Львиный след на снегу - Таня Белозерцева

Он не хотел просыпаться. Его тысячелетний сон был так глубок и сладок… Но настырный будильник продолжал зудеть, настойчиво ввинчиваясь в слуховую мембрану занудливым сипением:

— Проссс-с-сниссс-с-с-с… ну проссс-с-сниссс-с-с-с…

Не хочу, отстань!

— Прикассс-с-сываю проссс-с-снутьссся-а-а…

Не понял. Он приказывает?.. Так. Это кто тут раскомандовался?!

Тряхнув головой, древний засоня открыл глаза, желая взглянуть на возмутителя спокойствия. Зародившаяся было злость испарилась без следа, едва он увидел будильника. Сопляк. Всего лишь мальчишка шестнадцати лет от роду, вон, молочком ещё пахнет. Стоит, крепко зажмурившись. Правильно, не смотри на меня — я василиск! Ну, отрок, что тебе нужно от меня? Хм, куда-то зовет? Подползти к девочке, на которую он указывает? А зачем?

— У-у-убей…

Э?.. Что ты сказал??? Я не расслышал… И не мог бы ты по-английски? Мальчик снова натужно покраснел, сипя новые приказы, свернувшийся перед ним кольцами зелено-голубой гад терпеливо и снисходительно слушал его натужное сипение, откровенно издеваясь над Томом Реддлом, в поте лица трудящимся, пытающимся заставить змея работать на себя. Тужился Том, тужился, потел, краснел, сжимая кулаки и надсаживая глотку, стараясь шипеть громче, но всё впустую: разбуженный змей лежал перед ним с самым скучающим видом, лениво облизывался и пару раз даже зевнул, гад!.. Ничего не добившись, Реддл в отчаянии воскликнул:

— Да будь ты проклят! Всё против меня! Всё!!! А я жить хочу…

Выкрикнув это, мальчик отвернулся к колоннам, сел на пол и бессильно зарыдал. Обеспокоенный эмоциональным выплеском, змей придвинулся к юноше и, осторожно коснувшись его плеча, тихо спросил:

«А что тебе мешает?»

Услышав его голос в голове, Том удивленно обернулся и посмотрел в янтарный глаз. Не успев испугаться, переспросил:

— Ты можешь говорить по-английски?

Василиск качнул головой сверху вниз.

«Да, — и повторил вопрос: — Так что тебе мешает?»

— Дамблдор мешает. Я уже который год прошу директора Диппета оставить меня на лето в школе, он вроде не против, но Дамблдор… всё подзуживает, шепчет ему на ушко, что-де правилами не положено, и у деточек должны быть полноценные каникулы в кругу семьи… Послушай, он издевается, да? Он же сам приходил ко мне в приют, сам лично видел, что у меня нет никакой семьи, и всё равно выпихивает меня под бомбы.

«Бомбы?» — с интересом переспросил василиск.

— Ну да, — Том закивал. — В маггловском мире война идет, там сейчас лето сорок второго года настало, Лондон бомбить начали, и мне очень страшно. Я не хочу возвращаться в приют, зная, что в любую минуту могу погибнуть.

Змей кивнул, перевел взгляд на девочку, лежавшую у подножия статуи Слизерина, и осведомился:

«А её зачем убивать?»

Мальчик побледнел. Одно дело — приказывать неразумному существу, и совсем другое — признаться ему, оказавшемуся разумным, что хотел убить человека. Но несостоявшееся орудие убийства ждало ответа, и Том через силу выдавил:

— Я хотел… кое-что сделать, э-э-э, в-вычитал в книге, как не умереть… вот.

Змей приподнял надбровья, смерил парня недоверчивым взглядом и придирчиво продолжал расспросы:

«Но что именно ты хотел сделать?»

— Крестраж… — едва слышно прошептал Том.

«Крестраж не спасет от смерти, — очень серьезно принялся объяснять змей. — Да, с его помощью можно потом возродиться, но… Душа из-за Грани — это, увы, злобный и вечно голодный лич. Полноценного возрождения не получится. Часть памяти, магии и самой жизни останутся за Гранью, а то, что укрепится в новом теле, к сожалению, будет физическим, моральным и, чаще всего, безумным уродом. Вот что тебя ждет, мой дорогой отрок».

— Это совершенно точно? — жалобно спросил Том, чувствуя, как слезы щиплют глаза, и отчаянно смаргивая.

«Да, мой дед видел одного такого лича, возрожденного при помощи крестража: пренеприятный тип, злющий, вечно бешеный, ни секунды мирного покоя, не спал, не ел, а бесился и всех убивал, кого увидит и достанет».

— А почему о нем ничего не известно? — недоуменно уставился на змея Том.

«Почему не известно? Эта история в Египте началась, а потом продолжилась здесь. Вспомнил? Вот то-то же».

О да, вспомнишь тут… всемирно известную страшилку об ожившей мумии Имхотепа, о том, как его привезли в Англию, так он такую кровавую дискотеку тут устроил со скуки — пол-Англии вырезал и отплясывал на костях до тех пор, пока, наконец, горстка самых храбрых магов не рискнули спалить чудовище Адским Пламенем, применив заклинание Адеско Файр, ставшее потом запрещенным — ну ещё бы, весь Лондон тогда спалили, в 1666 году. Зато и следов от монстра не осталось. Б-бррр-р-р-р, не дай бог стать таким же! Но…

— Но что же мне делать? — потерянно спросил Том, обреченно взирая на чешуйчатого собеседника.

«А пойдем-ка к директору, замолвлю за тебя словечко, — решительно развернул кольца змей. — Покамест у меня погостишь… И, кстати, девочку отнеси обратно, а?»

Обнадеженный Том послушно поднял на руки бессознательную однокурсницу Уоррен и доставил в Больничное крыло, объяснив колдомедику Фенвику, что нечаянно оглушил её на тренировке. Миртл, кстати, подтвердила, сказав, что не помнит, откуда заклинание прилетело. Разобравшись с Миртл, Том полетел к директору, у которого сейчас должен был находиться его неожиданный заступник — василиск. Постучался, услышал нервное:

— Да-да! Войдите.

Глубоко вдохнув, Том толкнул дверь и вошел. Бледный до синевы Диппет глянул на него из-за стола выпученными от ужаса глазами — каждый размером с царский русский рубль. Казалось, ещё немного, и он хлопнется в обморок. Перед столом свернулся кольцами василиск. При свечном и каминном освещении он оказался сине-зеленым с красной костяной короной, красивый, кстати. Дверь позади скрипнула, и вошли ещё двое: профессор трансфигурации Дамблдор и мастер зельеварения Слизнорт. Последний бухнул на ходу:

— Звали, директор?..

И осекся, увидев причину вызова. Дамблдор, надо отдать ему должное, среагировал моментально: метнул с порога Дуро, которое, отскочив от бронированной шкуры, срикошетило в занавеску на окне, превращая её в каменную ширму…

— Не колдовать! — истерично взвизгнул Диппет. Дамблдор поспешно опустил палочку, сверля недобрым взглядом Тома Реддла: понятное дело, решил, что это он привел сюда василиска, змееуст паршивый. Да? Ты так думаешь, старче? Ну так обломись тебе… Змей выпрямился, вытягиваясь над полом аж на шесть метров — выше потолок не позволил — и заговорил по громкой связи:

«Этот мальчик — сирота и живет в приюте, а значит, я имею право на его усыновление. Говорю вам от имени Салазара Слизерина, я, Гвинедд Блай-Грин, заявляю об этом