И что же, спрашивается, никто не возмущался в курилках (пока не был принят закон о курении), спальнях и туалетах? А то нет! Но когда кто-то, возможно, и сами интерполовцы, взорвали несколько домов, где жители отказались устанавливать камеры, протестующих поубавилось. Теперь лишь немногие вспоминают, что было когда-то такое естественное право — на тайну частной жизни. Остальные буйно радуются новой демократии, живя в огромном шоу «За стеклом», и уже не помнят, как оно было раньше…
Конечно, за исключением Бессмертных. Эти-то не подотчётны никому.
«Дурак, тут же ни камер, ни беспилотников! — сказал себе Мэтхен. — Кто увидит — не оштрафует и не донесёт. Ибо некому: копов тоже нет». Чувствуя, что больше не выдержит, он повернулся к дереву и со вздохом облегчения расстегнул пуговицы в прорези.
Одна проблема была решена. Теперь бы выпить…
И, конечно же, гостеприимная земля Подкуполья отозвалась на немую мольбу, стоило повернуть голову и посмотреть через чахлые кусты. Он ожидал увидеть хотя бы лужу, но там оказалось целое озеро. Свинцово-серая вода лениво накатывала на берег, лизала, оставляя бежево-бурую пену, кучи неприглядного хлама на берегу. Земля на низком топком берегу была истоптана, будто сюда пришло на водопой стадо бегемотов — вот только в грязи отчётливо отпечатались подошвы сапог и ботинок. Значит, там не химикалии, а настоящая вода! И пьют же воду, пьют! И ему можно! А то во рту, похоже, скоро песчаные барханы образуются…
Доковыляв до уреза воды, Мэтхен припал к озерцу — и по-собачьи принялся лакать жидкость. Он забыл, что всего в километре отсюда построили ядерный могильник, потом стенки провалились, вода затекла внутрь и вымыла немало заразы, отчего самыми тёмными ночами вокруг могильника едва заметно светилась земля. Конечно, часть смертоносной воды из окрестностей могильника, и из-под расколотого саркофага стекла и в озеро. А потом уже сюда, как в безнадёжно гиблое место, вывели трубы, по которым с завода текли отходы. Да и селяне одно время бросали у берега трупы — они раздувались и лопались, выплёскивая в получившийся биореактор миллиарды бактерий. Ни один генетик не решился бы просчитать, как они мутировали и во что превратились в этаком рассоле…
Со временем, конечно, химическая дрянь пораспалась на составляющие, самые смертоносные бактерии выродились от радиации, радиация тоже выдохлась — видать, изотопы попались короткоживущие, или просочилось их не так много, и часть впиталась в грунт. Словом, водичка из озера уже не была смертельным ядом, как лет пятьдесят назад, но и пить её категорически не стоило — козлёночком станешь.
Впрочем, даже если б знал всё об озере отравы, он бы не остановился. Бывает, когда жажда оказывается страшнее боли и смерти.
От поглощения воды его отвлёк шорох в кустах. Затем раздался яростный, многоголосый мат — причём один из голосов показался смутно знакомым, а второй принадлежал женщине. Эрхард осторожно оглянулся — и обомлел.
С ними он уже встречался когда-то давно: не верилось, что всего лишь позапозавчера. Это была та самая, пусть уменьшившаяся в числе, банда каннибалов, которые напали на отряд изгнанников в самый первый день.
Осторожно раздвинув кусты, Мэтхен увидел, как десяток мутантов окружили Эири. Вся перемазанная грязью, избитая, с заломленными за спину руками, она стояла, пытаясь отбиваться от тычков и пинков — но гогочущим ублюдкам того было и нужно. Их интересовала не только еда: перед тем, как убить и сожрать, они решили вдоволь наиздеваться. Сейчас мутанты так напоминали «туристов» на броневиках, что ненависть взвилась испепеляющим пламенем. Куда-то исчез страх перед бандой, осталась только жалость, что забрёл сюда без оружия, и ещё — что у него нет смертоубийственных талантов Забойщика. Зато голова, несмотря на похмелье, работала чётко и плодотворно. Если противник сильнее, сделай так, чтобы сила обернулась слабостью. Не можешь победить в бою — придумай, как победить без боя.
Но что можно сделать в одиночку, когда не справились пятьдесят человек? Соображать надо быстро: вот-вот девчонку прикончат, и спасать станет некого. Стоп, а с какой радости он должен встревать? Она ему не жена — вот пусть двуглавый идиот сам и подставляется. Но если оставить её погибать, понял он, останется только топить совесть в пойле, да вылакать всё отравленное озеро и лужи вокруг посёлка, чтобы забыть.
— Шли б вы, ребятки, лесом, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Делать мне больше нечего, как с шакальём разбираться!
Заметив, как один из монстров повёл ухом, Мэтхен заткнулся. Ничего удивительного: там, где дальше десяти метров даже в полдень всё теряется в смоге, уши важнее глаз. Но монстр, похоже, не придал звуку значения. Эрхард успокоился: всё-таки не заметили.
