Мои малые втянулись по самые уши. Пока Фобос исполнял разные традиционные для Татуина песни, Деймос устроил спарринг на улице. Рос же сидел в сторонке ото всех и что-то нашёптывал хихикающей младшей сестре Джессы.
Единственным, кто выглядел на этом празднике жизни как не в своей тарелке, была моя мама. Она словно бы находилась в трансе, и практически ни на что не реагировала. Изредка флегматично отвечая на вопросы, да поглядывая на остальных. Я было попытался её разговорить, но дело закончилось после второй истории.
Самое странное, что я начал чувствовать внутри неё странное равнодушие. Это как если поднести руку к щели в скале, из которой будет поддувать ветерок. Рядом с ней никто не сидел, даже мои дети не смогли расшевелить свою бабушку, хотя у этих обычно получилось всегда.
А затем, я смог поймать её взгляд. Она чувствовала мою тревогу, я же видел в ней перемены, которые уже нельзя было скрыть. Мы поняли друг друга без слов, и незаметно покинули праздник.
Поднявшись на крышу, мы оказались на просторной пустой посадочной площадке, окруженной бетонным заграждением. Остановившись у края, она опёрлась об ограду и задрала голову к усыпанному звёздами небу. Встав рядом с ней, не решаюсь заговорить. Я спиной ощущал её страх и… боль. Мне казалось, что её душа готова порваться на части. Казалось, что где-то там, в глубине души, она делает невидимый для меня выбор. Не выдержав, я спрашиваю:
— Мам, что происходит?
— …
— Пожалуйста, хватит молчать. Я ведь не слепой и прекрасно вижу, и даже чувствую, как ты мучаешься.
— Ты прав. Мне… давно стоило сказать… — говорила она урывками, стараясь подбирать слова.
— Но? — продолжаю за неё.
— Мне страшно.
— Почему? Ты что-то видела? Что-то грядет?
— Что? Нет… Нет, Шейд! — она повернулась ко мне и покачала головой. — Просто, понимаешь… мне кажется… моё время пришло.
— Что? — удивленно вскидываю брови и пытаюсь переварить услышанное.
— Я устала, Шейд. С каждым годом мне всё тяжелее удаётся балансировать между тёмной и светлой стороной. Я словно кусочек льда, что тает под палящем солнцем. Да, моя душа бессмертна. Я могу существовать ещё очень долго, но я потеряю себя, Шейд. Стану бледной тенью себя прежней. Уже сейчас я борюсь сама с собой. Мне становятся безразличны жизни тех, кто меня окружает. Даже твоя, Шейд. Именно поэтому вам так некомфортно рядом со мной. Вы чувствуете, подсознательно чувствуете, что я становлюсь чужой. Становлюсь опасной для вас самих. Умом я понимаю, так неправильно, ты — мой любимый сын, но ничего не могу с этим поделать. Я даже стала целенаправленно отпугивать тех, кого могу ненароком убить. Понимаешь? Внутри меня клокочет неутихающий гнев, мне хочется разрушить всё, к чему я прикасаюсь, тёмная сторона застилает мне взор. Представляешь, что будет, если я потеряю над собой контроль?
— Да, — мой голос показался мне гулким эхом вдалеке,
— машина смерти, для которой безразличен весь мир. — она посмотрела вдаль и грустно усмехнулась.
— Зато я поняла, почему нет ни одного представителя Терран, прожившего больше пяти тысяч лет. Это понимание само придёт к тебе со временем…
— Но мам… — я пытался собрать мысли, ответить, но не мог. Я понимал её. И ничего не мог не то что сделать, а даже сказать, и от этого было только больнее.
— Прости меня, Шейд. Я правда хотела бы ещё побыть здесь. Ты сделал место, где я смогла бы начать с чистого листа. Завести новых друзей, заняться новым делом, приглядывать за внуками и правнуками, постигать дальше Силу, развиваться, ведь в мире столько всего интересного! Но у Силы есть свои виды на это.
— Я понимаю. — сцепив зубы, отвожу взгляд, стараясь сохранить самообладание. Хотя бы внешне.
— Ну что ты, сынок. — на мою щеку легла механическая ладонь. — Всё так, как и должно быть. Дети живут, родители уходят. А я и так задержалась дольше положенного.
Прикрыв глаза, кладу свою руку поверх её.
— Я понимаю.
Сделав шаг, она меня обняла.
