Однако майор Элрик был тверд, и мальчишкам пришлось уйти.
— Ну что… — обратился он к Мари, когда они остались вдвоем в палате. — Теперь ваша очередь. Думаю, мне стоит рассказать последним…
— Конечно, — Мари кивнула.
— Я включу диктофон, — Эдвард потянулся левой рукой к столику и подобрал с него маленькую темную вещичку. — Чтобы вам не пришлось повторять дважды.
Мари снова кивнула и начала рассказывать.
Она говорила очень коротко и сухо, опустив все не относящиеся к делу личные подробности. Но о Хромом Гансе и о драке упомянула — не называя, правда, имен сельчан. И вообще, обошла этот вопрос: по ее словам получалось так, что отшельника ходила бить не вся деревня, а только несколько человек, находившихся в состоянии шока от вида отрубленной детской ножки.
— Да… ножку эту я сделал, — поморщился Эдвард. — Тогда это показалось мне удачной идеей. С другой стороны, у меня тоже есть какое-то оправдание: первый раз довелось участвовать в похищении детей.
— У всех есть оправдание, — кивнула Мари.
— Мне понятно ваше беспокойство. Мы не будем возбуждать уголовное дело против ваших односельчан, — кивнул Эдвард. — Тем более, что ни сержант Вебер, ни Ал не направляли официального рапорта. Продолжайте, прошу вас.
Мари продолжила. Сказала о подозрениях инспектора Элрика, о том, чем он занимался с утра, о настроениях среди жителей… в общем, не так много и надо было рассказывать. Эдвард задал несколько уточняющих вопросов, сугубо по делу. В частности, о том, успела ли она исследовать ногу и о том, как именно она проводила осмотр Михаэля. Потом выключил диктофон.
— Спасибо, доктор Варди, — кивнул он. — Вам не придется больше давать показания. Разве что на суде. Но когда он будет — я не знаю.
— Спасибо, — Мари кивнула.
— Не за что… — он вздохнул. — Сейчас моя очередь рассказывать. Мне придется быть откровенным, потому что мне надо, чтобы вы ответили мне на несколько вопросов… но Мари, предупреждаю: это строго секретно. Вам не придется давать подписку о неразглашении, но…
— Я понимаю, — кивнула Мари. — Да и вряд ли мне захочется кому-то рассказывать.
— И тем не менее.
Эдвард глубоко вздохнул и начал.
То, что вы прочитаете ниже — это не совсем его рассказ. Все-таки некоторые детали он обходил по соображению секретности, кое-что просто сокращал. Однако история в том виде, в каком Мари узнала ее в итоге, выглядела так…
В то самое время, когда Ал разбирался с незадачливыми заговорщиками и полными энтузиазма, но неопытными в силу крайней юности диверсантами из Маринбурга, Эдвард, руки в карманах, губы что-то эдакое насвистывают, подходил к КПП. КПП представлял собой ворота и будочку рядом с ними, замаскированную под землянку. В будочке сидел часовой в военной форме: буде сюда забредет кто из местных жителей, предписывалось внушить ему, что тут секретная военная база и напугать до бесчувствия, чтобы никому не рассказал.
Впрочем, забредали редко — заговорщики знали, где осесть. Гнилая Чаща, как-никак. Гнилой она прозывалась потому, что в начале века тут действительно была военная база, на которой проводились испытания химического оружия. Разработки были признаны неперспективными (читай, денег не хватило), базу свернули… но ушлые эсеры раскопали в архивах данные и заняли пустующую жилплощадь. Химикаты с той поры не то успели уже выветриться и не унюхивались, не то — более вероятно — их вывезли и уничтожили, так что заговорщики благоденствовали на всю катушку.
С другой стороны, если ребята действительно хотят захватить власть в Аместрис, может быть, химикаты не все выветрились? Что-то осталось? Что-то, не самым лучшим образом влияющее на умственные способности…
Эдвард подошел к КПП с самым независимым видом, на который он был способен. А способен он был на многое, ибо с ранней юности тренировался в искусстве производить нужное впечатление (нужное — не значит «приятное»).
— Господин Элрик! — вахтенный был неприятно удивлен его появлением. — Вы же… — он машинально бросил взгляд на свой журнал, но нужды не было: не подлежало сомнению, что никуда Эдвард Элрик не выходил.
— Что «я же»? — прищурился Эдвард. — Черт побери, ты меня собираешься пустить, или нет?.. Я так обед пропущу!
