Все это чувствовал Карик, погоняя еле плетущуюся, вязнущую в грязи клячу. Телега скрипела и сильно тряслась, колеса то и дело застревали в жиже, поэтому приходилось ее подталкивать. С другой стороны телеги помогал толкать его сын, крепкий коренастый парень, лет четырнадцати с огненно рыжей шевелюрой и рябым лицом.
— А ну пошла, зараза! — кричал Карик, что есть мочи на измученную клячу, того и гляди готовую упасть.
— Бать, а бать! — прогнусавил подросток. — Кажись, померла, мазелька-то! Кажись, не дышит!
Карик натянул поводья и принялся внимательно рассматривать лежащую в телеге девушку. Она лежала на животе, капюшон закрывал ее лицо, висящий на спине меч сполз на бок. Из-под рваных краев черной кожаной куртки, разорванной от правого бедра до левого плеча, виднелась черная от крови отвратительная рана. Мужик почесал затылок.
— Да вроде и правда — не дышит. А, коли так, надыть ее сгружать, лошадь не выдюжит до дому-то!
— Чаво хоронить будем?
— Нет, Митюн, хоронить не будем. Нет у нас лопатов-то! Да зверье лесное тож ведь жрать хочет!
Митюн укоризненно взглянул на отца.
— Да как-то это не честно, что ли? Она ж из-за нас померла, а мы ее как собаку…
— Не из-за нас! Работа у ей такая! Ведьмачить, стало быть, не вшей гонять, и помереть можно. А мы людишки честные, не бросили пока дышала-то. А теперь пошто ее с собой тащить? Да и оружие ей тепереча ни к чему и оплата, стало быть, тоже. Жаль, коняга сбежала! Знатная была, черна, что уголь. Дорогущая, точно говорю, да что тепереча-то!
Карик тяжело вздохнул, вспомнив, как лошадь ведьмачки чуть его не укусила, когда он протянул руки к поводьям. А потом они еще целый час гонялись за ней по лесу, сперва она кружила не далеко от того места, где лежала ее раненая хозяйка, а потом во весь опор скрылась в чаще леса, оставив усталых раздосадованный мужиков, ругаться и топтать свои шапки.
Он постоял еще с минуту, потом взял девушку за ноги, кивком указывая сыну, что бы тот взял за плечи. В этот момент над головой Карика раздался лошадиный храп. Огромный черный конь с длинной гривой норовил схватить его за плечо, кося злым темным глазом.
— Что здесь происходит? — спросила сидящая на коне женщина, поправляя капюшон, из под которого виделась белая спиралька локона. Подождав немного и поняв по растерянным глупым физиономиям, что ответа не дождаться, повторила вопрос.
— Вы не подумайте ни чаво дурного, милсдарыня! — затараторил Карик, к которому вернулся дар речи, как только он заметил точащую из-за спины наездницы рукоять меча. — Померла, мазелька-то, вот схоронить хотели! Но это не мы ее, это ее монстра или другая, какая страховидла, потому как ведьмачка она. Стало быть, работа такая!
— Ведьмачка! Не может быть?
Рута соскочила с коня и подбежала к телеге, взяла руку девушки за запястье, слабая пульсация заставила ее вздрогнуть.
— Она жива! Чуть живую не похоронили, дурни!
— Да мы чаво, мы ни чаво! Глядим не дышит, стало быть померла! — виновато забубнил Митюн.
— Далеко ваше село?
Карик махнул рукой в южном направлении, хитро прищурившись.
— Деревня-то наша далече, семь ден пути! Мы сюды каждую осень на промысел, то бишь на охоту приезжаем. Все мужики, как один, сбираются и сюды. Но второй уж год поди, толи мы охотимся, то ли на нас охотятся, страховидла двух мужиков пожрала. Ну, мы и наняли вот эту мазельку, ведьмачку то бишь. Другие мужики домой подались, а мы взялись ей путь указать. А оно вона, как вышло!
— До деревни она явно не дотянет! — задумчиво произнесла Рута, осматривая рану девушки.
— У нас тут сторожка недалече. Мож туды?
— Давай, выпрягай свою клячу, и впрягай моего коня! Быстрее дело будет!
— Да разве можно такого коня в телегу? — мужик изумленно округлил глаза. — Он же верховой! А красавец-то, какой!
— Давай не рассуждай, да пошевеливайся!
Женщина подошла к коню погладила по шее, расстегивая подпругу.
— Прости, дружище, но так надо!
В сторожке, маленькой покосившейся избушке, девушку уложили на принесенную из телеги козлиную шкуру. Мужик с сыном затопили маленькую печурку и поставили греть воду, развесив мокрые плащи на натянутую вдоль стены веревку. Рута села на колени возле раненой, сняла с нее меч и осторожно раздела. Рана была большая, почти во всю спину, но не глубокая. Видимо, чудовище нанесло ее когтистой лапой или шипом. Ведьмачка наклонилась и понюхала, слегка на нее надавив, и тут же отпрянула. Резкий неприятный запах, не оставил сомнений, что она нанесена ядовитым шипом. Выверна или магнухария, в народе шипохвост! Другие ядовитые шипастые в этой местности не водятся.
