И вот тут Эйвери растерялся. Он совершенно не знал, что попросить у богов.
— Может быть, ты хочешь глоток мёда поэзии? — подсказал Один.
— Нет, о повелитель, — пролепетал Эйдан. Он не знал, насколько прилично отказываться от такого подарка. — Что за стихи, если душа к ним не лежит?
— Верно... — задумчиво промолвил Один. — Может быть, ты хочешь хороший меч?
— Что толку от меча в неумелых руках? — отказался Эйвери и спохватился: — Но я благодарю тебя за твою доброту, Всеотец.
— Не хочешь ли ты узнать свою судьбу? — вдруг спросила красивая асинья, которая держалась ближе всех к трону.
Эйвери настолько ужаснулся такой перспективе, что сначала только замотал головой.
— Нет, о мудрейшая Фригг! — воскликнул он. — Я не выдержу того, что асы смогли выдержать, я всего лишь смертный!
Верховный бог задумался, что бы ещё предложить смертному, и вдруг Эйвери осенило.
— О великий! — сказал он. — Если ты позволишь, я хотел бы... я хотел бы...
Всеотец подбодрил его наклоном головы:
— Говори же, Эйдан, не бойся, — промолвил он.
— ЯхотелбычтобыСлейпнирпопалвГимлеипережилРагнарёк, — выпалил Эйвери и перевёл дух. В зале повисла такая тишина, что ему показалось, будто он вдруг оглох.
— Да будет так, — просто произнёс Один, и где-то слева от Эйдана раздался грохот: это Локи выронил свой шлем, который держал в руках.
— Благодарю тебя, Всеотец, — сказал Эйвери и поклонился.
— Я понимаю, что тебе понравился мой конь и ты решил спасти его, — произнёс Один, и Эйвери показалось, что бог прячет улыбку. — Ради этого я даже согласен сражаться пешим. Но что же ты пожелаешь для себя?
— Э-э... — протянул юноша. — Я не знаю...
Он и вправду не знал. Ни один дар Асгарда не пришёлся бы ко двору в том мире, в котором он жил; его дом был недостоин принять волшебное сокровище.
Один вдруг улыбнулся — в первый раз за то время, что Эйвери его видел.
— Что же, Эйдан, твоё самое сокровенное желание спрятано глубоко у тебя в сердце. И хоть ты о нём не подозреваешь, ты всё равно по очереди отверг все те дары, о которых многие люди страстно мечтают и не могут получить. Итак, да будет же твоё желание исполнено!
Эйвери вообще не понял, о каком желании идёт речь, но сообразил, что богу виднее.
— Благодарю тебя, Всеотец, — сказал он снова. Асы окружили его; какая-то асинья пригладила ему волосы.
— Ступай с миром, — промолвил Один. — Тор, отведи мальчика туда, откуда забрал.
— Стойте, подождите, — раздался неподалёку глухой голос, и к Эйдану протиснулся Локи, остановился, оглядывая его. Эйвери думал, что бог сейчас скажет что-то едкое, и приготовился обидеться, но повелитель лжи ничего не говорил, только непослушными пальцами терзал фибулу своего плаща; смог, наконец, отколоть её, и плащ тут же зелёной кляксой растёкся по полу. Локи поднёс фибулу к губам и что-то быстро пошептал на неё.
— Ты хочешь ему зла? — грозно поинтересовалась та асинья, которая только что погладила Эйдана по голове.
— Нет, госпожа, не хочет! — во всеуслышание объявил Эйвери и бесстрашно взял протянутую ему фибулу, выкованную в виде свернувшейся кольцами змеи. Фибула сама скользнула к его вороту и защёлкнулась на нём; тут же в лице Локи что-то изменилось, и на него как будто опустилась пелена, отрезавшая всё, что полыхало в светлых глазах. Он отступил и надменно произнёс:
— Прощай же, Эйдан.
На выходе из зала Эйвери обернулся и поклонился всем асам сразу. Тор повёл его прочь.
До ворот они шли молча, а потом бог опять подхватил Эйдана на руки.
— Всё закончилось, — тихо вздохнул Эйдан, наблюдая, как Асгард становится лишь одной из звёздочек.
— Всё закончилось хорошо, — добавил Тор. — И закончится так ещё не раз.
— Я к тебе привязался, — сказал Эйвери. — Можно, я буду тебе молиться?
— Можно, — разрешил Тор, и по его голосу Эйдан понял, что он улыбается. — И в грозу не бойся, ни одна молния тебя не тронет. Я позабочусь, — пообещал бог.
— А... а можно, ты иногда будешь мне отвечать? — осмелился попросить Эйвери. — Если тебе не трудно.
Тор медленно покачал головой, глядя туда, где из мрака уже возникал Мидгард.
— Нет, Эйдан. Иначе какая же это молитва?
— Я тебя не забуду, — прошептал Эйвери. После всего пережитого он хотел или спать, или горько плакать. Он догадался, какими сильными приходится быть богам, ведь им-то молиться некому.
