Эдвард уставился на Ала так, будто привидение увидел. Тот сперва не понял, в чем дело.
— Да на щеке! — нетерпеливо воскликнул Эд. — Ты что, прыгал в бочке с водопада? Или попалась ревнивая любовница?
— Много ты знаешь о любовницах, — отпарировал Ал, и тут сообразил, что Эдвард имел в виду шрам. — А, это… пустяк, в общем. Вчера заработал.
— Неужто бродячего котенка спасал? — фыркнул Эд. — Точнее, тигренка, судя по размеру…
— Почти, — улыбнулся Ал в ответ. — Одного старого приятеля… Его хотели линчевать. Странно, я раньше думал, это скорее для Юго-запада характерно…
— Что, серьезно?
Ал кивнул.
— Его подозревали в похищении детей. А дело, как на грех, осложняется тем, что он алхимик. Сам знаешь, что к нам у некоторых отношение…. Не такое. Так что я не стал рассказывать, что я алхимик.
Эд присвистнул.
— Ну ты влип… надо же было, что именно тебя они послали расследовать это дело! Нет, то есть я жутко рад тебя видеть и все такое, но, честное слово, мне было бы спокойнее, если бы ты был где-нибудь в Столице, гонялся за местными гангстерами.
— Кончай меня опекать. Мне через месяц тридцать три будет, если не забыл. И вообще, я женюсь скоро.
— Все равно я старше. Стоп-стоп! Как это женишься? — у Эда так и глаза на лоб полезли. — А я-то уж думал, ты в монастырь собрался! Эй, она хоть кто? Надеюсь, не очередное бедное создание, которое ты пожалел?
— Давай потом, а? — уклончиво произнес Ал. — Подозреваю, что у тебя мало времени и все такое…
— Было бы мало времени, стал бы я с тобой болтать, — Эд скривился. — Нет, времени у меня вагон. Чем ты думаешь, я в этой тайной организации занимаюсь?.. Сижу в своей комнате, читаю литературу из секретного фонда да в спортзале пот выжимаю. Скоро со скуки на стенку полезу.
— Я вообще ничего не думаю, — вздохнул Ал. — Я в первый раз слышу о какой-то тайной организации.
— Скучное дело, — Эд вздохнул. — Скучное и страшное… Банально как… как не знаю что. Я и сам до конца не разобрался. Между прочим, ты знаешь, что меня официально понизили в должности?
— Что?
— Ну да. В отделе-то ничего не знают, но якобы я тайно попал в немилость к фюреру. И вот эту-то информацию с большим трудом раскопал один из этих… эсеров.
— Каких эсеров?
— Постой, дай по порядку расскажу. Короче, нашли они эту информацию и пошли меня вербовать.
— Постой-постой, а почему твое понижение должны были держать в секрете?
— Потому что я герой войны, известная личность и всякое такое. Помнишь эту штуку забавную, что на алхимическом принципе работает, но без алхимии?.. Как там ее?.. Такое слово смешное…
— Телевидение, что ли?
— Ну да. Угораздило же меня тогда в эту передачу загреметь! Ну и наши с тобою юношеские подвиги припомнили. А эсеры — это, если помнишь, те ребята, которые перед самой Северной войной воду мутили. Ты мне еще рассказывал, что ты угодил в Лиор прямо во время мятежа.
— Да, — Ал потер ладонью лоб. — Я тогда, честно говоря, и не разузнал толком, кто они такие и чего хотят — не до того немного было. А что, серьезные ребята?
— Я в архивах посидел немного, когда это задание получил, — Эд пожал плечами. — В общем, сначала, при Брэдли, они были одной из нелегальных партий… ну, ты же помнишь, у нас ведь парламента не было. Потом, при Халкроу, они попытались было из подполья выйти, но их быстренько запретили: как ты помнишь, правили за Халкроу промышленники, а у этих господ идеология была такая… ну, социальной больше направленности, что ли. Социальное страхование, сорокачасовая рабочая неделя, пенсии по старости, декретные отпуска для женщин, легализация профсоюзов… Короче говоря, он и проповедовали что-то вроде того, чем Мустанг последний десяток лет активно занимается.
— Так это же нормально! — не понял Ал.
— Это было нормально, — покачал головой Эд. — Но после того, как их при Халкроу запретили, влияние и власть в партии захватили совсем уж радикальные элементы. Такие господа, общаясь с которыми надо карман рукой придерживать. У них демагогия была на уровне «все отнять и разделить», плюс националистические идейки. Вот они-то мятеж и развязали. Дальше — больше. После мятежа они притихли, и о них ни слуху ни духу не было. Но когда Мустанг поприжал крупные монополии, появилось подозрение, что эти самые монополии, которые раньше эсеров усердно пытались задавить, теперь, наоборот, с ними сотрудничают. Дают денег на подрывную деятельность. Как раньше, перед войной, северяне давали.
— И что?
— Вот меня и послали к ним внедриться, — пожал плечами Эдвард. — Стальной Алхимик, фу ты ну ты. Герой войны…
— Только не надо говорить так, как будто тебе собственная слава безразлична, — Альфонс улыбнулся. — Тебе же нравится, мой тщеславный брат.
