Эйвери благоговейно молчал, глядя на Нотта, и чернила капали у него с пера. Этим летом он до последнего надеялся, что станет старостой, однако счастье почему-то привалило Долохову, который встретил друга на вокзале диким гоготом превосходства.
Однако провинившиеся ребятишки не разделяли чувств Эйвери. Один из них враждебно зыркал на слизеринцев из-за стёкол очков, а второй почти не обращал внимания на досадное препятствие: привстав на цыпочки, он вглядывался в темноту между стеллажами, как будто высматривая добычу.
— По пять баллов с каждого, — процедил Нотт. — Ещё раз увижу в непотребном виде — сообщу вашему декану. Вы позорите не только Гриффиндор, но и свои семьи...
Мальчишки молчали, переминаясь с ноги на ногу. В который раз Эйвери убедился, что Хаффлпафф и Райвенкло живут куда более мирно и счастливо, чем два остальных факультета: там не было ни испепеляющей гриффиндорской ненависти к врагам, ни холодной отстранённости слизеринцев.
— Идите, — наконец кивнул Нотт, и мальчики, сорвавшись с места подобно спущенным с цепи гончим, бесшумно исчезли в проходе между стеллажами.
Не в силах больше мучиться, Эйвери пододвинул изрисованный пергамент Нотту.
— Вот, — сказал он. — Альгиз можно нарисовать здесь, а можно рядом с Райдо. Тогда она просто станет сильнее. Защитит лучше.
— Пусть так, — кивнул Нотт, мало что понимая в рунах. Он забрал листок и книгу и добавил: — Встречаемся сегодня в гостиной, после отбоя. Если всё получится, — экзамены сдадим без проблем.
Эйвери приуныл. Ему, безусловно, хотелось порадовать родителей набором «Превосходно» на С.О.В., но он прекрасно понимал, что не блещет знаниями ни по Трансфигурации, ни по Чарам, ни по Зельям, и отличные оценки вызовут подозрение.
Где-то в другом конце библиотеки раздался глухой шум, как будто упала стопка книг, но он не обратил на это внимания.
* * *
Время до отбоя тянулось невыносимо медленно. Эйвери поужинал, взял с собой пару бутербродов, под столом налил во флягу тыквенного сока — вдруг ритуал затянется или случится что-то непредвиденное? — и поплёлся в подземелья.
Младшие курсы уже справились с домашним заданием и сейчас либо мирно рассматривали карточки от шоколадных лягушек, либо шушукались по углам, стараясь не мешать заниматься старшекурсникам, — насчёт этого в Слизерине было строго. Старшие же, загруженные куда больше, всё ещё занимались, и в гостиной был слышен шелест страниц и скрип перьев.
Эйвери присел на свободное местечко на диване. Ни о каком домашнем задании не могло быть и речи: он бы сейчас запросто всё перепутал, не в силах ни на чём сосредоточиться.
Напротив него сидели два каких-то второкурсника. Эйдан точно знал, что это второкурсники, потому что помнил, как в прошлом году распределялся один из них. Оба мальчика были чем-то неуловимо похожи, щуплые брюнеты с тонкими как птичьи лапки руками. Разница заключалась лишь в том, что один из них, низко склонившись над пергаментом, строчил эссе по Трансфигурации, и в его руке плясало куцее перо, а второй даже не открыл учебник, только быстро-быстро крутил в руке маленький ножичек. Про себя Эйвери тут же окрестил их заучкой и лентяем.
— Ну, дай списать... — протянул лентяй, видимо, не в первый раз, обращаясь к своему товарищу, а тот недовольно дёрнул плечом.
— Не дам, — отрезал он. — Иди лучше заклинания отрабатывай.
— Где? — спросил лентяй уныло.
— В спальне! — прошипел заучка, явно теряя терпение.
— Опять балдахин рухнет... — обречённо пробормотал ленивый ученик.
— Тогда пиши эссе, — посоветовал трудолюбивый.
— Да ну, не нравится мне всё это, — отмахнулся лентяй, и ножичек в его руке замелькал с удвоенной скоростью, а взгляд синих глаз мечтательно устремился куда-то поверх голов всех находящихся в гостиной. — Убегу я. Там, за Хогсмидом, говорят, пещеры есть... Вот на Пасхальных каникулах скажу, что домой поехал, а сам туда.
— Не городи ерунды, — проворчал заучка, не отрываясь от своего эссе. — Ты там умрёшь один в горах.
— Кто, я? — удивился лентяй, но ответа не получил.
«Я бы так не смог», — отстраненно подумал Эйвери, следя тем временем за миниатюрным лезвием, которое как будто вовсе не касалось тощих пальцев.
— Марш заниматься, — вполголоса произнёс он, обращаясь к лентяю. Тот медленно перевёл взгляд на него, а заучка так и вскинулся. Оба уставились на него с другой стороны стола. У заучки глаза оказались чёрными, смотрел он настороженно, как будто прикидывая степень опасности. Лентяй смотрел спокойно и изучающе.
