь». Режиссеру Г. В. Александрову. Ком. № 307. 7 августа 1927 года. Абсолютно конфиденциально.
Дорогой Гришенька!
Предпосылка: может быть, я сгущаю краски, ведь я же не паникер, но, в общем, не знаю, и вся надежда сейчас на Вас.
Сейчас видел почти все (1500 метров еще в печати), и впечатление мое, что как «гениальное» произведение «Октябрь» не вышел.
Планово-художественно не получилось. Ставка на Зимний, как мы говорили «Мюр и Мерилиз», бита. Надо вытягивать дело вообще. Придется монтировать по непредучтенному материалу, обилие коего вообще спасает положение…»
(Приступая к «Октябрю», мы с Эйзенштейном имели в виду разработать каждый кадр-план как самостоятельную художественно завершенную сцену. Но времени у нас на эту работу явно не хватало. Мы вынуждены были разбиться на две съемочные группы. Я снимал с Тиссэ, а Эйзенштейн со вторым оператором Владимиром Нильсеном. Снимали в разных местах города. Все согласовывать просто не успевали. Зачастую или одной, или другой группе приходилось импровизировать. В итоге в отснятом материале оказалось много кадров непланированных. Отсюда огорчение Эйзенштейна тем, что планово-художественно не получилось.
Два слова о «ставке на Зимний». Когда мы впервые увидели Зимний дворец, то нам открылись огромные выразительные возможности вещевого материала дворца. Наскоро изучив начинку Зимнего дворца, мы решили планово-художественно строить фильм и на этом материале. Отсюда это сравнение Зимнего с универмагом «Мюр и Мерилиз», где все есть. Действительно, в Зимнем мы нашли все, что необходимо для гротескно-сатирического показа и бывшей монаршей власти, и бонапартистских замашек Керенского, и беспомощности защитников интересов крупной буржуазии и помещиков перед решимостью революционного народа.
Но когда начали снимать, то невольно увлеклись, снимали много ненужного. А это уводило от первоначального замысла.)
«…Жутко перечислять, что в ней не получилось или из-за одного старика, или из-за другого!
1. Ужасно обстоит дело с «приездом» — из общих планов можно взять метра 3–4, остальное такая пасха — пестрятина по свету и к тому же без фокуса.
2. Не лучше со средними планами. Есть начало одного куска — 2–3 метра в шапке на небо, совершенно блестящих, а дальше идет торопливость, утрировка, позерство и что хотите. И «фракция» прет как черт те что.
Свалив дело на «фракцию», надо переснять средние планы.
1. Больше в фуражке. 2. Гораздо сдержаннее, благороднее, но без напыщенности. 3. С меньшей и энергично-сдержанной жестикуляцией. 4. Не держать знамя так, как он держит, опустить и менее «плакатно». 5. Без эксцентрики извивающихся старух.
Здесь вообще зверски точат зубы на «Ильича», считая нашу работу профанацией. По имеющемуся материалу это не без того. На фото съезда он тоже «демоничноват»…»
(Ну, во-первых, столь распространенное среди нынешней молодежи обращение «старик» было в ходу и в то время, когда мы были молодыми. Это для ясности.
Здесь «старики» — это сам Эйзенштейн, режиссер Александров, операторы Тиссэ и Нильсен.
Во-вторых, из эйзенштейновского анализа первичных результатов работы над показом в игровом кино Владимира Ильича Ленина ясно видно, с какой высокой требовательностью подходил Сергей Михайлович к выполнению этого ответственнейшего социального заказа эпохи.
Поскольку не было никакой возможности снова собрать многотысячную массовку, чтобы переснять общие планы встречи В. И. Ленина на Финляндском вокзале, мы ограничились теми удачными 3–4 метрами. Свалив дело на «фракцию», с большей тщательностью, с учетом сказанного Эйзенштейном пересняли средние и крупные планы.)
«…Большая ответственность на Петропавловке — у Пудовкина она очень хороша, как и весь материал, и формально и идеологически, ибо выстрела с крыши Зимнего вообще не видать — «размер» указан на клетке точкой. Аврорские и без того плохи…»
(Приняв замечания Эйзенштейна, решили снять с близкого расстояния залп батарей Петропавловской крепости, который возвещал, как и шестидюймовка «Авроры», о начале штурма Зимнего. И поскольку пальба пушек Петропавловки в кадре должна была оказаться более выразительной, нежели залп «Авроры», старались вовсю, палили целую ночь. Как известно, в Ленинграде пушки Петропавловской крепости сигнализируют о приближении наводнения. Первый залп означает «Будьте готовы», второй — «Наводнение приближается», третий — «Спасайте подвалы». Когда мы готовились к съемкам, нас предупредили об этом и рекомендовали дать объявление о предполагаемой в ночь на 12 августа съемке стреляющих батарей Петропавловки. Это сообщение было опубликовано в газете «Ведомости Ленсовета». Жизнь показала, что о существовании этого печатного органа в Ленинграде мало кто знал. Когда стало рассветать и мы, сделав по крайней мере 12 дублей, перестали палить и оглянулись кругом, то увидели, что набережные Невы черны от народа. Люди тащили куда-то сундуки, диваны, комоды, столы, кровати, связки книг и прочее и прочее.
Неподалеку от Петропавловской крепости помещается студия «Ленфильм». Там тоже успели в течение ночи передислоцировать все декорации и реквизит из двух нижних этажей на третий.
Оглядев окрестности, мы поняли, что ленинградцы приняли непрерывную пальбу пушек Петропавловской крепости за сигнал о небывало огромном наводнении…
А сняли Петропавловку хорошо. Всякому, кто видел фильм, ясно, о чем говорят форты Петропавловки.)
«…Обязательно нажми на рабочую часть — вооружение… Смольный ведь очень хорош. «Аврора» тоже. Штурм. Из нового — «Ротонда», Антонов-Овсеенко, арест. Съезд, по-видимому, тоже. Все же соберется «кое-что» из картины.
Эдуард пишет, что Соколов бузит, хочет сложить ответственность и чуть ли не выступать против картины. Никак не допусти этого. Как-нибудь замажьте его. Я ему тоже буду писать. Кстати же, он Овсеенкой получился очень прилично. А за «идеологию» я очень беспокоюсь. Боюсь, что на стопроцентный эмоциональный захват уже рассчитывать нельзя. Как с «Потемкиным», чтобы не успели прийти в себя. Отчеркни себе это все для «руководства».
Теперь перечень раненых и убитых. Только не плакать.
Вперемежку с «Октябрем» были склеены куски «Генералки» — и просто поражаешься. Неужели одни и те же люди делали обе вещи: ничего общего по качеству! Академия и какой-то детский лепет. И постановка, и свет, и фотография. Просто слепые какие-то. Вроде натуры Левицкого. Затем, весь материал «рискованный», — только при очень высоком качестве он может пройти. Например, мост с лошадью. Или лезгинка. Кстати, о лезгинке. Доснимите агитацию и серьезную сторону дела, а то уж больно беззаботно и залихватски получается. Скажут, опять дискредитирование серьезности положения. Черт, почему мы не можем не ходить по «лезвию»!!! Почему мы не можем делать нерискованные вещи!..»