Мэтхен улыбнулся: наконец-то на глаза попалось что-то подходящее, теперь он снова был не безоружен. Не автомат, конечно, но… Он осторожно потянулся за валяющейся в кустах массивной ржавой железякой — некогда она была ломиком для долбления льда, и до сих пор не до конца проржавела. Конец, хоть и покрылся бурой коростой, всё ещё был достаточно острым и твёрдым, чтобы пробить даже прочный череп. Можно бить, как копьём, но много ли у него шансов в ближнем бою? Всё-таки он — не Забойщик. А можно метнуть, но тогда он останется безоружным, и неизвестно, удастся ли попасть? Мэтхен не привык действовать молниеносно, на инстинкте, а время уходило, убегало, как песок сквозь пальцы. Ещё немного, и…
Туча смога накрыла радиоактивное озерцо вовремя. Дышать стало почти невозможно, зато отбило нюх и у каннибалов, а видимость снизилась метров до трёх. Пора! Мэтхен одним прыжком оказался рядом с мутантами. Лом с глухим, недовольным «бу-ум» обрушился на ближайшую голову, обозначившуюся во мраке. Обалдевший от такого мутант повалился в чёрную грязь, суча всеми семью конечностями — тремя ногами, двумя руками и двумя какими-то непонятными культяпками, вырастающими из бёдер сбоку. Ворвавшись в кольцо окружения, Мэтхен ухватил девчонку за руку. Едва они выскочили из кольца, остальные с рёвом и матерщиной бросились следом. Увы, удачно подвернувшееся облако уже уносил ветер.
«И к лучшему! — думал Мэтхен на бегу. — Ещё немного, и я задохнусь!»
Лом был тяжёл и неудобен, с ним их скоро нагонят. Размахнувшись, Мэтхен метнул его через голову — и, судя по матерному воплю, попал. Остальные продолжали преследовать, но хуже было другое. Через редеющий смог просвистел довольно приличных размеров булыжник — и, едва не задев голову Мэтхена, с грохотом ударил в дерево. Мутант, работающий у банды каннибалов за САУ, наконец, увидел цель и принялся опустошать свой «мешок». Ему не было нужды бежать: камни всё равно быстрее. Ну, разве что, немножко нагнать беглецов, чтобы они не пропали в пелене смога.
Над головами просвистели ещё три камня, потом ещё два. Один ударил девчонку в спину, заставив качнуться вперёд, и… с грохотом раскололся, будто ударив в толстенную бронеплиту линкора. Вспарывая нечистый воздух, во все стороны брызнули осколки. Как ни в чём не бывало, пленница побежала дальше — теперь стараясь держаться между Мэтхеном и преследователями. Она прикрывала его от камней — будто была уверена, что ей-то никакие булыжники не грозят. Действительно, ещё три увесистых камня раскололись о девичью голову. Один из них отряхнул с длинных волос пыль и грязь. Дразня, волосы засверкали чистой медью.
— Скорее! Не отставай! — кричал Мэтхен, надеясь, что в пелене смога не врежется в дерево или валун. — Где посёлок, знаешь?
— Знаю! Сама оттуда! Уже скоро!
Как и полагается по закону подлости, узловатый корень подвернулся, когда они уже понадеялись на спасение. Мэтхен почувствовал, что летит. Потом земля надвинулась снизу, он больно ударился грудью и всем телом — вдобавок, похоже, расквасил о скрытый в грязи камень нос. Машинально Эрхард-Эдик произнёс что-то матерное: этот как бы язык усваивался сам собой. Но топот за спиной стих: похоже, их потеряли в смоге.
Вытирая юшку, запалено пыхтя, Мэтхен сел в грязь. Забойщика такой кросс даже вспотеть бы не заставил, но не дружному со спортом интеллигенту пришлось выложиться до конца. Больше всего на свете хотелось просто улечься на стылую землю — и помереть. Сердце готово выпрыгнуть из груди, а тут ещё этот воздух, который, только вдохни поглубже, заставляет кашлять и чихать.
— Ты знаешь, где мы? — поинтересовался он. Во время суматошного бегства Мэтхен потерял ориентацию.
Эири огляделась. На взгляд Мэтхена, вокруг всё было одинаково: пустое, безлесое пространство, ровная как стол чёрная равнина, по которой стлались клочья смога. Тут и там попадались покрытые толстой чёрной плёнкой огромные лужи, скорее даже крохотные озёрца, из которых к небу поднимался склизкий камыш. Порой под плёнкой что-то бродило, скапливались пузырьки газа. Давление прорывало плёнку, и газы с противным хлюпаньем вырывались на поверхность. Мерзкая плёнка тут же смыкалась — и вскоре снова лениво колыхалась под порывами стылого ветра и давлением газов.