— Здесь я тебя оставлю, сынок, — в этот момент она сбросила с себя все оковы. Все барьеры. Я почувствовал все то, что она всё это время носила вместе с собой. Сильнее её обняв, шепчу:
— Спасибо, что присмотрела.
— Ну… Надо же было хоть кому-то тебя наставить.
— И пнуть. — добавляю, грустно улыбнувшись.
— И пнуть.
Отступив, держа меня за плечи, она смотрела прямо мне в глаза. Вместо обезличенной маски я видел её улыбающееся лицо. По её щеке пробежала слеза, но глаза, как и раньше, продолжали светиться любовью. Потускневшей, но не угасшей.
— Береги себя. И никогда не отчаивайся.
— Не волнуйся за меня. Я присмотрю за этими обалдуями, как ты за мной.
— Я знаю.
Медленно отступая, она стала растворяться. Пропитанная Силой оболочка уходила вместе с ней.
— Люблю тебя, сын.
Это были последние слова, которые я услышал. Силуэт исчез, а на землю упал безжизненный и почерневший мёртвый камень Силы, который служил для неё сосудом.
— Прощай… Мама, — поднимаю голову к небу.
Утерев слезу, подхожу к камню. Взяв его в кулак, возвращаюсь к перилам и опёршись, глядя в даль, тихонько напеваю:
— Как по лезвию ножа,
Тропою Силы ты бредешь.
Балансируя на грани,
Ты в Силе смысл обретешь.
Воспоминания понеслись в такт песне. Всё это время, она, как истинный дже’дайи, балансировала на грани. И сейчас она ушла в Силу, вслед за остальными.
— Свет и Тьма тебя зовут,
Они как призраки идут,
Но ты не сдашься, ты — Дже’Дайи.
Бороться до конца, не сдаваться, во что бы то ни стало сохранять баланс — вот истинная мощь дже’дайи. И никто не сравнится с ними в этом достижении. Ни кто не сравниться с ней…
— И как бы тьма не искушала,
Как бы свет не завлекал,
Ты устоишь.
И путь проложишь к цели.
Воспоминания о её стремлении к своей цели, о том, как она старалась меня защитить, ударили по сердцу с новой силой. Поручни под руками треснули, треснули и лежащие на крыше контейнеры.
— Будет сложен он, жесток,
Ошибок дар наш не прощает.
Ломает волю, душу рвёт.
И сердце… в камень обращает.
Да, в последние годы её сердце окаменело. Какую же волю нужно иметь, чтобы сохранить в этом камне любовь… Мама… Воистину, ты самый великий Дже’Дайи.
— Как по лезвию ножа,
Тропою Силы ты бредешь.
Балансируя на грани,
Ты в Силе смысл обретешь.
Свет и Тьма тебя зовут,
Они как призраки идут,
Но ты не сдашься, ты — Дже’Дайи.
Всегда помни, кто ты есть.
Помни Силу, забудь спесь.
Она не друг твой и не враг.
Не хозяин, не слуга.
Она — часть тебя.
Она подскажет верный ход,
Поможет сделать шаг вперёд.
Затем ещё один, ещё…
И так — пока ты не уйдешь…
Тропою Силой я бреду.
И в ней покой я обрету.
Нет, не лейте горьких слез,
Ведь я остался подле вас,
И пусть не видите меня,
Знайте — Сила внутри вас.
Я буду знать, что ты осталась…
Я буду знать, что ты со мной.
Тропою Силы, пойду я за тобой.
Да, придёт время, и я уйду следом за тобой, мама. Вессира, Хадия, Грисс, ребята… Я уверен, вы ждёте меня где-то там. И наша встреча ещё настанет. Ну а пока надо довести дело до конца, ведь я у самого порога. Осталось сделать всего-лишь один шаг.
— Вот и ушел последний Тайтонец… Последний Дже’Дайи, — грустно улыбаюсь.
И отмечаю, насколько правы были предки. Цикл неизменен. Старшее поколение уходит, и на его место приходит молодое. Что бы ты не делал, как бы не бился и что не использовал, есть вещи котороые непоколебимы. Они знали эту простую истину, оставили её в музыке, в песнях. О, Сила… Теперь я понимаю, что хотел мне донести мастера храма Бодхи и Акар Кеш. Сколько лет мне понадобилось, что понять такую простую мысль? Ох…
— Вот как у вас это получается? Вас давно нет, а продолжаете меня учить! — вновь говорю в никуда. — Да, мне до такого мастерства расти и расти.