— Ну…. Да, — Эдвард тоже улыбнулся, слегка сконфуженно. — Все-то ты про меня знаешь.
— Уинри бы сказала: «до седых волос дожили, а как мальчишками были, так мальчишками и остались».
— Не копируй так точно ее интонации, мне становится жутко.
Какое-то время они помолчали.
— Наш легкомысленный треп — это, конечно, хорошо, — тихо произнес наконец Альфонс. — Но скажи мне, пожалуйста, что это за истории с пропажей детей? И откуда взялась эта искусственная нога?
— Как раз над этим я работаю, — Эдвард посерьезнел. — Слушай, Ал, у меня пока полное впечатление, что мы имеем дело с организацией в организации. Меня завербовала внешняя. У них тут что-то вроде тренировочного лагеря, они меня сюда притащили, но, как было сказано, я тут ровным счетом ничего не делаю — только по вечерам речи слушаю местных лидеров и новичков в спортзале гоняю. Но что-то на этой базе творится. Есть помещения, которые очень хорошо охраняются: не так дилетантски, как у них тут все построено, а по-настоящему. Детей именно они похищают. Я видел последний раз, как они девочку привезли. И до этого видел, когда везли какого-то мальчика. Случайно получилось. Я пытался разузнать, но так и не получилось. В общем, с этим еще много связано, и я буду работать.
— Хорошенькое дело! — ахнул Альфонс. — Ты говоришь мне, что знаешь, кто похищает детей, и собираешься это просто так оставить?! Тут не расследовать дело надо, а вызывать спецназ из Столицы. Мне родителям этих детей в глаза смотреть.
— А мне задание проваливать! — зашипел Эдвард. — Ал, я все понимаю, честное слово! Потому я и оставил знак. Но у меня задание от фюрера, и, при всех его недостатках, хочу тебе сказать, что Мустанг в этот раз совершенно прав. Необходимо проникнуть в самое ядро организации, чтобы побороть ее.
— Борец… — Ал недовольно махнул рукой. — А мне что прикажешь делать?
— Я? Я тебе ничего приказать не могу. Ты мне по ходу операции не подчинен.
Братья невесело замолчали.
— Нет, действительно! Выходит, мое расследование практически закончилось? — недовольно сказал Альфонс. — Я уже могу рапортовать фюреру, что я встретился с тобой, и ты сказал, что это вроде как вне моей компетенции? А как я должен деревню успокаивать? Они же Ганса линчуют, ей богу!
— Включай свою гениальность, — Эд пожал плечами. — Слушай, мне тоже несладко! Эти эсеры… многое я бы тебе мог порассказать. Честно слово, то, как у них там это налажено, это полнейший бардак, но при всем при этом ребята так самоотверженно преданы делу политического фанатизма, что способны натворить немалые беды.
— Бардак, вот как, господин Элрик? Очень рад слышать, что вы такого мнения о нашей организации, — услышали они басовитый мужской голос. — А теперь встаньте, господа, но медленно. И не делайте резких движений. Держите руки над головой.
Альфонс и Эдвард медленно поднялись, сохраняя предписанные позы.
— Можете обернуться, — произнес человек. — Терпеть не могу стрелять в спину.
Братья развернулись.
— Вот, Ал, — процедил Эдвард сквозь зубы, — разреши тебе представить самого большого проныру нашей организации. Надо было предположить, что он выследит, куда я хожу.
— Ты всегда был неосторожен, братец, — углом рта ответил ему Ал.
Перед ними, утопая по колено в папоротниках, стоял высокий темноволосый человек с бледным лицом. Человек улыбался, на щеках играли ямочки. В вытянутой руке — левой — он держал большой черный пистолет неизвестной Алу модели. В дуле пистолета отражалось солнце. В траве стрекотали кузнечики.
Два часа до обеда выдались у Мари такими хлопотными, что в иное время и целый день может вместиться в такие два часа. Не успела она убрать «объект» в морозильный шкаф и вытащить из другого шкафа микроскоп (Мари не пользовалась им, наверное, с полгода поэтому он изрядно покрылся пылью и нуждался в регулировке), как к ней косяком повалили посетители. Странно свойство человеческой натуры! О том, что половина деревни набросилась на Мари с вилами прошлой ночью, эти люди предпочитали не вспомнить; зато все уже откуда-то знали, что приезжий инспектор ночевал у Мари. Нет, никто ее в потере «морального облика» не обвинял, даже наоборот: прослышав о том, что инспектор будто бы заверил всех, что дети живы, и обещал их найти и вернуть родителям не позже чем через два дня (по крайней мере, так сказал первый из посетителей Мари… десятый клялся и божился, что господин Элрик будто бы твердо заявил, что намерен найти пропавших до захода солнца), они заспешили к ней за подтверждением. Мари не успевала опровергать эти слухи. Это было трудно, потому что надо было и снять ненужный ажиотаж, и не отнять у людей надежду, и не упомянуть об «объекте», который был тут же, у нее в кабинете.