Промыв как следует рану сперва теплой водой, затем первачом, который мужик отдал ей с большим сожалением, и, смазав ее противоядием, Рута достала из своей дорожной сумки деревянный ларчик. Извлекла оттуда и тщательно промыла в самогоне иглу и шелковую нить, и принялась аккуратно сшивать рану. Закончив, смочила полотно заживляющим раствором, половину положила на шов.
Мужик с сыном уже давно храпели возле печурки, положив шапки под голову. Видимо опасаясь, что женщина украдет у него узелок с хлебом и солониной, Карик крепко держал его в объятиях. Рута усмехнулась, взяла уже высохшую попону и факел и вышла на улицу.
Дождь сыпал мелкими брызгами, летающими, как снег во всех направлениях. Ветер пронизывал до костей, заставляя плотнее закутываться в плащ. Полуразрушенный сарай, в котором стоял конь и кляча, со всех сторон был обложен лапником, поэтому ветер не продувал его насквозь. Шэво увидев ее, закивал головой. Она подошла, обняла его за шею и поцеловала плюшевую морду. Погладила следы оставленные хомутом, приложила к ним вторую половину смоченного полотна. Накрыла коня попоной и отправилась спать.
Осторожное прикосновение к плечу заставило ее проснуться. Машинально сжав рукоять лежащего рядом меча, она медленно открыла глаза.
— Чего тебе?
Карик убрал руку и почесал нос.
— Стало быть, пора нам. Дороги размоет совсем, а того гляди и заметет. Нету ничего хуже, чем зимовать в лесу!
— Заплати ей, а потом иди куда хочешь.
— А будет она жить-то? Мож помрет не сегодня завтра…
Взгляд Руты заставил его замолчать. Он тяжело вздохнул, достал из кармана мешочек с несколькими монетами и положил рядом с ведьмачкой.
— Это все!
— Так ведь страховидла-то…
Звук вышедшего на треть из ножен меча, делал дальнейшие споры бессмысленными. Вздохнув так тяжело, как только позволили легкие, Карик положил рядом с тощим мешочком более упитанный.
— Проваливай!
Рута со звоном вернула меч на место, провожая взглядом пятившегося к двери мужика.
Когда голоса и удаляющиеся шаги стихли, женщина смочила раствором совсем высохшее полотно с раны девушки. Снова достала деревянный ларчик и принялась чинить ее порванную куртку.
День тянулся бесконечно долго. Через маленькое, затянутое слюдой, оконце избушки, невозможно было разглядеть идет дождь или нет, но выходить на улицу совсем не хотелось. Только к вечеру Рута вышла, что бы проведать коня и удивилась. Возле сарая стояла брошенная кметами телега. Снег покрыл ее тонким слоем, но сменивший его дождь, беспощадно заставлял снег таять.
«Как-то странно все это, — думала ведьмачка, расчесывая гребнем длинную гриву Шэво. — Кметы оставляют телегу, отправляясь в семидневный путь. А девчонка, не смотря на то, что прошли уже сутки, так и не пришла в себя. Когда меня укусил малагор, мне хватило пяти часов, что бы восстановиться. Либо в ране яд более сильный, чем я думаю, либо она не ведьмачка. Но зачем тогда браться за такую работу? Обычному человеку в одиночку не победить даже детеныша выверны! Пожалуй, подожду пока давать ей ведьмачий эликсир, если она простой человек, то он убьет ее».
Утром раненая издала слабый стон и пошевелила рукой. Рута убрала с ее лица длинные пепельные волосы, открыв давно заживший, но все равно заметный шрам пересекающий всю щеку. Большие зеленые глаза девушки смотрели на нее удивленно и растерянно.
— С возвращением!
Рута улыбнулась, поправляя снова упавшие на лицо раненой волосы. Девушка молчала, продолжая внимательно на нее смотреть.
— Я Рута Белая Прядь. Ведьмачка. Дочь Талина Степного Льва.
— Цири, — произнесла слабым голосом девушка. — Дочь Геральта из Ривии, Белого Волка.
— Цири?! Я слышала твою историю в многочисленных балладах и сказаниях, но признаться думала, что все это выдумки. — Удивилась Рута. — И Весимир ничего мне про тебя не рассказывал, говорил, что никому из ведьмаков, кроме моего отца, не удалось иметь детей!
— Геральт мой приемный отец.
Тем более не понятно! Зачем она взялась за то, что ей не под силу? Ведь ведьмак — это не просто профессия, это еще и генетические изменения, дающие способности во много раз превышающие человеческие. Все эти сомнения отразились во взгляде Руты. Цири горько усмехнулась.