— Я тебя тоже, — добродушно ответил Тор. — Ты храбрый мальчик. Великого воина из тебя не выйдет, но вот учёный муж — очень даже может быть.
Эйвери промолчал и зажмурился, прячась от злого ветра.
Когда Тор опустил его на землю, он огляделся и обнаружил, что они стоят в коридоре Хогвартса, прямо перед входом в гостиную Слизерина.
— Спасибо за всё, — тихо произнёс Эйвери. — Кажется, ты сделал меня немножко сильнее...
— Не стоит благодарности, — отмахнулся бог и, притянув его к себе, быстро поцеловал в лоб. — Беги скорее, там твой друг с ума сходит.
Эйвери скороговоркой произнёс пароль, а когда обернулся, в коридоре уже никого не было.
* * *
Встрёпанный Антонин с круглыми от ужаса глазами обернулся на звук открывающейся двери, но вместо того, чтобы обрадоваться, наставил на друга палочку. Вкупе с пижамой в горошек дуэльная стойка смотрелась комично, но Эйвери было не до смеха.
— Стой! — потребовал Долохов. — Ты кто такой?
— Эйдан Эйвери, твой друг, — ответил тот, прекрасно понимая опасения Тони. — Сколько меня не было?
— Меньше минуты, — сказал Антонин. — Как мы с тобой познакомились?
— В поезде, — устало поведал Эйдан. — Подрались — из-за чего, не помню. Продолжили в спальне после распределения...
Судя по прищуру, Долохов не очень-то поверил.
— Какой был чай, когда я оставил тебе ужин, а тебе пришлось съесть его на обед? — спросил он.
— Не было чая, — вытаращился Эйдан. — Был сок. Апельсиновый...
Антонин накинулся на него, стиснул так, что рёбра затрещали.
— Sukin ty syn, только не говори, что тебя проводили до коридора и обратно!
— Не... провожали, — отбивался Эйвери. — Я тебе завтра всё расскажу. За переводом приходили, забрали меня ты не представляешь куда! Для меня прошло несколько часов, я устал жутко и издёргался, а теперь пошли спать.
Они разошлись по кроватям. Эйвери отколол фибулу и положил её на тумбочку. Счастливый Антонин ворочался и что-то сонно бурчал себе под нос. Под его ворчание Эйвери и заснул.
17 декабря 1972 года, восемь часов вечера
— М-м... — потянулся Эйвери, чувствуя слабость во всём теле, открыл глаза и с минуту соображал, почему находится в Больничном крыле. Неужели фибула оказалась с подвохом и ночью исколола его до полусмерти? Или в иголке был яд? Но почему не насмерть?
Ширма отъехала в сторону и явила его взору бледного и серьёзного Антонина.
— Очнулся! — воскликнул он. — Ну и напугал ты нас всех!
Эйвери приподнялся и сел.
— А что случилось? — спросил он. Видимых повреждений на нём не было, и ничего не болело.
— Да ты в обмороке лежал весь день! — Антонин плюхнулся на стул возле его койки, активно жестикулируя.
— А какое сегодня число? — на автомате спросил Эйвери.
— Семнадцатое, — ответил Долохов.
— Января?! — ужаснулся Эйдан, гадая, куда подевался целый месяц и почему он его не помнит.
— Ты что, декабря! — недоумённо поправил Антонин. — На контрольной по зельям Бут уронил в огонь чешую саламандры и здорово обжёгся. Но дело не в этом! Вас с Крэббом и Ноттом Дамблдор сегодня утром достал из подземелья и тут же снял по пятьдесят баллов с каждого, вы даже очухаться не успели!
Антонин не прикалывался, Эйвери за четыре года дружбы это просекал мигом. Сегодня действительно было семнадцатое число, а их с Крэббом и Ноттом нашли без сознания после того самого неправильно проведённого ритуала. Никогда ещё Эйвери не был так близок к безумию, как сейчас. Перед глазами у него потемнело.
— Твои родители вот-вот будут здесь, их решили вызвать, раз ты не приходишь в себя, — продолжал Долохов, не видя, какое действие на друга оказывают его слова. — Так что колись быстрее, что вы там учуди... Эй! Куда?! Мадам Помфри! Ему плохо! Караул!!
* * *
Когда Эйдан очнулся, мягкая женская рука гладила его лоб, перебирала волосы.
— Мама, — прошептал он, не открывая глаз.
— Да, мой хороший? — тихо отозвалась мать.
Эйдан взглянул из-под опущенных ресниц. В Больничном крыле было темно, чтобы свет не мешал ему. Родители сидели по обе стороны от его кровати.
— Простите меня, — повинился Эйвери, предчувствуя жуткую взбучку. — Я не хотел...
— Ты мог погибнуть, ты это понимаешь? — строго произнёс отец. — Мы с Элоизой уже пережили гибель одного ребёнка. Зачем вы устроили этот ритуал?
— Я хотел, чтобы у меня были хорошие оценки, — Эйдан совсем расклеился и приготовился заплакать. Что-то не давало ему покоя, и он тут же понял: раньше родители никогда не говорили о том, что они чувствуют, когда ему что-то угрожает.