— Сейчас разберемся, — твердо ответил вахтенный. — Вы же прекрасно знаете: необходимо разрешение, чтобы выходить за периметр…
— Я — государственный алхимик! — Эдвард изобразил на губах «презрительную усмешку среднего радиуса поражения», как называла эту гримасу Уинри. «Большого» радиуса бедняге КППшнику по чину не светило в любом случае. — Какие могут быть пропуски?
Дежурный много чего мог бы сказать насчет пропуска и насчет положения государственных алхимиков в иерархии тайного общества, однако сдержался. Так и должно было быть: ведь эсеры держали Эдварда за «гениального придурка», который ни в чем, кроме своей науки, не соображает. А гениям, равно как и придуркам, позволены некоторые капризы. Более того, если гений не капризничает, посредственности их просто не понимают. У них это в образ гения не вписывается.
— Я сейчас позвоню, — сказал вахтенный, уже снимая трубку. — Подождите…
Что-что, а ждать Эдвард не любил. С детства. Исключения он делал только для тех случаев, когда без ожидания было не обойтись. Но сейчас… о, сейчас ожидание только вредило.
Он подумал, не стоит ли ему попросту врезать дежурному в челюсть (правой рукой, разумеется). Однако идею эту быстро отбросил. Ему надо попасть вовнутрь, узнать все, что он хочет узнать, а потом… а потом решать по обстоятельствам. Эдвард не исключал, что придется действовать по самому кислому (но и самому заманчивому) варианту, а именно: разнести тут все, что можно, и как можно быстрее, чтобы задержать этих гадов. Потому что, похоже, до сегодняшнего дня он масштаба их подготовки недооценивал. Что если все у них совсем уже на мази, и они могут выступить в любой момент?..
Дежурный уже набрал номер и сказал несколько коротких фраз. Эдвард по-прежнему разыгрывал из себя невесть что и со скучающим видом разглядывал свои руки в перчатках, словно любуясь несуществующим маникюром.
Через некоторое — очень недолгое, буквально несколько секунд — время ворота приоткрылись, и оттуда вышло двое. Одного Эдвард знал даже по имени — Леонардо Пикколо — второго только в лицо: раскланивались пару раз в столовой. Леонардо считался заместителем начальника по безопасности, и, едва Эдвард прибыл на базу, разговаривал с ним в своем кабинете. Запугивал.
Тот еще жук, короче говоря.
— Что случилось, Джексон? — рявкнул Пикколо.
— Да этот Элрик… — начал вахтер Джексон, и тут…
И тут «этот Элрик» решил, что ворота все равно открыты, ждать ему больше нечего, а посему спокойно можно бросаться с кулаками. Что он и сделал. Бросился.
А когда Эдвард Элрик на кого-то бросался, бросок этот, обычно, выходил очень успешным. Пикколо, которого Эдвард счел самым опасным, упал как подкошенный. Еще удар — и ошалевший, не успевший ничего сделать помощник Пикколо валится на утоптанную землю дубовой колодой.
Однако Эдвард совсем забыл про вахтенного. Тот как раз схватил винтовку и направил ее на алхимика.
— Не двигайся, Элрик! — воскликнул он. — Так я и знал, что ты предатель! И попробуй только хлопнуть в ладоши!
— Эй, эй, не нервничай! — Эдвард покрутил ладонями в воздухе. — Ну, хочешь, я вообще их на стойку положу, ручки мои?
Положил. Вахтенный, по-прежнему держа его под прицелом (ружье он положил на плечо), потянулся оставшейся относительно свободной рукой за кнопкой вызова подмоги. Он при этом он старался не выпускать из вида ни одного движения Эдварда — та еще задачка. А указательный палец правой руки государственного алхимика, выпачканный в крови, водил и водил по стойке…
Глаза Джексона расширились, палец нажал на курок. Одновременно с этим последовал и взрыв.
Ал без труда нашел «подозрительный» бункер. Определил он его по двум очень простым признакам: во-первых, это был действительно первый бункер, который встретился ему по пути (все-таки Эду случалось правильно указывать направление), во-вторых, двое часовых, охраняющих дверь, не сорвались на взрыв и никуда не побежали. Они продолжали исправно нести охрану объекта. Если Эд говорил правду о бардаке, который царил в этом лагере, то они не могли охранять ничего, кроме особо выдающегося объекта.
— Привет, ребята! — Ал пошел к часовым, дружелюбно улыбаясь. — Как служба?
Часовые как-то даже слегка обалдели. Но ребята — совсем юные мальчишки, лет по двадцать, наверное — были тренированы хорошо, посему почти сразу начали вскидывать автоматы. Молодцы! Будь их подготовка чуть получше, у них был бы даже шанс его достать…