— Сейчас, — сказал он и придвинул к себе учебник, но даже не удосужился открыть.
— Заниматься! — рявкнул неизвестно откуда взявшийся Долохов. — Позоришь факультет, chertyaka!
Появление друга означало, что он не отвяжется, как минимум, до отбоя, что ставило под угрозу весь ритуал, однако Антонин только хлопнул Эйвери по колену и вновь скрылся за дверью в коридор, — наверное, пошёл обжиматься с девчонками по тёмным углам.
Лентяй, которого староста пятого курса обозвал непонятным русским словом, зевнул и развалился на диване. Ножичек уже куда-то исчез из его руки.
«Всё-таки быть старостой хлопотно, — рассудил Эйвери, который в глубине души ещё не простил другу назначения. — Ходишь, шпыняешь нахальную мелочь, а им хоть бы что. Второй курс вообще бешеный какой-то, что Слизерин, что Гриффиндор...»
Осторожно осмотревшись, он обнаружил, что Крэбб и Нотт, сидя у камина, что-то обсуждают. Горы книг и пергамента вокруг них, наверное, должны были создать видимость работы, однако Эйвери готов был поклясться, что говорят они вовсе не о Высших Зельях.
В половине одиннадцатого в гостиной не осталось ни одного младшекурсника, да и старшие уже тоже начали разбредаться. Эйдан, который «читал» пособие по Чарам, держа его вверх ногами и не видя ни строчки, в который раз оценил обстановку. Теперь в длинной, немного мрачной комнате оставалось всего несколько человек. Вокруг стола со стоящей на нём моделью звёздного неба ходила задумчивая Андромеда Блэк, которая явно переживала творческий кризис в написании эссе для профессора Синистры. Амикус Кэрроу, пишущий одно и то же письмо уже третий вечер, в очередной раз рвал его и испепелял Инсендио. На соседнем диване какие-то шестикурсницы склонялись над пергаментом с вычислениями — учили Нумерологию. В углу, в самой тени, сидел с книгой староста мальчиков шестого курса, замечательный тем, что Эйвери никак не мог запомнить его фамилию: та скользила мимо ушей и не откладывалась в памяти, хотя Эйдан твёрдо выучил, что в ней целых четыре буквы «о» (Имеются в виду латинские «о», попарно складывающиеся в два сочетания «оо», — прим. авт.).
Наконец по подземельям прокатился удар колокола, возвещающий об отбое. В эту же минуту в гостиную ворвался нереально счастливый Долохов, просвистел через всю комнату и скрылся в спальне. Кэрроу решительно обмакнул перо в чернила и занёс над пергаментом, но вдруг зевнул и устало потёр глаза. Блэк, отчаявшись призвать вдохновение, сгребла пергаменты, забрала модель неба и ушла спать. Шестикурсницы ушли, забыв свои вычисления на столе, а староста с книгой исчез совершенно незаметно.
Ещё через пять минут в гостиной осталось только трое студентов; Эйвери поднялся с дивана и вопросительно посмотрел на своих сообщников.
* * *
— Здесь? — недоверчиво спросил Крэбб, пока Нотт взмахами палочки расчищал выбранную им комнату от пыли.
Эйвери, который никогда не забирался в подземелья дальше, чем коридор со статуей горгульи, только озирался по сторонам.
— Не стой столбом, помоги, — толкнул его Нотт, и пятикурсник поспешно принялся накладывать на пол и стены все известные ему чистящие заклинания.
Наконец комната была приведена в порядок. Светильники по стенам горели мягким зеленоватым светом — всякий волшебный свет в подземельях был только такого оттенка. В углу комнаты стояла накрытая чёрным платком клетка, в которой изредка копошился предназначенный для заклания петух, а на другом платке лежали чёрные свечи, кубок и короткий широкий нож.
Нотт тщательно запер дверь, наложил Заглушающие и отступил в сторону, давая другу право распоряжаться ритуалом самому. Крэбб снял мантию, засучил рукава форменной рубашки и шагами стал отмерять расстояние в центре комнате, прикидывая, где будет располагаться пентаграмма. Эйвери на всякий случай прижался спиной к двери, но смотрел во все глаза, ведь ни в каких ритуалах ему ещё участвовать не доводилось. Пока Крэбб мелом намечал контуры пентаграммы, Нотт оглушил петуха заклинанием и вытащил его из клетки, держа за ноги. Крылья петуха свесились в разные стороны, а голова безжизненно повисла, и Эйвери даже стало его на минуточку жаль. Крэбб тем временем уже поставил в центр пентаграммы кубок и несколько раз на пробу взмахнул ножом. Эйдан ёжился у двери: на светлый ритуал никак не тянул, и ему было и страшно, и радостно, что его допустили участвовать вместе со старшими.
